Бремя обвинения

Яковлев замолчал, потянулся было к сигарете, но спохватился, отдернул руку и вопросительно посмотрел на Бирюкова.

– Курите, курите! – сказал полковник. – Что вы еще можете добавить к своему рассказу?

– Больше ничего.

– Хорошо. А теперь мы зададим вам несколько вопросов. Давайте вы, Юрий Алексеевич.

– Кто-нибудь, кроме вас, знает о том, что вы получили записку?

– Нет, я никому не говорил. Сами понимаете, что такой информацией не делятся…

– Понимаю, а шкиперу, вашему родичу, вы говорили о случившемся?

– Нет.

– А как вы объяснили ему неожиданный визит и пиршество?

– Ну… Как вам сказать… У моряков не принято доискиваться до причин, по которым их товарищ решил «дать газ» – загулять, значит… Сказал, что пришел с рейса, давно не видел земляков, решил навестить… Этого ему было достаточно.

– Понятно, – оказал Бирюков. – А теперь посмотрите сюда. Ваши гантели?

– Да, – растерянно сказал Яковлев. – Это мои гантели. Я держу их в каюте, чтоб иногда размяться.

– Посмотрите внимательно, Валерий Николаевич. Гантели эти кустарного производства, но и такие изделия могут быть похожими одно на другое.

– Да нет же, это мои гантели, – сказал старпом. – Вот здесь, видите, две каверны рядом и царапина на другой. Я хорошо знаю свои вещи.

– Это похвально – знать свои вещи… Ваше утверждение запротоколировано… Дело в том, что одной из этих гантелей был убит диспетчер Подпасков.

– Как?! – вскричал Яковлев. – Но я…

– Вот именно вы… Вы могли использовать один из этих снарядов в качестве орудия убийства. Видите, как легко отвинчиваются шары с рукоятки! Один такой шар вместе с рукояткой был обнаружен за дверью черного хода у котельной. На шаре нашли следы волос и кожи. Да и форма травмы на голове Подпаскова соответствует форме и размерам шара на гантели. Второй шар, свинченный за ненадобностью, сегодня ночью был найден во время обыска в вашей каюте. Там же была и другая гантелина. Члены экипажа признали это вашей собственностью, как только что признали и вы сами…

– Так, – глухо произнес старпом. – Но как… Как могло попасть туда?..

– Мы и пытаемся выяснить, – продолжал Бирюков. – Подпасков убит гантелью – в этом сомнений у нас нет. Но кто ее принес? Если не вы, следовательно, и обвинять в убийстве вас нельзя. При всем уважении к вашему крепкому телосложению я не могу согласиться, чтоб с помощью кулака можно было бы отправить к праотцам такого здоровяка, каким был диспетчер.

– Так что же произошло? – сдавленным голосом спросил Яковлев.

– Пока не знаю, – сказал Бирюков. – Значит, если не вы принесли гантель, вы – не убийца. А если убили вы, то вашему искреннему признанию, которое вы сделали нам сегодня – грош цена. Вы далеко не мальчик и, конечно, понимаете, что одно дело убить так, как, судя по вашему рассказу, это сделали вы, а убийство с заранее обдуманным намерением – совсем другое дело. Вот, послушайте. – Василий Пименович раскрыл небольшую книгу, лежащую у него с левой стороны стола, под рукой. – «Умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах, – прочитал он, – наказывается лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет со ссылкой или без таковой или смертной казнью». Ну, пока отягчающих обстоятельств в вашем деле не усматривается. А теперь, посмотрите, как оценивается уголовным законодательством ваш рассказ. «Умышленное убийство, совершенное в состоянии внезапно возникшего душевного волнения, вызванного насилием или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего… – наказывается лишением свободы на срок до пяти лет или исправительными работами на срок до одного года». Видите, как разнятся правовые нормы?

– Вижу, – сказал Яковлев. – Только зачем все это? Я признал свою вину… Чего же еще?

– Весь вопрос в том: какую вину? Надо выяснить: как гантели разделились между вашей каютой и домом убитого? Пока на этот вопрос вы не ответили, да и у нас нет объяснения. И записочку потеряли… Неудачно все складывается. У вас больше ничего нет, Юрий Алексеевич, к Яковлеву? Тогда отправьте подозреваемого. Яковлев, подумайте обо всем в одиночестве, может быть, вам придут на ум какие-то мелочи, которые вы упустили. Подумайте. Если вспомните что-то новое, требуйте у надзирателя свидания со мной.

