Ладога

Добрый маленький Голбечник! А ведь он опять был прав. Где искать дорогих сердцу людей? Эрика любовь ведет, а моя любовь лишь плакать умеет – не подсказывает пути-дороги…

Я осела на пол, всхлипнула:

– Что же мне делать? Что? Останусь с Ядуном по кромке плутать – рано или поздно сыщут меня Эрик с Чужаком, бой будет, а чем он кончится, все ведают… Убегу, найду своих – Ядун свару затеет… Не найду – зачем бежать тогда? Что же делать-то?

Мохнатая ручка опустилась на мою голову, теплый голос прошептал на ухо:

– Не убивайся так…

Я давно доброго участия не видела, затряслась, прижимая к себе эту ласковую руку:

– Эрик там! Эрик! Муж мой…

– Так вот чего ньяра на кромку понесло… – удивленно протянул мохнатик. – А я-то думал – брешет Ягая…

Я кивнула. Да, из-за меня Эрик на кромке оказался… Из-за любви моей горькой, счастья ему не принесшей…

Голбечник склонился к самому моему уху, зашептал горячо:

. – Я тебе не указ, но коли любишь ты ньяра своего, коли хочешь, что б жив он остался, – пойди на сделку с Ядуном…

Какую сделку? Почему?

– Пораскинь мозгами да придумай, как мужа от беды уберечь, – пояснил мохнатик. – А взамен предложи Ядуну что-нибудь…

Что я Ядуну предложить могла? Одного он хотел – спровадить меня в темные Триглавовы владения. Но Эрик… Биться с Бессмертным глупо и страшно… Как буду я жить дальше, зная, что навеки закроются ясные зеленые глаза, сомкнуться нежные губы? Как жить стану, ведая, что не спасла мужа от верной смерти? И не только его… Медведя, Лиса, Бегуна… А Олег? Как будет без него Беляна? Кого назовет отцом его ребенок?

Огромные карие глаза поглядели на меня, далекий отголосок пропел: «Дождись их! Дождись…»

Нет, нельзя мне их ждать, Беляна. Нельзя смерть им кликать…

Я подняла глаза на Голбечника:

– А волх?

– Волх Магуре обещал, – потупился тот. – Да ты о нем не волнуйся – волху его дорога давно ведома. Он с пути не свернет, даже если встретит кончину лютую, а ведогонов твоих спасать надо…

Надо. И знаю как…

Ядун из бани пришел веселый, распаренный, даже румянец на впалых щеках проступил. Бросил на лавку мокрое полотенце, покосился на меня:

– Все упрямишься?

Я собралась с духом, попросила прощения у Эрика, что не дождалась его, и начала:

– Я пойду к Триглаву, Ядун, но с условием.

Он аж до потолка подпрыгнул, полыхнул глазами:

– Одна новость другой лучше! Каково же условие?

– Коли разойдешься со спутниками волха миром… Он сел на лавку, задумался.

– Я о волхе не прошу… – чувствуя себя последней стервой, сказала я.

Он поморщился:

– Они же сами на меня полезут! Эрик твой по дури – тебя выручать, а другие – следом, точно бараны за вожаком…

Я стиснула зубы:

– Отправь меня сейчас к Триглаву, пока они нас не нашли!

– Не могу. – Ядун озадаченно потер ладони, видать, сам запереживал. – Теперь один путь – через Семикресток.

И заметив мой недоуменный взгляд, пояснил:

– Это месте такое, где семь дрог сходятся и расходятся. Волх тоже туда пойдет. Ему это место ведомо…

Боги, боги! Почему так настойчиво сталкиваете моего милого со смертью? Почему не даете выбора?

Я зажмурилась. Не осталось у меня иного выхода… Пусть предам любовь свою и веру, а любимого от гибели сберегу!

– Послушай, Ядун! Коли опередим их – сама я за кромку шагну, а коли столкнемся на Семикрестке – отрекусь от Эрика! Велю прочь убираться без боя. Но пообещай, что не убьешь их, не покалечишь…

– Обещано!!!

Ядун взлетел с лавки, обнял меня, закружил по горнице…

Голбечник вылез из угла, отважно сунулся ему под ноги:

– Ты, Бессмертный, нерушимый обет дай! А то ты и соврешь – недорого возьмешь!

– Как смеешь! – Кулак Ядуна поднялся над маленьким незнатем, но замер, мной остановленный:

– Клянись, Ядун! Иначе и я от слов своих отрекусь!

