Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 1

Галина Владимировна Врублевская

Лошади, они такие

На окраине дачного поселка, на отвоеванной у соснового леса площадке построили конный манеж. И сразу он стал местной достопримечательностью. Опытные спортсмены тренировались здесь в выездке, а новички за умеренную плату постигали азы верховой езды. Не было недостатка и в зрителях: на конников глазели малыши в колясках и их юные мамы, собирались у загона стайками подростки, присаживались на скамью для зрителей старики. Сосны, ставшие в лесу крайними, дарили зрителям кружевную тень, защищая их от солнца, а стоны их мощных стволов перекликались со скрипом седел под наездниками.

Манеж был отделен от зрителей тремя линиями бегущих по периметру жердей. Но эта, почти условная граница, являлась непроницаемой стеной между теми, кто жил и теми, кто лишь наблюдал жизнь. Все, как в настоящем мире.

Среди зевак обращала на себя внимание странная особа, возникающая по вечерам при входе, у фанерного щита с нарисованной лошадью. Она сидела на принесенном с собой брезентовом стульчике и ни с кем не общалась, а только смотрела. Трудно было определить возраст особы и даже пол. Фигура, застывшая на стульчике, не имела ни формы, ни стати, а длинный козырек нахлобученной на лоб и уши кепки-бейсболки и дымчатые очки скрывали ее лицо. И непритязательная одежда – вытертые джинсы, спортивная куртка и дешевые кроссовки – в равной степени могли быть облачением и женщины, и мужчины. Так одеваются люди, устранившиеся от жизненной гонки: они перестают смотреть на себя со стороны, но устремляют взгляд внутрь. Странное существо было молчаливо и замкнуто.

Лошади сновали по кругу, вздымая копытами песчаные брызги. Наездники изредка пришпоривали коней, заставляя их переходить с простого шага на рысь или галоп. Невзрачная особа разглядывала лошадей с нарочитой отстраненностью – так рассматривают с земли стаю птиц, парящую в облаках. И в этой отстраненности сквозил дух одиночества, он и вынуждал отшельницу – бледные нервные пальцы с изящным перстеньком на одном из них все-таки выдавали в этом неприкаянном существе женщину – ежевечерне приходить к манежу. Разве мог кто-либо, посмотрев на ее погрузневшую фигуру, поверить, что когда-то и она легко гарцевала на лошадях, укрощая даже самых строптивых?

Ныне одинокая наблюдательница в дешевых кроссовках уже не смогла бы даже вскарабкаться на коня, да никто уже и не ожидал от нее таких подвигов.

Бывшая наездница знала, что никому не нужна. У неё не было достойной работы, а служба с нищенским жалованием тяготила её. Не было семьи или хотя бы друга, способных понять и поддержать ее. И не так давно ушла от неё в иной мир мама. Все, все ушло. Она осталась совсем одна.

Ветер занес в глаз зрительницы, под черные очки, песчинку с манежа. Она мазнула нежным пальцем уголок глаз – лезет всякая ерунда! «Из-под копыт топот, пыль летит, из-под копыт топот», – утрированно шевеля ртом, пробормотала она скороговорку. Этим нелепым творением ума отшельница попыталась прекратить подспудно звучащую песнь сердца. Расхлюпилась, понимания ей давай, может еще и рыцаря на белом коне для утешения? Хотя на что он мне? Я уже разучилась любить, и мужчины так неверны. Непроизвольным движением она облизнула пересохшие губы и тотчас ветерок пробежался по ним, раня холодком забытых ласк. А вдруг нашелся бы чудак, увидевший во мне ту, что так уверенно держалась в седле, что была так стройна и красива? Неужели криво сросшаяся после перелома нога да надорванное ухо – это приговор? Шрам на сердце отсек воспоминания.

Солнце скрылось за лесом. Пурпурное зарево пожаром осветило гаснущий небосклон. Постепенно багрянец на небе бледнел от наплывающей серо-голубой вуали. На манеже оставалось все меньше лошадей – одну за другой наездники уводили их в конюшню. Ветер стих, перестали стонать сосны, теперь лишь стрекот кузнечиков на поляне между лесом и манежем нарушал тишину.



