Страница 14 из 29
Впрочем, тактика действий ПВО также поражает изобретательностью. В первые дни натовцы охотились за радиолокационными станциями сербов, стремясь "ослепить" сербское ПВО. На самолетах НАТО противорадиолокационные ракеты "харм" вообще запускаются сами, без команды пилота. Но сербы стали включать станции через "зеркала", установленные в нескольких сотнях от самой станции щиты, обтянутые металлической фольгой, от которой луч РЛС отражается в небо. С тех пор натовцы лишь бессмысленно дырявили "зеркала", записывая на свой счет "уничтоженные сербские РЛС". Учитывая высокую насыщенность натовских самолетов средствами борьбы с РЛС объектами, ПВО почти полностью перешло на работу в "пассивном" режиме. Пассивный режим — это работа по источникам самого самолета: теплу, излучению, металлу. В этом случае самолет до самого попадания ракеты обычно не знает об атаке. Но для обнаружения маловысотного — до ста метров "томагавка" — этого явно недостаточно…
В паре километров отсюда расположена батарея капитана Вангела Милковского. Она известна тем, что недавно сбила натовский вертолет. Меня обещают познакомить с "дедом" — наводчиком "Праги" — Радо Стекичем, который его обнаружил и сбил… Но только утром. Так как скоро может начаться налет на Белград.
А пока командир рассчета одной из "Стрел", приданных батарее, Саша Гочманац рассказывает, как ими был сбит "натоавион":
"Био сам надежурству. Са мном у смени возач (водитель) Зоран Екич. Су перви уочили (первые увидели) жуту тачку на небу. У два сата после поночи (в два часа ночи) — Визулио сам е уочио, цеьао и лонсирао ракету (подготавливаю и пускаю ракету) Детонация. Ускоро подтвержено да е авион погочен (пришло потверждение что самолет сбит)".
Тревога!
Расчеты тотчас разбегаются по установкам. Кустарники оживают, шевелятся, задирая оплетенные ветками стволы в небо. Пришла информация о взлете натовских самолетов с авиабаз.
Тело привычно облачалось в высотный компенсирующий костюм. На голову опустился и щелкнул в зажимах гермошлем. Ступни и лодыжки плотно обхватили тубусы ботинок. Он встал и тяжело, как средневековый рыцарь, зашагал к выходу. На улице после прохладного кондиционированного воздуха зала высотного снаряжения горячим упругим жаром ударил в лицо средиземноморский ветер. На стоянке, недалеко от входа, замер его "сражающийся сокол" F-16. Там его уже ждал техник. Прямо в лицо щерился широкий зев воздухозаборника, и ему на миг показалось, что самолет похож на какое-то чудовище, готовое проглотить его. Под плоскостями на пилонах подвески висели в замках тяжелые чушки самонаводящихся бомб, напоминающие огромные шприцы. С куцых "игл" — блоков наведения механики — торопливо и быстро снимали флажки предохранительных чек. По высокой стремянке он поднялся в кабину и опустился в кресло, сразу заполнив собой все пространство. Теперь он напоминал личинку, погребенную внутри огромного кокона из стали, пластика, дюрали и графитной ткани. Личинку, ставшую мозгом самой совершенной машины смерти, — боевого сверхзвукового бомбардировщика…
…Эта война слишком долго тянется…
С первых ее часов он мечтал только об одном — скорее бы все закончилось. Скорее бы Милошевич сдался, скорее бы был подписан мир, скорее бы они покинули эту землю. Ему было глубоко наплевать на каких-то там хороших албанцев, которых он должен защищать от плохих сербов. Он вообще с трудом представлял, чем они отличаются друг от друга и почему воюют между собой. Он лишь знал, что его страна должна еще раз показать всему миру свою силу и демонстративно жестко покарать осмелившихся усомниться в этом сербов. Все очень просто…
Он еще надеялся, что вся война уложится в семьдесят два часа, как это обещал генерал Кларк. Что за это время сопротивление сербов будет подавлено. И что максимум за две недели все будет закончено. Что сербская ПВО не представляет никакой угрозы и безнадежно устарела, что работа пилотов будет напоминать игру на тренажерах…
Прошло трое суток, потом пятеро, потом неделя. Уже давно действовал жесточайший приказ не опускаться ниже шести тысяч метров, уже весь мир увидел обломки гордости американских ВВС "невидимки" F-117. Уже вывезли трупы спецназа со сбитого вертолета, летевшего за очередным сбитым летчиком. А война все не заканчивалась. И с каждым вылетом вокруг него затягивалась какая-то невидимая петля.
Откуда-то снизу, из зеленой лесной бездны, из черного безвестия душа деда кричала ему об опасности…
Было что-то мистическое в том, что спустя пятьдесят пять лет его внук на высоте одиннадцати километров пронизывает в ледяной пустоте небо, в которое безотрывно и слепо смотрит его дед…
Левая ладонь привычно отжала от себя "руд" — рычаг управления двигателем — и обвальный грохот очнувшегося от сна чудовища затопил окрестности. Мягко опустился прозрачный панцирь фонаря, отсекая, заточая его в чреве дракона. Выруливая на полосу, он еще успел подумать о том, что сегодня заканчиваются семьдесят пятые сутки этой войны…
За семьдесят шесть дней войны натовская авиация выполнила более тридцати тысяч боевых вылетов. Группировка самолетов достигла численности в 1200 боевых машин. На Сербию было сброшено более ста пятидесяти тысяч тонн бомб и около полутора тысяч крылатых ракет различных классов. Общие расходы НАТО на эту войну составили более пятидесяти миллиардов долларов США.
В одном только Белграде 273 раза звучала сирена воздушной тревоги. Атаке подверглись больше тысячи объектов на территории Сербии, не имеющих никакого военного значения.
Вокруг Сербии была стянута шестидесятитысячная группировка НАТО, которая включала в себя больше тысячи танков и БМП, двести вертолетов различного назначения, пятьдесят кораблей, включая три авианосца…
Несмотря на полное численное и техническое превосходство, НАТО так и не решилось на проведение сухопутной операции, и лишь через переговоры и дипломатическое давление добилось от Сербии вывода войск из Косово.
Никакой военной победы в последней войне тысячелетия НАТО не одержало…
Слободан увлекает меня с положая в лес: "Не обижайся. Сейчас сюда пролаз заборонен. Это наша война. А ты Рус новинар (журналист). Не можем тобой рисковать".
В лесу вырыты укрытия. Над землянками бетонные дорожные плиты. Единственное, что я смог выпросит у моего "телохранителя", это разрешение стоять у входа. Почти стемнело. И берег сквозь деревья почти неразличим.
Неожиданно дальний берег Дуная взрывается оглушительной стрельбой, и низко над водой веером распускается пушечная очередь. Малиновые и рыжие трассеры, причудливо изгибаясь, уходят в ночное небо. Тотчас еще громче начинают бить наши "Праги". Даже сквозь деревья видно, как узкие ослепительно белые факелы выстрелов освещают установки. Пламя очередей, ночная тьма, тени, трассеры — все это мгновенно создает какую-то сюрреалистическую картину. Грохот закладывает уши. Выстрелы накладываются один на другой, сливаются в какую-то дикую африканскую какофонию. Постепенно в происходящем улавливаешь систему. Батареи с двух сторон Дуная образуют стену огня над его руслом, перекрывающую полет ракетам. Угольно-черные в ослепительно белом пламени нагромождения веток, маскирующие установки, то и дело перемещаются, поливая снарядами то один, то другой участок неба.