Берсерк

Они хотели знать про Олава… Но зачем? Может, готовились к походу на вендов? Но теперь, спустя столько лет, что я могла рассказать? Воспоминания стерлись, а Олав казался далеким и призрачным, как сновидение.

— Мне нечего сказать.

Хаки склонил голову к плечу. Ветер запутался в его длинных волосах и, словно лаская, коснулся моей щеки. Мары взвыли.

— Хакон умеет развязывать языки даже самым молчаливым, — угрюмо буркнул берсерк.

Я пожала плечами. Чего он ждал от меня? Рассказа об Олаве или мольбы и уговоров не отводить меня к ярлу?

— Глупый разговор. — тихо сказала я. Хаки сцепил руки на коленях. Его плечо грело меня сквозь безрукавку. Тепло проникало в замерзшее тело и ласковой волной текло к сердцу. На миг мне показалось, что рядом сидит Бьерн. Чем берсерк напомнил мне мужа — своей молчаливой уверенностью или спокойной силой, — я не знала, но вдруг захотелось ткнуться лицом в это надежное плечо и заплакать, как когда-то в детстве.

«Это не Бьерн! — беззвучно прошептала я. — Это враг!» — «Враг! Враг!» — завыли мары.

Хаки положил подбородок на сцепленные пальцы и качнул головой:

— Я не хочу причинять тебе боль. Ты не должна молчать, иначе Хакон изувечит тебя. Лучше солги ему. Ярл думает, что Али родом из Норвегии. Скажи ему то, что он хочет услышать…

Что он советовал мне? Зачем хотел солгать своему ярлу?!

. — Мне уже нечего бояться, — усмехнулась я. — Твой приятель Черный Трор достаточно потрудился, чтоб сделать меня уродливой…

— Уродливой?! — Глаза берсерка блеснули. — Глупости! Ты красива. Я видел много женщин, но ни одна не была так красива.

Его голос дрогнул, сорвался, и вдруг, словно испугавшись, что сболтнул лишнее, берсерк встал и резко добавил:

— Завтра мы придем в Норвегию. Это страна Хакона, и там в любой усадьбе мы можем встретить его. Будь готова!

Я кивнула, но он уже не увидел: отошел к костру и что-то приказал согревшемуся румлянину. Тот неспешно побрел ко мне с дымящимся мясом в руках.

Давясь едой, я думала о словах Хаки. Называя меня красивой, он не лгал, а, похоже, думал так на самом деле… И он желал мне добра. Может…

Резкая боль пронзила грудь, вой мар разорвал голову. «Не смей сомневаться! Убей! Убей врага! — выли они. — Убей или достанешься нам!» Я вспомнила маленькие, склизкие морды с хищными клювами, когтистые лапы и содрогнулась. Нужно выполнить уговор… Хаки убил мою мать. С него начались мои беды, им и должны закончиться. Мне нужно убить его!

«Верно, верно, убей и спасешься!» — поддакнули мары. «Не делай этого», — донесся откуда-то издалека предупреждающий голос Баюна.

— Так нужно, — беззвучно возразила я, — теперь уже ничего не изменить. Его смерть освободит меня от мар.

— Нет, — шепнул Баюн и смолк. Кажется, даже он понял, что у меня не осталось выбора. Завтра мы будем в Норвегии, значит, для побега осталась одна ночь. Всего одна…

Я прислонилась к ели и задумалась. Нужно что-то сделать, но что? Как со связанными руками сбежать от пятерых здоровенных мужиков? Да еще эта веревка, что держит меня у дерева! Даже согреться не могу!

Румлянин Раций склонился ко мне, решил, что я сплю, отошел и, усевшись неподалеку, принялся за еду. Ему хорошо, тепло, а мне даже не дотянуться до костра!

— Холодно, — тихо пожаловалась я. Раций недовольно обернулся. — И руки болят! — заявила я уже громче.

На мой возмущенный возглас повернулись и те, что сидели у костра. Хаки с ними не было… Должно быть, отлучился, пока я притворялась спящей.

— Скол! — уверенно позвала я. Кормщик встал, подошел и подергал путы на моих запястьях.

— Развязать? — спросил его румлянин, но Скол покачал головой: .

— Не надо. Хаки это не понравится. — Он шагнул к дереву, размотал веревку и подпихнул меня к костру:— Иди грейся!

