Страница 156 из 178
Иногда возглас приходил в минуту торжества или успеха, иногда по непонятной причине из загадочного, безымянного ис shy;точника. Джордж издавал его в детстве множество раз, он прихо shy;дил к нему в свете и красках множества мимолетных явлений; и все непереносимые добро и красота бессмертной земли, все не shy;переносимые ощущения боли и радости, все непереносимое со shy;знание краткости человеческой жизни всякий раз вкладывались в этот неудержимый крик, хотя Джордж не знал, каким образом, не мог сказать, в каких выражениях.
Иногда он приходил просто в краткий, непередаваемый миг – в знойном, радостном аромате молотого кофе, в запахе жаря shy;щегося мяса, в первых морозцах октябрьских вечеров. Иногда в мутных водах реки, разлившейся после проливного дождя; или в округлости дынь, лежащих в телеге на душистом сене; бывал в за shy;пахе гудрона и нефти, несшемся летом от раскаленных тротуа shy;ров.
Бывал он в ароматных запахах старых бакалейных лавок – и Джордж неожиданно вспоминал забытую минуту детства, когда он стоял в такой лавке и видел, как собираются черные, прони shy;занные фиолетовым и багровым светом грозовые тучи, потом де shy;сять минут смотрел, как неистовый ливень хлещет и растекается по опущенной голове, тощему серому крупу и исходящим паром бокам старой лошади лавочника, запряженной в телегу, привя shy;занной к бордюрному камню и ждущей у бровки тротуара с му shy;ченическим терпением.
Эта обыденная, забытая минута вспоминалась со всем давним загадочным ликованием, которое вызывала у него та сцена. И Джордж вспоминал все и всех в лавке – продавцов в передни shy;ках, с манжетами из соломы, с резинками на рукавах, с каранда shy;шами за ухом, их расчесанные на прямой пробор волосы, обво shy;рожительную вкрадчивость их голосов и манер, когда они при shy;нимали заказы от раздумывающих домохозяек, а также сильные, ароматные запахи, поднимающиеся от больших ларей и бочек. Вспоминал запах пикулей в бочонках из Атланты, приятные, за shy;старелые запахи досок пола и прилавка, которые словно бы спе shy;циально выдерживались во всех этих ароматах более десяти лет. Там были запахи вкусного, горьковатого шоколада и чая; све shy;жесмолотого кофе, сыплющегося из мельнички; масла, лярда, меда и нарезанного ломтями бекона; желтого сыра, отрезанного толстыми ломтями от большого куска; а также природные запахи свежих овощей и фруктов – твердых лущеных горошин, помидо shy;ров, фасоли, молодых кукурузы и картофеля, яблок, персиков, слив; большие, сильно и странно волнующие арбузы.
И вся та сцена – виды, звуки, запахи, душный воздух и фио shy;летовый цвет, ливень, хлещущий по блестящим безлюдным тро shy;туарам, а также источающие пар бока старой серой лошади, кра shy;сивая, недавно вышедшая замуж молодая женщина, с восхити shy;тельной неуверенностью покусывающая нежные губы, делая за shy;казы молитвенно стоящему перед ней продавцу, – пробудила в его мальчишеском сердце могучее чувство радости, изобилия, гордого, бьющего ключом торжества, чувство личной победы, громадной удовлетворенности, однако почему все это так воз shy;действовало на него, он не знал.
Но в детстве чаще, необъяснимее, из более таинственных ис shy;точников безмерного ликования этот неудержимый возглас истор shy;гался у него в те минуты, когда картина изобилия оказывалась не особенно впечатляющей, когда непонятно было, что вызывало у него торжество, удовлетворенность, однако и тут радость его быва shy;ла не менее сильной, чем при полной, убеждающей картине.
Иногда этот возглас таился в тени облака, проплывающей по густой зелени холма, иногда с самой невыносимой радостью, ка shy;кую он только знал, в зеленом свете леса, поэтичной чаще деб shy;рей, прохладных, голых местах под пологом дерева, золотистых бликах солнца, пронизывающих странным, чарующим светом колдовское великолепие прохладной, бездонной зелени. Во всем этом великолепии бывали впадина, откос, поляна, родник, бью shy;щий в подушке из зеленого мха, растущий возле тропинки дуб с громадным дуплом, а дальше хрустально чистый лесной водопад, и в воде под ним женщина с голыми ногами, пышными бедрами и подоткнутой юбкой, а вокруг нее необычайное сияние колдов shy;ского золота и бездонной зелени, камень, папортник, пружиня shy;щий ковер мягкой лесной земли и все бесчисленные голоса ясно shy;го дня, они внезапным, отрывистым чириканьем, щебетом и пе shy;нием, неистовым стуком дятла проносились мимо нее к несмет shy;ным смертям, исчезали и раздавались снова.
