Бремя обвинения

К Юрию Алексеевичу подошел дежурный офицер и передал приказание полковника Бирюкова срочно прибыть к нему.

– Прямо сейчас? – спросил Леденев.

В приемной полковника дежурный офицер предложил Юрию Алексеевичу пройти в кабинет, а арестованного с конвоирами поместил в комнату, примыкавшую к приемной.

Бирюков разговаривал с человеком средних лет. Едва Леденев показался в дверях, полковник поднялся со стула и направился к нему:

– Входи-входи, Юрий Алексеевич! Вот представляю тебе директора судового ресторана. Товарищ Митрохин, Демьян Кириллович. Работает товарищ Митрохин на теплоходе «Уральские горы».

Бирюков выглядел бодрым, посвежевшим, говорил веселым тоном.

– Когда вы были последний раз в отпуске, Демьян Кириллович? – спросил полковник.

Директор ресторана удивленно заморгал глазами.

– С полгода назад, – ответил он.

– Полгода, – повторил Бирюков. – Что ж, придется вам еще разок отдохнуть… Ну вот что, Демьян Кириллович, поскучайте еще часок.

Директор судового ресторана кивнул.

Василий Пименович позвонил.

– Проводите товарища Митрохина, – сказал он дежурному офицеру, – устройте так, чтоб он отдохнул часок-другой. Вы еще понадобитесь мне, Демьян Кириллович, но немного позднее…

Директор ресторана и сопровождающий его офицер вышли. Бирюков подошел к столу и придвинул к Леденеву пачку «Любительских»!

– Закуривай, майор…

– Спасибо, я – сигареты…

– В девять утра появился здесь товарищ Юков, капитан теплохода «Уральские горы», – начал Бирюков. – Просил принять его по важному делу. Ну, поговорили мы с капитаном, интересный он человек…

– А как же приказание спать до одиннадцати, Василий Пименович? – улыбаясь спросил Леденев.

– Так это приказание для вас, – сказал Бирюков, – которое, кстати сказать, ты, дорогой майор, нарушил. Ведь не спал, признавайся?

– Не спал… А лег бы, так и Яковлева в вашей приемной сейчас не было бы.

– Гм… допустим… Этот самый капитан Юков, узнав, какой переполох устроил Корда на его корабле ночью, тотчас же примчался ко мне.

Василий Пименович замолчал, брезгливо оглядел дымящуюся папиросу, сунул в пепельницу и тщательно загасил окурок.

– Ну и гадость, – сказал он,- накурился так, что уже язык щиплет. Бросать надо, майор.

– Надо, – согласился Леденев.

– Так вот, – продолжал полковник. – Приходит, значит, этот самый Юков, Игорем Александровичем его зовут, и заявляет, что имеет намерение сообщить вам важные сведения. Я насторожился и, признаться, почувствовал легкое разочарование. Думаю, выложит он мне сейчас все, над чем мы ломаем голову, ведь с «Уральских гор» капитан, и завершится операция «Шведская спичка». Шучу, конечно, но нечто подобное в голову мне приходило… И вот капитан рассказывает, что явился к нему второй штурман Нечевин и доложил о странном поведении директора судового ресторана. На стоянке в Скагене Митрохин поздно пришел с берега, пытался задобрить штурмана Нечевина, просил, чтоб он не докладывал об опоздании по начальству. Затем Нечевин видел в ресторане «Дары моря», как Митрохин передал неизвестному подозрительному человеку таинственный пакет. Словом, штурман взял на себя роль частного детектива и принялся выслеживать директора ресторана. Собрав, по его мнению, достаточный материал, Нечевин доложил обо всем капитану. Тот выслушал и обещал довести его подозрения до сведения соответствующих инстанций. И вот сегодня утром, узнав про обыск на теплоходе «Уральские горы», капитан тут же отправился к нам… «Может быть, здесь ничего нет, но согласитесь, что я должен был немедленно сообщить вам о подозрениях моего штурмана». Я, конечно, поблагодарил его, попросил никому ни слова не говорить, и Юков ушел.

– И вы послали за директором судового ресторана? – сказал Леденев.