Некоторое время Леденев и полковник молчали. Затем Василий Пименович подошел к окну и принялся что-то выстукивать по стеклу.

– Что скажешь? – спросил он наконец, резко поворачиваясь к Юрию Алексеевичу.

– А что сказать?.. И так можно прикидывать и эдак. Я со вчерашнего вечера, как узнал от его жены обо всем, да еще после обыска на судне особенно, прикидываю Яковлева на роль Волка. Не ложится он на эту роль, ну никак не ложится, Василий Пименович!

– Эмоции, дорогой майор… А факты?

– Факты, конечно, упрямая вещь. Пока они свидетельствуют против него. Гантели… И эти страницы из «Правил» в тайнике… Какая-то связь между Яковлевым и убитым Беном, конечно, есть. Но какая?

– Это нам и надлежит выяснить. Какие у тебя соображения в целом, Юрий Алексеевич?

– Мне представляется сложившееся положение таковым. Разберем два варианта. Первый: Яковлев – человек Мороза, может быть, и не тот Волк, о котором Мороз радировал Биллу, но из той же компании. Что получается в этом случае? У Мороза вышел из игры помощник. Передача материалов завершенной ими операции «Сорок четыре» затрудняется, если не срывается вовсе. Мороз попытается проинформировать об этом Билла. Значит, следует ждать выхода резидента на связь. Возможно, на теплоходе «Уральские горы» есть и другие сообщники Мороза.

– А если Яковлев не причастен к этой компании? – спросил Василий Пименович.

– Тогда его арест успокоит Мороза, и материалы поедут в Скаген на «Уральских горах». Я думаю, что Мороз, узнав об аресте Яковлева в связи с убийством Подпаскова, решит, что мы клюнули на живца. Надо быть начеку, опять-таки все внимание «Уральским горам». Если Волк там, то туда не замедлит явиться и Мороз, хотя они могут встречаться и не на судне.

– А что будем делать с Яковлевым?

– Искать факты, которые бы прояснили его участие во всей этой истории. Ведь это мы обвиняем его в убийстве с заранее возникшим намерением, значит, и обязанность искать доказательства его виновности возлагается на нас. Подозрения по поводу его участия в группе Мороза ведь не снимаются…

– Конечно, – сказал полковник. – Все это на нем остается. Прикажите, Юрий Алексеевич, еще раз тщательно обследовать одежду Яковлева. Пусть вообще заменят ее на казенное платье. Если он – Волк, не исключена попытка уйти от нас, как это сделал Эрнст Форлендер.

– Будет исполнено, товарищ полковник.

– Теперь по поводу ваших размышлений. В принципе я согласен со всем. Конечно, главное сейчас – «Уральские горы». Все внимание переключаем туда. Рейс мы, разумеется, не задержим. Я свяжусь с пароходством и условлюсь, чтоб безо всякого шума дали на теплоход «Уральские горы» нового старпома из резерва. А Митрохина, Юрий Алексеевич, заменишь ты…

– Я?! – удивился Леденев.

– Да, ты. Потому я и задержал Демьяна Кирилловича Митрохина, чтоб вы при моем участии договорились о передаче дел в ресторане. Для Митрохина мы организуем отпуск по семейным обстоятельствам и отправим из города на две недели. Он тебе передаст все полномочия: ключи, людей, а также расскажет о производственных деталях, особенностях своей работы – прямо здесь. С береговым руководством Митрохина я уже договорился, так что все будет в порядке…

– Боязно, – сказал Леденев, – за такое дело никогда не брался. А вдруг под растрату попаду?

Бирюков рассмеялся.

– Эх, ты! – сказал он, продолжая улыбаться. – Растраты испугался… Ведь директор прямого выхода к материальным ценностям не имеет, только через буфет и заведующего производством, из рук которых продукты идут к пассажирам. Разве сие тебе не известно?

– Известно, конечно, а все же…

– Судят тех, кто махинации затевает, – сказал Василий Пименович. – А у тебя просто времени на махинации не хватит, на один ведь рейс идешь… Ну ладно, шутки долой, давай о деле… На судне будьте осторожны, – уже официальным тоном продолжал Бирюков. – Если мы и допустим, что Волк – старпом Яковлев, то нет гарантии, что его подручные не остались на судне. Вы попытаетесь привлечь кого-то для оказания вам помощи, а окажетесь в объятиях кого-нибудь из той банды.