И этот возглас приходил в слабом, надтреснутом звоне коло shy;кола среди дня, долетающем к тенистой теплоте поляны, в силь shy;ном жарком благоухании клевера, в частом падении желудей на землю среди ночи, в резком, далеком реве ветра осенью. Возглас этот бывал в сильном, вольном крике детей, играющих на улице в сумерках, в негромких голосах в конце лета, в женском голосе и смехе ночью на улице, в трепетании листа на ветке.
Он бывал ночами в морозе, звездном свете и далеких, невнят shy;ных звуках, бывал в зелени листвы, во внезапном биении снежи shy;нок о стекло. В первом свете, заре, в цирках, в пляске и раскачи shy;вании фонарей во тьме, в мигании зеленых огней семафоров, в пыхтении паровозов, в стуке и дребезжании товарных вагонов в потемках, в криках и брани циркачей, в ритме ударов по забива shy;емым кольям, запахах брезента, опилок и крепкого кофе, в смра shy;де, идущем от львов, в черноте и желтизне тигров, в сильном ко shy;ричневом верблюжьем запахе, во всех звуках, видах и запахах, которые цирк привозил в маленькие городки.
И в торжественной радости тихих полей, с которых исчезли дневные жара и неистовство, и в громадном теле земли, движу shy;щемся к прохладе и ночи, тихо дышащем в последнем свете дня.
В колесах и копытах, нарушающих на заре тишину улиц, в пе shy;нии птиц на рассвете, в грузном, дробном топоте скота, выходя shy;щего с пастбищ на дорогу в сумерках, в красном, угасающем све shy;те заходящего солнца над вершинами холмов; в вечере и тишине земли, в четких мыслях с болью и радостью о далеких городах.
Этот дикий возглас поднимался к устам Джорджа от всего на shy;званного, от всех приездов и отъездов, от мыслей о новых землях, городах, судах и женщинах; от колес, реборд, от рельсов, огиба shy;ющих землю словно беспредельность и торжественная музыка, от людей, путешествий и бессмертного, негромкого звучания времени вокруг стен больших станций; от стремительности, бле shy;ска, снования штока, силы и мощи паровоза, от ярких огней и клубов пара, мгновенно проносящихся по рельсам ночью. Он был в едкой копоти на громадных станционных платформах, окутанных дымом сорока поездов, в жарком зеленом храпе в пас shy;сажирских вагонах по ночам, в сердце юноши, который, лежа на своей полке, радостно прислушивался, как неторопливо шеве shy;лится, шелестя бархатом, женщина, вяло потягивающаяся в тем shy;ноте, и когда он видел огромную темную землю, плавно проплы shy;вающую за вагонным окном, когда слышал в тишине ночи более странные и знакомые, чем сон, голоса неизвестных людей на ма shy;ленькой платформе в Виргинии.
Этот возглас поднимался от всех мыслей о путешествиях и расстояниях, о навевающей грусть бескрайности земли, о боль shy;ших реках, медленно несущих в темноте из глубин сокрытых в холмах истоков свое аллювиальное изобилие по всему континен shy;ту, о ночной Америке с темными, неподвижными стеблями куку shy;рузы и легким шелестом листьев. Он был в его думах обо всех ре shy;ках, горах, равнинах и пустынях, обо всех маленьких сонных го shy;родках на всем континенте, о ярком свете паровозных фонарей, заливающем рельсы и на краткое время громадные пшеничные поля, обо всех женщинах Запада в своих сновидениях и мечтах, которые стояли в проеме открытой двери и спокойно глядели в бескрайние поля зеленой кукурузы или золотистой пшеницы или прямо в зарево заходящего в пустыне солнца.
Таким образом, во всей этой картине мира, которая за много бурно пронесшихся лет в непрестанных, мучительных трудах ду shy;ши и разума сложилась не только из того, что Джордж видел, уз shy;нал, запомнил, но также из всего, что его жажда и мечта извлек shy;ли из невиданных краев, жил этот дикий, нечленораздельный возглас радости и торжества. Этот возглас был в сложившемся у него образе земли, таком завершенном и сияющем, что ночами ему иногда казалось, будто он видит ее всю, раскинувшуюся на холсте его воображения – холмы, горы, равнины, пустыни, за shy;стывшие в лунном свете поля и громадные сонные леса, а также всю громадную россыпь больших и маленьких городов. Возглас этот был в его видении огромных, таинственных, текущих в тем shy;ноте рек, в восемнадцати тысячах миль океанского побережья, о которое в мерцании лунного света вечно плещет море, наступая и отступая шипящими волнами в ритме своего дыхания, непре shy;станно пенясь в бесчисленных углублениях суши.