Страница 19 из 23
Вернулась на Курский. Вот как-то в сырую ночь осеннюю стою на перроне Горьковской ветки, жду. А мне б пора уж на последнюю электричку, в метро бы только нырнуть и до Ярославского вокзала — подходят два шкета, жиденькие, тонкошеии, в галстучках. “Нинон, — говорят (уж откуда-то узнали, собаки), — мы культурные пацаны, мы не по блядкам, сама понимаешь, мы на бегах играем, честные. Ты бега-то, мол, хоть знаешь? Помнишь?” — “Слыхала что-то, но не была, я ж деревенская”. Посмеялись они. “Это, — говорят, хорошо, нам нужен верный человек, не сволочь, поехали, — говорят, — с нами, это недалеко, не боись”. — “Чего вы, — говорю, на понтах, что ли. Меня уж возили... мордой об стол”. — “Нет, тут, мол, все чисто”. Перекрестились даже, Ну, раз так...
На ихней тачке приехали в Малый Казенный переулок (успела прочитать на повороте). Посидели. Поели. Выпили. Все красиво, культурно. “Утром, — говорят, Нинуля, на работу”. И ночь ко мне никто не приставал... Слушай, а надо тебе, чтоб я рассказывала?
— Очень, милая, очень. Надо — чтоб знали, что с нами делают.
Старик все пел и пел “Санта-Лючию”. Уже было смешно.
— Ну и вот. Один, оказывается, Слава, другой Юра. Две сволоты. Это потом выяснилось. Утром еще по капле выпили, для бодрости, и поплыли на эти бега, на ипподром. Я-то первый раз, коней в деревне только и видала, а там этих тонконогих, холеных прорва. Народу тоже. Но одни жуки. Кто сейчас из бедноты туда ходит, тем более играть, в “пирамиды” наигрались. Я малость косая, косоглазие у меня, — видишь? — но так-то ничего, соображаю, вижу, где чего. Ребята мои за спиной чего-то шуршат, соображают. А похожи, стервенки, как два близнеца. Да, может, и есть близнецы, кто их разберет. А ночью-то они ведь меня не тронули. Еще подумала: наверно, импотенты и действительно только для игры привезли. Еще сказали: “Новичкам везет”.
— Фекла, а у тебя деньги есть? — спрашивают.
— Откуда, милые? И не Фекла я, а Нина, Нинон.
— Нинон! Ха-ха! Вот дура-то!
— Не дурей вас. Чистюли. Чего привезли-то, чего делать, чего хахакаете, не дешевая.
— Не обижайся, Феклуша (и хохочут, падлы), это мы так, но будешь Феклой, теперь так. Вон того жучка видишь? Вон, на цыгана похож. Он и есть цыган. На деньги, возьми у него два билета, скажи, чтоб ставил на Веселого, это во-он тот серый жеребец, вишь, они на старт выезжают, жокей в синем, в коляске, — вот на него, а после сразу беги вниз, в кассу, под самый звонок. Поняла?
Сделала, поставила. Как я поняла, сами они из жокеев, их выгнали, что ли, сами играют со своими, на своих, значить, ставят, но самим нельзя, так вот через меня. И цыган ихний, или кто он там.
И что ты думаешь — взяла! Веселый пришел первым. В кассе мне выигрыш дали, много — не много, а так, ничего. Деньги я им отдала, а они мне четверть заплатили: на жизнь. Скока? Сто пятьдесят кусков, это по-тогдашнему ого-го. Потом еще два раза ставила, цыган лошадь говорил, опять выигрывала... Ох, захлестнуло меня это дело! Легко же! Деньги все им отдавала, в туалете. “Когда, — говорю, — еще-то играть?” У меня ведь в сумке уж близко к “лимону”, дух спирает. Посмеиваются: “Через неделю. Ишь, рассластилась. Отсюда дуй теперь домой, ни с кем здесь ни слова, а в следующий четверг будь на этом самом месте, мы тебе помашем. Деньги имей при себе, мы больше давать не будем”.
