Страница 97 из 139
На следующее утро (3 июля) мы спустились с Белых Камней; заметно уменьшаясь, они тянутся на восток цепью плоских холмов и идут к югу через поросшую лесом и изрезанную реками холмистую долину. Лес становился гуще и гуще, так что, наконец, мы насилу могли подвигаться вперед. Ехать по берегам рек было неудобно, потому что они впадают в Анюй слишком далеко на запад от цели нашего путешествия, местечка Островного. Мы блуждали по лесу то направо, то налево, выбирая места, где деревья стояли не так часто, или следуя по тропинкам, протоптанным оленями. К ночи остановились на крутых берегах одного из притоков Упчины, среди дремучего лиственичного леса. Здесь в первый раз после отъезда нашего встретили мы следы людей, а именно — несколько ловушек для соболей и лисиц.
Июля 4-го рано поутру увидели мы за лесом две горы — Круги и Нупголь, лежащие на берегу Анюя. Между ними проходила наша дорога. Впрочем, несмотря на близость, мы никак не могли надеяться сегодня достигнуть реки. Лес становился на каждом шагу дремучее и непроходимее, и, вероятно, нога человека никогда еще не проникала сюда. Единственный наш путеводитель — оленья тропа — исчезла; корни, сучья и поваленные деревья беспрестанно пересекали нам дорогу.
Направляясь постепенно к востоку, мы часто принуждены были переправляться через быстрые ручьи, а иногда топорами прорубать себе путь, так что со всевозможными усилиями проезжали в час не более полуверсты. Несмотря на то, к вечеру, против ожидания, достигли мы безлесной долины, где уединенно возвышается отдельная гора Круги.[188] К востоку отсюда, за низменной цепью плоских холмов, называемых здесь Девятисопочными, лежит гора Нупголь, среди пространной долины, изрезанной бесчисленными озерами и реками. Дорога туда была весьма утомительна, и потому, не доехав пяти верст до горы Нупголя и лежащих там юкагирских летовьев, мы остановились на ночлег в лесу.
Дорогой при переправе через небольшой ручей заметили мы огромный мамонтовый клык, вероятно, пуда в два с половиной весом, который вполне вознаградил бы Бережного за все переносимые им затруднения. К сожалению, после ближайшего исследования оказалось, что значительная часть клыка примерзла ко льду на дне ручья и без помощи длинных, острых пешней не могла быть отделена. К досаде всего общества, по неимению при себе необходимых орудий, мы не могли воспользоваться нашей находкой.
На следующее утро (5 июля) в 9 часов утра достигли мы летовья одного семейства юкагирских рыбаков, лежащего при подошве Нупголя, на берегах Анюя. По совету юкагиров, мы переправились здесь через реку, потому что далее лес по сю сторону Анюя совершенно непроходим, берега необитаемы и переправа через устье реки Погиндены в настоящее время года невозможна.
Июля 6-го продолжали мы путь по берегу Анюя, через довольно густой лес. Между огромными лиственицами заметили несколько памятников прежних времен: гробниц коренных обитателей страны — юкагиров или омоков; в настоящее время у них здесь одно общее название некрещеных. Подобно большей части кочевых народов, племена северо-восточной Сибири хоронили своих умерших в больших четырехугольных гробах, утвержденных для большей от хищных зверей безопасности на высоких столбах.[189] Почти все виденные нами гробницы уже обрушились. Бревна, поддерживающие и составляющие гробы, были, повидимому, обтесаны каменными топорами. Я надеялся отыскать здесь какие-нибудь древние оружия или принадлежности одежды, но, кроме истлевших костей и черепов, ничего не нашел. Один из сопровождавших меня юкагиров утверждал, что в могилах шаманов попадаются иногда остатки идолов, а также разные вещи из китового уса и меди. За лесом лежала пространная болотистая долина, вероятно, некогда покрытая деревьями, что доказывали небольшие, круглые кочки, поросшие мхом; между ними изгибались бесчисленные ручейки. Дорога была ужасная. Лошади наши то спотыкались за кочки и пни, то утопали в болоте, так что несколько раз принуждены мы были их развьючивать. Езда не могла быть быстрой. Поздно вечером достигли мы небольшого селения на правом берегу Анюя в 25 верстах от нашего последнего ночлега. Сюда для рыбной ловли собралось тогда несколько чуванских семейств, потерявших своих оленей. Но даже и сия обильная рыбой река не избавила несчастных от голода: у них не было сетей и для ловли употребляли они весьма несовершенный род удочек и еще более несовершенный род неводов, в которые только чудом могла попасться рыба. Бедствия и нужды чуванцев превосходят всякое описание. Мы подарили им часть наших запасов. Один вид порядочной пищи привел голодных в истинное восхищение, а насытившись, они вдруг предались самым странным порывам радости и благодарности до того, что мы едва могли их успокоить и найти время отдохнуть от дневных трудов. На следующее утро все народонаселение деревни провожало нас на другой берег; женщины пели в нашу похвалу сочиненные стихи, а мужчины стреляли в честь нашу из ружей. Наконец, они расстались с нами, повторяя уверения в своей благодарности, и долго еще доносились до нас их веселые песни. Несчастные забывали, что только сегодня они еше сыти, а завтра нужда и голод наступят с новой силой, тем более, что по обшей беспечности их никто не заботился даже в тот день закинуть уду или запустить невод.
