Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 33

3. КАКОЙ ПОРЯДОК ВОЗМОЖЕН В РОССИИ?

В докладе годичной давности анализировались три возможных сценария приспособления российских органов власти к наступившему после 17 августа периоду распада режима “либеральной стабилизации” 1992— 98 гг. Развитие событий показало правильность анализа расстановки игроков на политическом поле, хотя и внесло ряд уточнений (например, усиление роли Генпрокуратуры как “ахиллесовой пяты” режима).

Эти три сценария были названы в докладе: 1) “антилиберальный консенсус” (частично реализован правительством Е.Примакова, что и явилось одной из причин его отставки); 2) переход к либеральной диктатуре, основанный на импорте Кремлем уже прямой (а не только финансовой или информационной) криминальной силы; 3) попытка номенклатурной реставрации (на базе возможностей управления делами президента и друзей “семьи”).

Август 1999 года Россия вновь встретила на перепутье. Исчерпав относительно “мирные” способы политической борьбы и ощущая, что при дальнейшем укреплении “антилиберального консенсуса” (связки правительство— Федеральное собрание— Центробанк) конструкция ультрапрезидентской республики неизбежно рушится, Б.Ельцин в своем ежегодном послании Федеральному собранию подтвердил верность “великому курсу реформ”, оказавшись перед выбором между опорой на “семью” и силовиков, с одной стороны, и искушением возврата к власти проверенных “младореформаторов” (от А.Чубайса до Г.Явлинского) — с другой. Весной— летом 1999 г. сформировалась “гремучая смесь” этих вариантов, которая выплеснулась в информационной войне разных крыльев либерал-приватизаторов России.

Вновь зададимся вопросом: насколько сегодня может быть устойчива номенклатурная консолидация власти, управление элитой через систему спецраспределителей в стремительно нищающей стране? Здесь вопрос не столько в моральных качествах наших министров, депутатов и сенаторов (степени их “продажности”), сколько в оценке возможности подавления Кремлем конкурирующих центров, владеющих другими (номенклатурными) ресурсами: идеологическими (КПРФ), сырьевыми (Газпром, ряд нефтяных и металлургических компаний), административными (правительство РФ, администрации Москвы и регионов), финансовыми (Центробанк, банки, экспортеры), информационными (СМИ).

При противоборстве Кремля с центрами “антилиберального консенсуса” (коалиция Примаков— Лужков— губернаторы, КПРФ) будет, по всей вероятности, форсирован сценарий новой “либеральной революции” , движущими силами которого станут либо все строители режима 1992— 98 гг. (от А.Чубайса с его “тремя политическими попугаями” и Б.Березовского с его генерал-губернатором до В.Черномырдина, В.Жириновского и Г.Явлинского), либо новая генерация жаждущих власти теневых бизнес-”авторитетов”.

На чем может быть основан этот проект реставрации фиктивной экономики и политики? Каким образом можно вновь собрать ресурсы под обанкротившийся проект (миф) “великих либеральных реформ”?

Как показывает опыт г-на Мавроди, в России можно входить в одну и ту же реку “добровольных пожертвований” на благо пирамидостроителей неоднократно. Исчерпав сладость таких фантомов, как “рыночная экономика” (что она делает с населением страны, стало отчетливо видно после 17 августа), “политическая демократия” (кто приходит к власти в условиях беспредела через современные избирательные технологии и контроль над избирательными комиссиями, поняли слишком многие), режим обороняет последний редут — “права человека” (как сказано в последнем послании президента Б.Ельцина: наша цель и наш главный ресурс — “свободные люди в свободной стране” ).

Итак, последний бой разворачивается на информационном поле, ведь главные создатели “пространства свободы” в нищей стране — электронные СМИ. Как-то в “Итогах” прозвучал диалог двух бывших: вице-президента А.Руцкого и министра иностранных дел А.Козырева. Последний, называя себя “прозападным” политиком и желая защитить позицию дружественного нейтралитета в отношении действий НАТО в Югославии, патетически пророчествовал: “Когда за вами придут, вспомните единственных друзей России: Саддама Хусейна, Слободана Милошевича и полковника Каддафи” ,— при этом почему-то вспоминая, что мы были со странами НАТО союзниками во Второй мировой войне. Другой его аргумент: только Запад может дать России необходимые технологии и инвестиции (как будто не “герои 17 августа” закрыли России доступ на мировые финансовые рынки).

Е.Киселев, видимо, желая “припереть” А.Руцкого к стенке, задал ему вполне логичный вопрос: “Если мы считаем НАТО и США агрессорами, может быть, честнее отказаться от их экономической и продовольственной помощи, прервать переговоры с МВФ, отказаться отдавать долги?” Это — хороший вопрос, потому что он “переворачивает” проблему возможного внутреннего порядка в России, заставляя нас откровенно и жестко спросить себя: какую Россию допустят в формирующийся “новый мировой порядок” его архитекторы и заказчики?”

4. ЧЕТВЕРТАЯ ЛИНЬКА“ МИРОВОГО РЫНКА”

За активно продаваемыми всему миру ценностями “открытого общества” американского образца (теория “агрессивного маркетинга” ценностей приобрела наиболее законченные формы на рубеже столетий, точно так же, как сто лет назад была доведена до логического конца теория классовой борьбы) стоят интересы. Каковы эти интересы, где эти основные центры силы, формирующие контуры глобального порядка наступающего столетия?

Это — не финансовая олигархия (мировая или отечественная). Потому и не действенны больше рецепты классовой борьбы или гражданского общества, что рынок капитала перестал играть системообразующую роль в глобальном разделении труда, в управлении концентрацией и распределением ресурсов. Начало процессу освобождения мира от цепких объятий финансовых акул было положено в тот момент, как два студента в гараже собрали первый персональный компьютер (Apple), а еще два неприлично молодых человека создали универсальную операционную “оболочку” (Microsoft). В это же время формировались глобальные информационные сети (BBC, SNN и др.).

От управления инвестициями ведущие корпорации, а затем и страны перешли к управлению ожиданиями. В этот процесс интегрировались и банки, прежде всего — несколько ведущих американских банкирских домов (рынок дериватов к началу 90-х годов в 8— 12 раз превысил объем мирового ВВП, причем львиная часть этих производных финансовых инструментов, суть которых заключается в управлении ожиданиями, эмитирована в США).

Итак, рынок информации опосредовал и включил в себя исторически более ранние рынки (труда, товаров и капитала) в качестве элементов, свойства которых диктуются интересами целого. То есть произошла четвертая линька “мирового рынка”. Если в 70— 80-х годах миром управляла “техноструктура” (Дж.Гелбрэйт), т.е. бюрократия ведущих финансово-промышленных корпораций, то в 90-е годы — “инфоструктура”, главными составными частями которой являются частные и государственные масс-медиа, индустрия развлечений и Интернет.

Формирование глобальной “виртуальной реальности”, в которую может войти каждый и которая вроде бы ничего никому не диктует, делает информационные “поводы” и фантомы гораздо важнее реальных фактов и событий (так, для НАТО важнее выиграть информационную войну, чем реальную, поскольку именно в ней западный обыватель определяет победителей). Постепенно именно в такие инструменты превращаются и мировые финансовые институты: МВФ, Всемирный банк и др. Им, как это показал последний кризис в Бразилии и продолжающийся кризис в России, гораздо важнее убедить своих акционеров и “впечатлительных” частных инвесторов в следовании “генеральной линии” вашингтонского консенсуса, чем в реальных результатах многомиллиардных кредитов.