Страница 18 из 27
…Жесткая щетка впивалась под ногти, вычищая, вымывая из-под них следы обычной повседневной жизни. Ладони привычно и быстро обвивались, сплетались, втирая друг в друга мыльную пену, насыщаясь и очищаясь ею. За много лет эта процедура стала для него столь привычной и обыденной, что он уже почти механически выполнял ее, размышляя и прикидывая, как лучше войти в поврежденный отдел, с чем, возможно, придется столкнуться там, в теле раненного взрывом человека.
Он шагнул в операционную, держа перед собой руки на весу, как жрец перед ритуалом. Впрочем, почему как? Это и был обязательный ритуал спасения человеческой жизни.
Ладони погрузились в тонкую резину стерильных перчаток, на лицо, ниже глаз, легла марлевая повязка. Он шагнул к столу. Там в ярком свете операционного рефлектора в белой пелене стерильных операционных простыней лежал человек.
— Начинаем.
Над раненым тотчас склонился врач-анестезиолог. На лицо лежащего мужчины опустилась маска, и в его легкие вошел освобождающий от мук эфир. Убедившись в том, что наркоз подействовал, врач легко и привычно разжал зубы хромированной "рогаткой", ввел ее основание в горло и через пустоту внутри "рогатки" опустил в глотку пластиковую трубку. Тотчас в аппарате рядом с операционным столом заходили, задвигались большие мехи. Они подхватили дыхание раненого и приняли в себя. Начали с часовой точностью закачивать в легкие живительный воздух, забирая выдохи, отмеряя ритм, необходимый врачам.
Очерченная, заключенная в квадрат простыней рана слабо сочилась кровью, стекавшей по коричневому от операционного йода боку. Но ее тотчас промокали тампонами, не давая стечь на стол.
* * *
А потом в биографию хирурга Кульчиева вошла Аравия. Он прилетел в Йемен врачом советской миссии в самый разгар войны. И буквально на шестой день попал в самое ее пекло. Один из наших инженеров неосмотрительно подошел к окну во время уличной перестрелки и получил четыре пули в грудь, живот и шею. Необходима была срочная операция. А кругом бои. Кульчиев принял решение пробиваться к госпиталю. Вместе с шофером и азербайджанцем-переводчиком, загрузив раненого на заднее сидение "джипа", Кульчиев выехал в город. И буквально через несколько кварталов “джип” попал прямо в расположение антиправительственных войск, для которых слово "советский" было как красная тряпка для быка. Напрасно Кульчиев пытался объяснять командующей отрядом горилле, что он доктор и что он везет раненого. Приговор был предопределен. Расстрел! Их даже потащили к ближайшей стене, но тут на улице стали рваться снаряды — правительственные войска пошли в атаку. Расстрельщики разбежались. Подхватив с земли рыдающего переводчика, Кульчиев почти силой затолкнул его в машину. "Вперед! К госпиталю!"
Здание госпиталя встретило полной пустотой и разрухой. Весь персонал разбежался. Случайно в одном из помещений он застал медбрата-эфиопа. С ним вместе он и сделал срочную операцию. О ней одной можно писать научный трактат, как практически без инструментов и лекарств он смог спасти раненого.
Прослышав о том, что в госпитале появился доктор, со всех сторон сюда понесли раненых. Уйти, бросить их без помощи он не мог. Почти неделю он провел в госпитале, оперируя практически без перерыва. Несколько раз здание переходило из рук в руки. И очередные хозяева прямо на его глазах расстреливали лежащих здесь раненых врагов и на еще мокрые от их крови койки тащили своих. Но доктора уже никто не посмел тронуть….
Он пробыл в Йемене три с половиной года, став там среди простых людей живой легендой. И даже, когда в Адене были уже демонстративно развернуты американский и французский госпиталя, люди все равно выстраивались в очередь к "доктору Аскару" — так его называли йменцы. До сих пор в Адене хранят память о нем. Для местных докторов считается за честь, если их сравнивают с русским "доктором Аскаром"…
* * *
…Скальпель ровно и глубоко рассек кожу, распластывая бок от середины живота и почти до позвоночника. Мгновение разрез был сухим, словно организм в изумлении не осознал происшедшего, но через секунду из рассеченных краев густо хлынула кровь. Ей не дали растечься. С сухими щелчками в края сосудов впились зажимы, останавливая кровь. Зашипел коагулятор, прижигая мелкие капилляры. Излившуюся кровь промокали тампонами. Вскоре рана была сухой. Ее растянули крючками, обнажая алую мышечную ткань.
— Как пульс, давление?
— В норме.
— Идем глубже.
И вновь скальпель вошел в ткань.
— Зажим… Еще зажим... Здесь прижги... Тампон… Растяни сильнее…
Наконец пройден мышечный слой. Теперь перед врачом самое главное — то, к чему он медленно пробивался все это время. Полость. Тонкая серая пергаментная пленка. Хранилище человеческой жизни. Там, под ней, основные внутренние органы — печень, желудок, кишечник, почки…
Из узкой щели капля за каплей сочится кровь.
Над ухом сухо щелкает зажим. Операционная сестра заменила опавший, источившийся дренаж в пластиковый пакетик с донорской кровью, и новая кровь из пухлого темного "бурдючка" стремительно закапала через пузырек капельницы в вену.
— Входим в полость.
Скальпель легко рассекает тонкую пленку — и перед хирургом открывается самое "дно" раны. Вся полость залита густой черной кровью.
— Отсос!
Тотчас в рану опускается узкий металлический раструб и с утробным чавканьем начинает отсасывать из раны кровь. Из кровавой пленки проявляется сизо-зеленая стенка желудка, кишечник. Загустевшие комки крови удаляются тампонами. Наконец, полость очищена от раневой крови. И только свежая капля за каплей сочится в ее глубину из раны под желудком. Там сплетены между собой селезенка и поджелудочная железа. Хирург погружает в тело руки. Теперь только пальцы и глаза помогут правильно определить степень и глубину поражения органов. Внутренности человека каким-то особым неповторимым жаром окатывают ладони.
Сколько бы ни проработал хирург в операционных, но никогда он не сможет привыкнуть к этому беззащитному живому теплу человеческой плоти…
* * *
…Пальцы привычно и осторожно перебирают ткань. И хотя раненый погружен в глубокий наркоз, все равно трудно отделаться от ощущения, что прикосновение к самым сокровенным частям вызывает боль.
Неожиданно подушечки указательных пальцев нащупывают острую твердую кромку. Осколок! Хирург осторожно раздвигает пронзенную ткань, стараясь рассмотреть повреждение, но тщетно. Кровь постоянно заливает рану и не дает увидеть раневой канал. Тогда он осторожно начинает двигать осколок по каналу наружу. И, через несколько секунд, небольшая — с мизинец ногтя — стальная заусеница остается в пальцах. Он поднимает ее к глазам. Слишком мал для входной раны. И вновь пальцы хирурга перебирают человеческую плоть. Есть! Между жгутов, удерживающих кишечник, застрял угловатый, как скребок древнего человека, осколок. Скорее всего, именно он рассек тело человека, и уже здесь, в глубине, расщепился на куски. Слава Богу, что вокруг него не видно крови. Значит, истратил всю силу на пробивание кожи и мышц, после чего залег здесь обессиленный, потерявший скорость.