По высохшему руслу реки достигли мы довольно скоро летовья, лежащего на южном берегу Анюя, против горы Оброма. Нездоровье Бережного и утомление лошадей принудили нас провести здесь два дня.
Июля 10-го велели мы переправить наших лошадей на правый северный берег Анюя, а сами на небольшом плоту поплыли по реке в Островное, куда вскоре после нас прибыли и лошади с поклажей. Купец Бережной взял отсюда чувашского князька, знавшего чукотский язык и согласившегося провожать нас в качестве переводчика. Разные приготовления к поездке заняли целый день, и только 12-го числа отправились мы далее; вдоль северо-западного лесистого ската горы Оброма, переправились через речку Островную и недалеко оттуда расположились ночевать, проехав всего 15 верст.
На следующий день небо покрылась тучами, атмосфера наполнилась густыми парами; наконец, пошел дождь и продолжался беспрерывно целую неделю. 13 июля ехали мы по высоким лесистым холмам, до источников ручья Коновалова, где переночевали, а на другой день при сильном дожде поехали далее. К вечеру перед нами открылась пространная, голая долина, ограниченная с противолежащей стороны лесом, разделенным на отдельные купы. Нам казалось, что он прорезывается извилинами значительной реки, которую почитали мы Погинденой. К сожалению, достигнув леса уже поздно ночью, мы нашли только незначительный ручеек, через который переправились и потом переночевали.
До сего места дорога наша вела нас по обнаженной, мертвой равнине. Мы не видали ни птиц, ни других животных и желали скорее достигнуть усеянной озерами тундры, где можно было надеяться найти рыбу и гусей и ими дополнить истощенные наши запасы. С рассветом поспешили мы далее и вскоре достигли холма, с которого открыли к северу унизанную островами и обильную рыбой реку Погиндену. Мы приехали к ней в полдень и, долго и тщетно искавши брода, расположились на берегу в тени густой тополевой рощи. Лошади наши с наслаждением щипали сочную траву, а мы забросили сеть и пошли искать удобного места для перехода через реку.
Берега Погиндены составляют резкую противоположность с пустынной печальной страной, доселе нами осмотренной. Переход так внезапен, что кажется, как будто волшебством переносится путник в другую страну и другой климат. Вместо однообразных листвениц и беспрерывных топких болот видите вы здесь прекрасные, свежей зеленью одетые лужайки, с густыми рощами высокоствольных тополей, осин и особого рода ивы, отличающейся своими длинными, тонкими сучьями. На возвышенных берегах цветут разные благоухающие травы. Здесь нашли мы также много дикого лука, составившего очень вкусную приправу наших кушаний.
188
Должно заметить, что в северной Сибири все отдельно стоящие горы, несмотря на их образование, называются Камнями.
189
Подобные ящики, утвержденные на высоких столбах, известны здесь под именем сайб; ныне употребляются они уже не для погребения мертвых, а для сохранения рыбы и других запасов от диких зверей. Говорят, что медведи пытались иногда перегрызать столбы, поддерживающие такой ящик. Дли отвращения их попыток принято здесь обыкновение натирать или посыпать столбы порохом либо мелко истолченной серой, что равно противно медведям.