Паутина и скала

Она была обходительной, спокойной, вежливой, и Джордж принялся с ней разговаривать. Для разговора он нашел много тем. Начал с фразы:

– Жарко сегодня.

А она ответила:

– Да, но, по-моему, вчера было жарче.

Он сказал:

– Да, но все же лето очень дождливое, правда?

Она ответила:

– Да, дожди затянулись. Надоели уже.

И он спросил, бывает ли она здесь постоянно. Она ответила:

– Да, сэр, ежедневно, кроме вторника, в этот день я гуляю.

Потом Джордж спросил, как ее зовут, она ответила, что Ивонна, он сказал, что она очень милая и красивая, и что непременно придет к ней. Она ответила:

– Благодарю вас, сэр. Вы очень благовоспитанны, меня зовут Ивонна, и я здесь бываю ежедневно, кроме вторника.

Она повязала ему галстук, помогла надеть пиджак и, спуска shy;ясь вместе с ним по лестнице, любезно поблагодарила за пятнад shy;цать франков.

Джордж идет по улице с небольшими роскошными магазина shy;ми, с густой толпой и потоками машин, по rue St.Honore, и во shy;круг него кишат чуждые, смуглые лица французов, его мышцы сводит усталостью от неприятной кошачьей нервозности их дви shy;жений, запечатлевшиеся облики множества людей, масса забытых картин гнетут его память, и кажется, что все всегда было так, плечи его сутулятся от серой скуки бесчисленных дней, идиот shy;ского однообразия всей жизни.

Потом вдруг он видит свое лицо, отраженное в зеркальной витрине принадлежащего какой-то женщине магазина перчаток, и в памяти его словно бы щелкает замок, открывается дверца, и три года жизни исчезают, он юноша, влюбленный в жизнь, ис shy;полненный изумления и ликования, он впервые в чужой стране, в первый раз идет по этой улице и смотрит в эту витрину. И лицо этого юноши отвечает ему взглядом, этот миг оживает, словно по волшебству, он видит утраченную юность, глядящую сквозь огру shy;белую маску, видит, что наделало время.

Волшебство исчезает: он снова охвачен толпой, ее бесконеч shy;ной суетливостью, смятением, возбужденностью, непреходящим раздражением; он идет дальше, от одной иллюзорной призрачно shy;сти времени к другой, но ему ведома странная тайна жизни, у не shy;го было видение смерти и времени, и он на миг поднимает взгляд к вечному небу, невозмутимо льющему свет на улицу, на все ее виды, а когда смотрит на подлинные лица, на движение, потоки машин и людей, тайна и печаль человеческой участи гнетут его.

Он мысленно отмечает дату. Тридцатое июля тысяча девять shy;сот двадцать восьмого года.

Время! Время! Время!

Он идет дальше.

46. ПАНСИОН В МЮНХЕНЕ

Можно ли говорить о Мюнхене, не сказав, что это своего ро shy;да немецкий рай? Кое-кто видит во сне себя на Небесах, но во всех уголках Германии людям иногда снится, что они едут в ба shy;варский Мюнхен. И поистине, в определенном изумительном смысле этот город представляет собой воплощенную в жизнь ве shy;ликую немецкую мечту.

Обнаружить причину манящей силы этого города нелегко. Мюнхен очень солиден, очень степенен, но отнюдь не скучен. В Мюнхене варят лучшее в Германии и во всем мире пиво, там есть огромные, прославленные на всю страну пивные погреба. Баварец считается Национальным Весельчаком, остроумным, чуда shy;коватым, на множестве открыток он изображается в народном костюме, сдувающим пену с пивной кружки. В других районах Германии, услышав, что вы едете в Мюнхен, люди поднимут взгляд и восхищенно вздохнут:

– Ach! Miinchen… ist schon![31]

Мюнхен не является, как многие другие немецкие города, сказочной страной готики. По всей стране разбросано множест shy;во городов, городков, деревень, обладающих в гораздо большей степени очарованием готического мира, великолепием готичес shy;кой архитектуры, романтичностью готических ландшафтов. Та shy;ков Нюрнберг, таков менее известный, но более впечатляющий Ротенбург, такова старая центральная часть Франкфурта, древ shy;ний Ганновер обладает таким готическим великолепием старых домов и улиц, до которого Мюнхену далеко. То же самое можно сказать об Айзенахе в Тюрингии. О Бремене; о множестве город shy;ков по Рейну и по Мозелю, о Кобленце и Хильдесхайме, о Стра shy;сбурге в Эльзасе, о множестве деревушек и городков в Шварц shy;вальде и Гарце, в Саксонии и Франконии, на ганзейском севере и в альпийских долинах Баварии и Тироля.