Женщина потянулась, откинув назад руки и голову – от долгой неподвижности тело ее затекло. Ветер набросился с новой силой и сбил с головы зрительницы бейсболку, освобожденные пряди волос рассыпались по лицу, скользнули по шее, упали на ухо, скрыв не хуже козырька видимый лишь самой женщине изъян – надорванная когда-то мочка давно заросла новым хрящом. Зрительница встала, опрокинув стульчик, и сняла темные очки. Свет застал ее врасплох. Оказалось, что вокруг не было той темноты, что виделась ей за тонированными стеклами – в этом северном поселке стояли белые ночи. Заметим, что белые ночи случаются в жизни каждого человека, на какой бы широте он ни жил. Главное – не пропустить их наступления, ведь миг их так скоротечен. И только белыми ночами случаются чудеса.

Безлюдье придало женщине смелости: она устремила взгляд в бездонное светлое небо и тихо запела. Вскоре она ощутила чье-то присутствие и замолчала. Беспокойно озираясь, откинула со лба волосы. Никого! Только с манежа до ноздрей её донесся запах навоза – прежде она его почему-то не замечал. А в следующий момент перед ней возник грязновато-белый конь: понурая морда, седые бока, обвислый хвост и нелепо вздернутая надо лбом челка. Лошадиный глаз с надеждой смотрел на припозднившуюся зрительницу, пытаясь задержать ее внимание. И тут же в стылом вечернем воздухе, послышалось ржанье, и в этих дрожащих звуках женщина распознала жалобы коня на одинокую судьбу. Она вздрогнула и решилась – два одиночества шагнули навстречу друг другу. Женщина подошла к коню вплотную, коснулась его запыленной шеи: «Да, дружок, давно щетка не касалась твоей холки. Ясное дело, ты ведь ничей. Я тебя понимаю – ведь я тоже ничья». Бывшая конница подняла с земли свою бейсболку и прошлась ею по морде лошади, смахивая пыль, затем протерла впалые бока.

– Вот-те раз! Да ты вовсе не белый, а рыжий! Помнится, на таком же гнедом красавчике стартовала я в тот, последний раз. Я не дошла тогда до финиша, но перстенек стал мне утешительным призом – призом за поражение.

Уши коня дернулись, и снова жалобное ржанье раскололо вечернюю тишь. На этот раз женщина услышала просьбу, не оставлять его одного, не уходить.

Выброшенная жизнью из седла наездница с сомнением окинула взглядом плоскую фигуру: «Нет, я еще не выжила из ума, чтобы возиться с этой доходягой». Но вопреки разуму и доводам рассудка, она припала губами к шершавым ноздрям. И вдруг, и вдруг .... Она почувствовала струи ответного тепла, бегущими от лошади к ее телу. Горячий ток крови согрел ее застывшие ноги, в груди заиграли колющие искорки странного чувства, а следом послышался едва уловимый раскат колокольного звона. Может именно так и зарождается последняя любовь? Женщина царапала нежную кожу пальцев о наждачную морду лошади, а губы животного ранила своим перстеньком, но не замечала этого. Она слышала лишь удары колокола – или это колотилось ее собственное сердце?

Сумасшедшая и счастливая, женщина отпрянула назад, подозрительно осмотрела посвежевшего от ее ласк коня и неуверенно спросила:

– Это ты, волшебный, сивка-бурка, пробудил во мне жизнь? Ты вернул мою юность? – зрительница чувствовала себя, как на первом свидании или ... как на первой встрече с конем, что, по сути, одно и то же. Это невероятно! Рядом с этой, нарисованной на фанере лошадью, она просиживала вечерами, полагая, что перед ней неодушевленное существо. Но сегодня....

Конь тряхнул головой и попытался лизнуть лицо новой хозяйке. Затем взметнул морду вверх и снова заржал – теперь радостно и безоглядно. И это ржанье потонуло в симфонии проснувшегося мира. Слушая ее, женщина забыла, кто она и зачем живет на этом свете, и уже не думала о своей ненужности и одиночестве. Ей открылось незримое присутствие того, кто был с нею всегда. Он призывал смотреть на мир так, словно видишь его в последний раз. Только острота прощания наполняет мир подлинной жизнью и дарит нам абсолютную любовь. И нет в таком мире старых и увечных – все молоды, прекрасны и любимы.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.