– Точно. Меня заинтересовал пакет, только пакет, ибо все остальное о Митрохине я знал сам. Демьян Кириллович – наш старый работник. Сейчас он на пенсия за выслугу лет, да и со здоровьем у него неважно: в сорок шестом году Митрохина расстреливали бандеровцы. Всадили в грудь очередь из автомата, а он, видишь, живет до сих пор… И тут случилось так, что товарищи из другого отдела вышли на кока с одного из судов нашего пароходства. Подозревали его в махинациях с иностранной валютой. Демьяна Кирилловича и попросили помочь, потолковать по-свойски с парнем. Помоги, мол, Митрохин, по старой памяти. Тогда он и опоздал в Скагене на судно. И в ресторане с тем же коком сидел. А про пакет я не знал. Вот и пригласил Митрохина. Да и из-за тебя тоже.

– Из-за меня?

– Ну да. В пакете знаешь что было?

– Валюта, документы?

– Век не угадать. Билеты…

– Лотерейные?

– Экзаменационные. Они оба, и тот, кого мы подозревали, кстати подозрения с него уже все сняты, и Митрохин, учатся заочно в Институте народного хозяйства, на товароведов, что ли… А для заочников, сам знаешь, что такое билеты. Как-то они их раздобыли и стали оделять друг друга. Этот штурманец с теплохода «Уральские горы» вытащил пустышку, все осталось по-прежнему, но, видимо, наблюдательный, глазастый парнишка. Да… Что ж, теперь у нас есть Яковлев. Это уже много. Его доставили?

– Здесь он, Василий Пименович, – ответил Леденев.

Когда за Яковлевым и майором Леденевым захлопнулась вырезанная в глухих железных воротах дверь, Таня очнулась от оцепенения, и первым порывом ее было рвануться вслед за Валерием Николаевичем, стучать в эту дверь, требовать, чтоб ей разрешили увидеться с мужем. И женщина пересекла улицу. Но, едва оказалась перед металлической дверью, решимость покинула ее. Таня остановилась и попыталась заставить себя поднять руку и коснуться кнопки звонка.

Прошла минута-другая, а Таня продолжала стоять у ворот. Наконец она решила дождаться Леденева – ведь это он привел сюда ее мужа. Да, самое верное дело – дождаться Леденева.

Истек первый час ожидания, начался второй, а Леденева все не было… Таня ходила от угла до угла, нервно оглядываясь. А Юрий Алексеевич и Яковлев тем временем в сопровождении конвоиров уже прошли в здание управления, которое сообщается со следственной тюрьмой внутренним ходом.

Через два часа бесцельного ожидания Таня вдруг увидела знакомую. Она почему-то решила, что весь город уже знает о преступлении ее мужа, к которому причастна и она сама, и ей захотелось поскорее уйти, чтоб не встречаться со знакомой, да еще здесь, у этих ворот.

Быстрыми шагами она направилась прочь. Домой идти было страшно – с ума можно сойти в четырех стенах, – беспокоить Веру Васильевну снова, да и как общаться с женой человека, арестовавшего мужа и, наверно, ведущего теперь следствие по его делу!

Таня поравнялась с входом в парк и свернула туда в надежде, что уж здесь ей не грозит встреча с кем-либо из знакомых. Но не успела пройти и сотни шагов, как ее окликнули:

– Таня! Танечка!

Она повернулась и увидела доктора Еремина.

– Здравствуйте, Танечка, – сказал он. – Далеко ли направились? – Таня промолчала. Еремин внимательно поглядел на нее и осторожно взял за локоть: – Что это с вами? Вы больны? Так почему же разгуливаете? И как это только Валерий Николаевич выпустил вас из дому?

Едва Еремин упомянул имя мужа, Таня судорожно вздохнула и вдруг зарыдала, припав головой к плечу Василия Тимофеевича. Еремин растерялся.

– Что вы, что вы, Танечка… Успокойтесь, – заговорил он, пытаясь отвести ее в сторону и усадить на скамейку. – Сядьте вот тут, успокойтесь, возьмите себя в руки, нельзя же так… Что случилось? Расскажите… Может быть, я смогу вам помочь.

Всхлипывая, прерывающимся голосом Таня поведала Василию Тимофеевичу о событиях последних дней. Рассказала и о встрече, которая произошла сегодня утром.

– Так-так! – сказал Еремин, выслушав Танину исповедь. – Значит, Валерия Николаевича арестовали… Это плохо. Арест означает, что его считают виновным в смерти диспетчера.

– Да ведь у нас-то и не было ничего с Подпасковым! – вскричала Таня.