Прихрамывая и озираясь, я двинулась к воинам и увидела Хаки. Берсерк сидел чуть в стороне, у разлапистой ели, и смотрел в темноту леса. Мое сердце наполнилось горечью. Он походил на одинокого, пойманного в силок волка. И такая же тоска в глазах…

— Пусть погреется? — робко спросил его Скол. Не вслушиваясь в слова кормщика, Хаки кивнул. О чем он думал, чего ждал?

Я проковыляла мимо берсерка и присела у огня. Тепло окатило лицо и грудь, а от одежды пошел пар…

— Разморило, — сквозь дрему услышала я смешок Хальвдана и вопрос Рация:

— Отвести ее назад?

— Погоди пока…

4S&

Голоса пропали. Серая дымка заволокла взор, в ушах запели тихие серебряные колокольцы.

Проснулась я от холода. По лесу полз слабый тумав. Его влажные пальцы гладили мое лицо и забирались под рубашку. Неподалеку от костра храпели урмане, а рядом, откинув голову на шершавый ствол, сладко спал Хальв-дан. Я чуть не вскрикнула от радости. Глупый мальчишка должен был поддерживать огонь и сторожить меня, а он заснул! Должно быть, думал, что я не очнусь до утра.

Я осторожно встала, вытянула ногу, зацепила носком сапога дымящуюся головню и подтолкнула ее к себе. Ближе, еще ближе… Мой сторож засопел и по-детски причмокнул. Только бы не проснулся!

Шипящая головня опалила кожу на руках. Веревка занялась и затрещала. Силясь не выть от боли, я вцепилась зубами в собственное плечо. Хальвдан опять зашевелился, но путы уже ослабли. Паленая пенька медленно расползлась. Свободна! Теперь нырнуть под елочку, и бегом! Куда угодно, только подальше отсюда!

«Убей!» — взвизгнул над ухом знакомый голос. Большая, лупоглазая мара сидела на нижней ветви ели и, широко разевая клюв, шипела: «Убей, убей, убей!» Я замотала головой. Тварь исчезла, но ее крик разбудил паука в моей груди. Его лапки коснулись сердца, и стало нестерпимо больно дышать.

— Хорошо, хорошо. Все будет по уговору… Он умрет, только оставьте меня в покое!

Боль отпустила. «Убить Хаки, убить Хаки», — словно помешанная зашептала я и пошла к берсерку. Он спал там же, где сидел вечером, — у старой ели, спиной ко мне. Голова викинга покоилась на коленях, волосы прятались под шапкой, а согнутую спину прикрывал вышитый плед. Из-под узорного края пледа, словно просясь в руки, торчала рукоять ножа. Я потянулась к оружию. Хаки вздохнул и слегка шевельнулся. А если он только притворяется, будто спит? Да и за что его убивать? «За свою душу», — подсказал пронзительный голосок Море-ниной прислужницы.

— За мою душу, — прошептала я и выхватила нож из-за пояса берсерка. Он вздрогнул и стал оборачиваться. Нет! Мне нельзя видеть его лицо, его глаза!

Зажмурившись, я полоснула лезвием по горлу викин га. Капли его крови обожгли руку. Другая рука заученным движением оттянула голову берсерка назад. Нож прополосовал открытую рану еще раз. Что-то отвратительно забулькало, и тело дернулось. Я заткнула нож за пояс и, упрямо не глядя на умирающего, побежала в лес.

Ноги несли меня в чащу не разбирая дороги.

Волк мертв! Мертв!

Измазанная кровью берсерка рука горела огнем, а по лицу текли слезы. «Свободна! — всхлипывая, бормотала я. — Свободна!» — но чувствовала только стыд и боль. Глаза Хаки упрекающе взирали на меня из-за ветвей. «Зачем?» — спрашивали они. Задыхаясь, я проскользнула в ореховые заросли, повернула в сторону, выбралась на поляну и… остановилась.

Прямо предо мной, широко улыбаясь, стоял румля-нин! Не Раций, другой… В его руке блестел меч. Я попятилась.

— Хочешь удрать? — коверкая урманскую речь, насмешливо произнес румлянин. — Я заметил, как ты бежала по лесу.

Значит, убийства он не видел и преследовал меня лишь для того, чтоб вдоволь потешиться погоней. Из-за такой легкой добычи он даже не разбудил остальных…

Я пригнулась, расставила ноги и перехватила нож острием вниз. Так было гораздо удобнее. Черные глаза румлянина презрительно ощупали меня с головы до пят и замерли на окровавленном лезвии. В один миг он понял, что случилось.

— Тварь! — выбрасывая вперед меч, взревел он и что-то добавил на своем, неведомом мне, языке.