Кой черт! Я расписание-то уже знала, в воскресенье пулей сюда, думаю: сыграю одна, уже кой-чего понимаю, да цыган подскажет, я лучше ему заплачу, без посреды. Цыгана спрашиваю: “Варлаш, подскажи коняшку, что тебе стоит, на бедность, — говорю, — мою”. Подсказал, он хороший. Сразу — хоп! сто сорок кусков, как с тарелки сгребла. Он только смеется. После думаю: а давай сама, на свой, как говорится, страх и риск. Чтоб не делиться. Раз проиграла (помню, что на Варвара и Ангару ставила), потом выиграла, а потом... все! Поехало! И в “одинарах”, и в “экспрессе”. Етитушки твои матушки! Цыган все видел, только подмаргивает.
Втянулась, дура. На следующие скоки кольцо и часы дареные, золотые, мамкины, сбросила одному за пол-лимона — и тут их просадила!
И вдруг подходят — а как раз четверг-то и был — эти мои Слава-Юра:
— Что, курва, без нас хотела богатой быть. В грязи утонешь. Ну, жить хочешь, дура?
— Хочу, — плачу я, — очень хочу, миленькие, родненькие, мне домой ехать нельзя, я совсем нищая.
— Тогда ставь на себя.
— Как это?
— Так. Теперь будешь играть всерьез, капитально. Варлам скажет лошадь. Ставь. Вот на первую ставку держи. Потом будешь свои опять, как тогда, ставить. Выигрыш отнесешь ему, он в “общак” вносит, тебе скока-то отстегнет. Ты все понимаешь ли, Фекла? А ему после скоков пойдешь давать, где он тебе укажет.
— Как... — хотела спросить “давать”, но тут же и поняла. И оно пошло, поехало. Несу жуку “капусту”, мне кусков двадцать сбросит, я их за лифчик, а как стемнело и бега эти проклятые кончились — пошла я с Варлашей в конюшню, в денник — и там на сено легла...
Следующий был Жорка-жокей. Потом конюх Андрей Андреич. Еще один конюх, помоложе, даже имя не помню. Один другого противней. А куда денесси? У них система такая. Назовут мне лошадь, ткнут в такого-то пальцем — будь добра ждать на соломе. Стала я “ипподромной” проституткой. Зато достаток пришел, на такси ездила, не иначе, а обедала-ужинала со своими, в “Бегах”. А бесчувственная стала, это ужас! Ведь все по углам, в грязи да бегом, не поцелует даже никто...
Но — зажила, о-о! Только они мне не раз напоминали:
— Смотри, Фекла, не бей стекла, без нас ни одной ставки, убьем.
Потом два месяца я туда не ездила, чего-то мне вдруг страшно стало, и я на курсы этих мотористок — за деньги, понятно, поступила. Все, думаю, на будущее честная профессия будет, все ж я набрала на скоках, пока жить можно. Мотористка-проститутка, ха-ха!
Но скоро надоело, потянуло туда, на веселую жизнь, на омаров в белом вине. А что, думаю, ежели через кого-нибудь — как они через меня, кто узнает, я тихо?.. Точно помню, что было это 18 декабря, мое день рождение. Мороз сухой, круг беговой сверкает, лошадки парят, красивые жокеи. Все кони знакомые: Озорник, Туча, Бунчук, Варвар... Аккуратно так за кассой нашла одного дедуна, азартника, уговорила его играть на мои наводки. Пополам. Сразу рискнула в “экспресс”, на первую, вторую и третью. Колокол бум! Бегут! Еще Бум! — и мы взяли! А, каково! Пришли, как в подкидного. У деда чуть не инфаркт от счастья. И я тут же смылась. Это на буднях, а в субботу я снова намылилась. Спокойно так, без азарта на Осень поставила, для начала — мужик один здоровенный согласился сыграть. Вышло. Но вот когда я с ним делилась в закутке, под трибунами, вдруг меня за плечо:
— Говорили тебе, Фекла... Теперь пеняй на себя, сука.
Мужик отскочил. Славик меня за шею держит, а Юрик зубы перстнем раздвинул и что-то сунул. Подержали. Поплыла я...
Вывели меня как будто бы пьяную и в тачку усадили. Повезли.