Страница 40 из 139
Зима, казалось, начала теперь совершенно устанавливаться; термометр стоял на 5° мороза; обильно выпавший снег не таял и покрывал всю окрестность. При скучном единообразии наших переездов мы радовались такой, хотя и не слишком приветливой перемене, предвкушая уже здешнюю зимнюю, кочевую жизнь. Итак, выбрав ровное, чистое место между высокими деревьями, доставлявшими некоторую защиту от ветра и вьюги, и очистив его несколько от снега, мы притащили превеликое сухое дерево, которое послужило средоточием нашему становищу и вместе основой порядочному огню, освещавшему всю окрестность. Вслед за тем проводники наши с удивительным проворством разложили на сырой земле мелко нарубленного хвороста и покрыли довольно толстый настил его зелеными ветвями растущего здесь во множестве низменного кедровника, или сланца. На таком душистом ковре поставлены были три полога таким образом, что они составляли три стороны квадрата; четвертую заняли проводники, но как, по их мнению, было еще довольно тепло, то удовольствовались единственно тем, что на покрытой снегом земле раскинули потники с лошадей, а в изголовья, вместо подушек, положили по седлу. Пока мы занимались установкой своих палаток, они уже успели развьючить лошадей, обтереть их немного сухой травой и привязать к стоявшим тут деревьям, мордами повыше, чтобы они не хватали холодной мокрой травы или снегу, пока не простынут.
Устроясь таким образом, мы поспешили наполнить чайники и котлы речной водой или молодым снегом и подвесить на огонь. В ожидании отрадного чая и сытной похлебки мы запалили свои ганзы — коротенькие якутские трубки, с величайшим усердием помешивая дрова, чтобы скорее поспел нетерпеливо ожидаемый ужин. В непродолжительном времени исполнилось общее желание, и все подкрепили свои истощенные силы простой, но здоровой пищей. Потом проводники наши принялись, как водится, рассказывать о приключениях своих или своих коротких знакомых на звериной ловле и в дальних странствованиях. Этот любимый предмет, скажу более — страсть якутов и сибирских русаков; на рассказы они неистощимы и, чтобы возбудить внимание своих слушателей, стараются перещеголять друг друга смелым преувеличением бесконечных похождений, истинных и вымышленных. Так, сегодня вечером занимали нас два краснобая повестями о том, как один казак, почти вдруг, убил трех на него напавших медведей — одного ножом, другого топором, третьего дубиной, да еще о неслыханных примерах неимоверной силы сохатого (сибирского лося), который на всем скаку будто бы может рогами своими вывернуть и повалить на землю большое дерево с корнем. После такой назидательной беседы, сократившей наш вечер, мы вползли в свои пологи и на разостланных медвежьих шкурах, под плотными меховыми одеялами, проспали целую ночь довольно хорошо и тепло. Проводники наши, пустив лошадей[108] на занесенную снегом отаву, также взвалились на потники и после дневных трудов спали под открытым небом, вероятно, не хуже нашего.
Не всегда, однакож, пользуются здесь путешественники ненарушимым спокойствием, нашему подобным: весной и летом случается часто, что от внезапного таяния снегов или сильных проливных дождей текущие из горных ущельев ручьи и речки сильно наводняются и в одну ночь совершенно заливают долину. Оттого-то опытные и осторожные сибиряки останавливаются всегда под двумя-гремя близко смежными большими деревьями, чтобы в случае опасности можно было спастись на их вершины. Тут с величайшей поспешностью сплетают они из ветвей род моста, от одного дерева до другого, и со всеми своими пожитками, вися на нем между небом и землей, спокойно выжидают скорого стока воды, хотя и лишаются средств защищать себя в таком воздушном жилище от холода и непогоды.
По мере приближения к истокам Тукулана ложбина его суживается более и более; крутые скалы по обеим сторонам сходятся ближе и ближе; леса, украшающие берега сей реки, постепенно редеют и, наконец, исчезают. Чаще всего попадаются в них тополи огромной высоты и толщины, встречается также много ивы. Далее, в стороне от берега, на сухой и каменистой почве растут березы и ели, преимущественно же низменный кедровник (по-здешнему стланец). Он стелется по скатам и ущельям гор; его мелкие, но вкусные орешки равно привлекают неповоротливого медведя и резвую белку.
В густых еловых и лиственичных лесах гнездятся во множестве глухари и куропатки.