В Мюнхене нет древних замков, возведенных на отвесной ро shy;мантической скале, нет жмущихся к ней древних домов. Нет не shy;ожиданной, волшебной красоты холмов, нет таинственности темных лесов, нет романтической прелести пейзажа. Очарование Мюнхена больше ощущается, чем видится, и это усиливает его загадочность и привлекательность. Мюнхен стоит на равнине, и, однако, каждый каким-то образом знает, что неподалеку нахо shy;дятся зачарованные вершины гор. Джордж слышал, что в ясный день оттуда видны Альпы, но не был в этом уверен. Альп из Мюнхена он ни разу не видел. Он видел их на открытках с пано shy;рамным видом города, поблескивающими вдалеке, словно зача shy;рованные клубы дыма. И решил, что эта картина – плод фанта shy;зии. Фотограф поместил их туда, так как, подобно Джорджу, чув shy;ствовал, осознавал, что они там.

Как рассказать об очаровании Мюнхена! Оно такое несо shy;мненное и вместе с тем непередаваемое.

Каждый большой город обладал для Джорджа особым запахом. На изогнутых улицах Бостона пахло свежесмолотым кофе и дымом. Чикаго при западном ветре явственно пахнул жареной свининой. Чем пахнет Нью-Йорк, определить было сложнее, но Джордж считал, что это запах динамо-машины, электричества, подвала, старого кирпичного дома или административного зда shy;ния, спертый, чуть затхлый и сырой, с тонкой примесью свеже shy;го, чуть гнилостного запаха гавани. Запах Лондона тоже был сме shy;шанным и вместе с тем определенным. Самым сильным был за shy;пах тумана с примесью чуть кисловатого запаха угольного дыма. Добавьте сюда солодовые испарения горького пива, чуть нос shy;тальгический запах чая, сладковатый аромат английских сигарет, смешайте все это с утром, окутанным дымом, кисловатой едкос shy;тью жарящихся сосисок, бекона и рыбы, профильтруйте через старую бронзу просвечивающего сквозь туман солнца – и полу shy;чите нечто, похожее на запах Лондона.

Париж тоже обладал своим особым, необычным, несравнен shy;ным зловонием, слиянием, ностальгической смесью многих за shy;пахов, и дурных, и изысканных. Для Джорджа главным – по shy;скольку был самым характерным, принадлежащим только Пари shy;жу – являлся затхлый, чуть сырой запах опилок. Он шел из вхо shy;дов в метро, из решеток на тротуарах. То был запах безжизненной жизни, мертвой жизненности; запах мертвого воздуха, использо shy;ванного кислорода. Запах множества усталых, немытых людей, которые приходили, уходили, вдыхали воздух, выдыхали его и оставляли там – мертвенный, спертый, ядовитый, нечистый, ис shy;порченный, несущий на своих мертвенных волнах запах застаре shy;лого пота, мертвенное, исчерпанное дыхание безжизненной энергии.

Венеция разила своими каналами, недвижным смрадом, от shy;вратительной, вредной, заразной вонью плавающих среди ста shy;рых стен нечистот. То же самое было в Марселе – опасная, бо shy;лезнетворная атмосфера, насыщенная запахами человеческой грязи и испражнений, дурным запахом юга, рыбы, старой среди shy;земноморской гавани.

А Мюнхен обладал самым чистым запахом, самым тонким и незабываемым, самым волнующим, самым неопределенным. То был почти неощутимый запах, неизменно пронизанный бодря shy;щей легкостью альпийской энергии. Летом солнце светило жар shy;кими лучами с сияющей голубизны неба. Чем жарче становилось, тем лучше Джордж себя чувствовал. Он вдыхал полной гру shy;дью горячий воздух и солнечный свет. Казалось, пил огромными глотками солнечную энергию. Был исполнен легкости, радости и жизненной силы – как это было непохоже на духоту и апатию, маету, дышащее зноем небо и накрывающие город нечистые, ми shy;азматические испарения нью-йоркской жары.

31

Ах! Мюнхен… прекрасен! (нем.)