Жрец скорчил недовольную мину, засопел, а потом вытянул из своей котомки потертую телятину и острую палочку. Уселся, заскоблил что-то непонятное. Закорючки, черточки – неведомые, загадочные руны…

– На, – он протянул мне телятину. – Кровью прижми!

Я вгляделась. Что разберу, когда ни значочка в сих рунах не ведаю? Голбечник вылез из-за моей спины, принялся шевелить губами, будто читая… Неужто понимает? А не обманет ли? Может, все это – ловушка Бессмертного? А Голбечник – его хитрый прихвостень?

– Тут неверно, – придирчиво заявил маленький хозяин, ткнув пальцем в руны. – Написано только – что она шагнет, коли ты их не убьешь, а надо – коли она шагнет за кромку, так ты их тоже не убьешь…

– Какая разница?! – разозлился Ядун.

– Большая, – не уступал ему Голбечник. Черные глазки сверкали, курносый нос зло сопел над рунами…

– На, подавись! – Ядун исправил руны, сунул под нос мохнатику.

– Крепи, – кивнул тот мне. – Теперь все верно…

Я достала маленький ножичек, полоснула по пальцу, капнула на телятину. Кровь расплылась бурым пятнышком и сразу прикипела-высохла. Теперь не было мне пути назад… Сама себе участь избрала… Как все ведогоны…

А на другое утро поднял меня Ядун засветло – потянул в дорогу. Я ночью последние слезы выплакала, со всеми распрощалась, кого любила. Потому и пошла за жрецом следом спокойно и с улыбкой… Два дня так шла, а на третий вывел он меня в огромное поле. Бежали по полю дороги змеями, скрещивались все в одном месте, будто ноги паука громадного, и вновь расходились, каждая в свою сторону…

– Семикресток, – сказал Ядун. – Ты готова?

Вспомнились мне глаза Эрика, вспомнился маленький мохнатый Голбечник, вредный Межевик, серьезная неулыбчивая Беляна, суровый, будто из камня сотворенный, Олег…

Мелькнуло все перед глазами – мелькнуло да пропало…

– Готова, – ответила.

И пошла по ровной земле к Семикрестку – последнему месту, где еще светило для меня солнце, где еще оставалась хоть малая надежда…

СЛАВЕН

Как Кутиха мыслила, так и вышло – никто меня не остановил. Сколь раз пробегали мимо возбужденные да злые вой, а на меня и не глянули – мужика сыскивали, не бабу…

И лес я споро одолел – не зря дорогу запоминал, пригодилась. Ворвался в избушку лесную ураганом, чуть дверь не смел…

Болотники, меня завидев, окружили, заговорили разом, расспрашивая. Многое объяснять не понадобилось – как услыхали, что попали наши в беду, мигом собрались, вскинулись на лыжи. Уж воевать изготовились, но…

– Нельзя! – Лесной Хозяин загородил дверь могучим телом, врос в пол, словно камень. – Нельзя по нашему лесу в сумерках ходить.

– Пусти! – Бегуну на месте не стоялось.

– Нельзя! – повторил Хозяин, да и Полета ему подпела:

– Сами сгинете – никого спасти не сможете…

Я покосился на болотников. Горели у них азартом лица – засиделись, вестей дожидаясь, а девка все же права была – коли сами помрем, кто ньяру и волху поможет?

Хозяину дверь загораживать надоело, ругнулся в сердцах:

– Кабы знал, что еще уговаривать придется!..

Да, хороши оказались гости, волхом приведенные. Не каждый раз этакие беспокойные попадаются…

– Не надо уговаривать. – Я отошел от двери. – Остаемся, переждем до рассвета.

– Как ты можешь?! – Бегун расстроился, взвизгнул аж. Да и Лис набычился.

– Остаемся!

Я голоса не повысил, а они уже попятились от входа, хоть и глядели по-прежнему волками. Ничего, пусть лучше подуются немного, но живыми останутся. Ночь – на кромке время не лучшее, да и как мне обратно в городище войти? Небось ищут еще…

Ночь холодной и злой показалась. Не грели шкуры, в три слоя накинутые, не шел сон. Вспоминалась сторона родная, Беляна, хирдманны Ролловы… Сколько еще не спать, о родных краях думая?

С первыми лучами солнышка Бегун вскочил, всполошил всех:

– Пора!

Теперь никто с ним спорить не стал, даже Хозяин.

Знакомой тропкой, мимо поляны, где ньяр ногу поранил, мимо елей, под которыми от Багряна скрыться думал, мимо реки, на Мутную похожей… Быстры ноги, когда сердца на выручку спешат…