22 сентября мы ночевали на безлесной долине, у подошвы горы, под защитой отвесной скалы. Приближение зимы становилось с каждым днем чувствительнее. По утрам термометр показывал 16° мороза, а ночью, несмотря на толстое меховое покрывало, нельзя было согреться. Мы достигли подошвы Верхоянского хребта; переход через него — самая труднейшая и опаснейшая часть пути от Якутска до Нижне-Колымска. Должно взбираться по голым, скалистым крутизнам, с ежеминутной опасностью сорваться со скользкой высоты, или проходить по узким, заваленным снегом ущельям, прогребая себе лопатами дорогу. Борясь с такими препятствиями и опасностями, мы достигли после трех часов езды высочайшего пункта перевала. Вершины гор подымаются отсюда еще на 800 футов, и дорога пролегает между ними. Летом переход менее затруднителен, но ужасен по частым и жестоким бурям, здесь случающимся, а зимой все возможные опасности угрожают путешественнику. Между прочим, из ущельев и пропастей внезапно вырываются сильные порывы ветра, и ничто не может противостоять их жестокости: они опрокидывают лошадей и седоков. Случалось, что целые караваны низвергались в пропасть, подле которой вьется узкая дорога. Все время нашего перехода погода была благоприятна: небо было чисто и безоблачно; лучи полуденного солнца зажигали тысячи огней на покрытых инеем скалах и наполняли воздух бесчисленными блестками. На север расстилалась под нами долина реки Яны, которая, имея здесь свой источник, течет отсюда в Ледовитое море. На юг крутые, нагроможденные утесы замыкали горизонт.
Верхоянский хребет, разделяя Ленскую и Янскую водные системы, состоит сплошь из чистого черного сланца; северный скат его не так крут, как южный. Хребет сей, по нашим наблюдениям, лежит по 64°20 широты и составляет замечательный раздел в произведениях прозябаемого царства. К югу отсюда растут сосны и ели, а на север их нет; вместо того стоят леса лиственицы, тополей, березы и ивы: последние растут до 68°, по берегам Омолона и обоих Анюев, но только в низменностях, защищенных горами от холодных северных ветров.
Тунгусы, встреченные нами впоследствии, рассказывали, что на вершине одной из Верхоянских гор находятся остатки большого мореходного судна, но дальнейших подробностей они не сообщили.
Все протяжение от Алдана до Верхоянских гор называется Тукуланским путем. Во всей Сибири, кроме опасных переходов через горы, нет дороги хуже сих 140 верст. Глубокие болота, дремучие леса, крутые скалы и быстрые реки, кажется, нарочно стеснены на всем пространстве, чтобы преграждать и затруднять путь. Сверх того, путешественник не находит здесь ни юрты, ни другого пристанища для защиты от непогоды и принужден проводить ночи под открытым небом. Тукуланская пустыня находится под ведением Якутского земского суда, который, однакож, еще не позаботился об удобствах путешественников. Напротив того, достойны замечания внимание и попечение, обращенные на сей предмет верхоянским окружным исправником Тарабукиным. Тотчас по вступлении своем в должность он употребил все зависевшие от него средства для расширения и уравнения горных тропинок к для проведения удобных безопасных дорог через болота. Такое улучшение пути особенно важно для казенных транспортов с солью и провиантом, которые каждое лето отправляются в селения, по рекам Яне и Индигирке лежащие. Тарабукину также обязаны путешественники устройством так называемых поварен — деревянных хижин, стоящих в некотором одна от другой отдалении. Сии строения состоят только из четырех стен и плоской кровли, в которой находится дыра для дыма: в середине комнаты помещается очаг, а по краям лавки. Несмотря на несовершенное и щелистое устройство, поварни составляют благодеяние для путешественников и доставляют им достаточную защиту от непогоды и вьюги.[109]
108
В северной Сибири лошади, кажется, как будто переродились; они роста небольшого, щею имеют толстую, кости, соразмерно с величиной, весьма крепкие, шерсть белесовато-серую, длинную, мохнатую и, как у прочих четвероногих сего края, в межень (среди лета) линяющую. Во время самых трудных переездов, продолжающихся иногда по три месяца, они питаются единственно вялой, полусгнившей травой, выгребая ее копытами из-под снега, но, несмотря на то, остаются дородными, сильными, и неописанно, что могут они выдержать. Достопримечательно, что у якутских лошадей, даже когда они слишком состарятся, зубы не портятся, между тем как у наших они с летами крошатся, без сомнения, от зернового корма, которого первым никогда не дают, предоставляя им питаться одной лишь травой. Вообще они остаются молодыми несравненно долее наших, так что двадцатилетние почитаются у якутов еще не старыми и служат обыкновенно сплошь по тридцати лет.
109
С 1821 года якутский земский суд последовал сему благодетельному примеру и, сделав некоторые распоряжения для улучшения дороги, устроил несколько поварен.