Консул

— С кем же вы занимаетесь русским языком?

— С русским мальчик. Он финн. Он изучает меня по-русски, я изучаю его по-фински.

— Надо сказать: "Я учу его, он учит меня", — поправил Ярков.

— Вот слышите, как я еще очень плохо говорю, — огорчился Эйно.

— Я хотел бы так говорить по-фински, а не объясняться на пальцах… Как зовут вашего учителя? — переспросил Ярков.

— Вяйно Туоминен.

Константин Сергеевич вспомнил юного пионера Ваню Туоминена, порадовался, что Ваня, кажется, нашел себе верных друзей, которые изучают русский "за то, что им разговаривал Ленин".

Ирина прыгала возле машины — видно, застыла. Увидев, что Константин привел одну лошадь, рассмеялась.

— Браво! — воскликнула она. — Но почему одна лошадь? На двух запаса слов не хватило?

— У этой лошади много лошадных сил, — ответил за консула Эйно.

— Ну, я понимаю, что с таким переводчиком ты мог договориться по любому вопросу, — заметила Ирина.

Константин Сергеевич передал жене приглашение мадам Тервапя пообедать у нее.

— Но в таком виде на обед к помещице?

— Она любезна и проста. И показалась мне очень интересным человеком… Отлично говорит по-немецки.

Эйно с помощью лошади вытащил машину на дорогу. Ярков поблагодарил его, пожалел, что с собой нет никакого сувенира, а дать этому юноше "на чай" считал оскорбительным. Ирина поняла мужа. Она раскрыла свою сумочку, вынула из нее записную книжку в кожаном футляре, на котором был вытиснен вид Кремля, сняла обложку и протянула ее Эйно.

Юноша вспыхнул от удовольствия.

— Это очень дорогой для меня сувенир, — сказал он.

Ярков просил передать Ване Туоминену привет от советского консула.

— Он будет очень рад, — ответил Эйно. — Я его сегодня увижу.

Сонни ждала гостей в вестибюле. Она успела сменить обширный халат на темно-зеленый костюм, отчего ее изумрудные глазки засверкали еще ярче. Ирина отметила, что на безбровом лбу, очевидно по памяти, были нарисованы коричневым карандашом брови, причем одна выше другой. Пудрилась мадам Тервапя тоже, по-видимому, без зеркала, иначе она смахнула бы со своего задорного короткого носика излишек пудры. Высокий лоб, гладкие седые волосы, собранные сзади в пучок, придавали ей величественный вид.

— О, какая очаровательная снегурочка! — воскликнула она, протягивая руку Ирине. — Кажется, я вас знаю. Вы — журналистка?

И Ирина вспомнила, что встречала эту тучную звонкоголосую даму на каких-то журналистских приемах, видела ее на пресс-конференциях.

— Я тоже балуюсь журналистикой, — подтвердила мадам Тервапя, — пописываю фельетоны, из которых изымают всю приправу, и они становятся пресными, как клейстер.

Гости очистились от снега, сняли головные уборы, шарфы.

— Пока накрывают на стол, я покажу вам свой дом.

Дубовые стены высокого вестибюля были украшены рогами оленей, чучелами птиц. В камине ярко пылали дрова. Было тепло, уютно.

Из вестибюля широкая лестница с деревянной резьбой вела наверх, а прямо открывалась анфилада. Гостиная напоминала гостиную в доме Лариных из "Евгения Онегина", как ее показывают в Большом театре. Белые колонны, по левую сторону окна вперемежку с зеркалами, в правом углу белый рояль, по правую сторону вдоль стены диваны, кресла, обтянутые светлым шелком. На стене против окон несколько хороших картин. За гостиной следовала чайная комната, отделанная зеленым шелком, затем курительная, где между медными курительными столиками стояли карточные столы, дальше — библиотека, и заканчивалась анфилада кабинетом хозяйки. Ирина задержалась у книжных полок. Библиотека была многоязычной и говорила о разносторонних интересах хозяйки. В простенке между книжными шкафами висел портрет мадам Тервапя. Здесь ей было едва ли восемнадцать лет, и все же можно было узнать в этой тоненькой девушке с большими изумрудными глазами, с оголенными плечами, в бальном платье, отделанном кружевом, лентами, мадам Тервапя. Но Ирине показалось, что на портрете она очень кукольна, зеленые глаза бездумны. А сейчас, хоть и утонули в оплывшем лице, они были по-человечески мудры, ироничны, проницательны.

— А вот мой русский шкаф, — показала мадам Тервапя. — Я, как и все финны моего поколения, читаю по-русски, хотя говорю плохо.

Большой шкаф был заполнен русской классикой. Из современных писателей Ирина заметила только книги Горького и Маяковского.

— Эти книги сейчас пожирает мой конюх Эйно. Здесь у меня изящная словесность, или, как вы теперь говорите, художественная литература. Ленин и Плеханов у меня в философском отделе. Хотя здесь есть книжечка, составленная Владимиром Ильичем Лениным.

Мадам Тервапя сняла с полки небольшую книгу в красном переплете и протянула Ирине.

Ирина отвернула переплет.

— Но это же Пушкин! Избранные произведения для детей школьного возраста.

— Значит, вы не знаете этой книги. Читайте дальше, ниже.

Ниже рукописной вязью было напечатано: "Составитель В. Ленин. Биография А. Ульянова. Издательство П. Сытина. С.-Петербург. 1913".

Ирина подозвала Константина. Он в это время осматривал полки со словарями, к которым имел пристрастие.

— Посмотри, какое поразительное совпадение имен: Пушкин — Ленин — Ульянов. Но Владимир Ильич никогда не пользовался псевдонимом "В. Ленин", а только "Н. Ленин".

— Совершенно верно, — подтвердил Ярков, — и брат его Александр Ульянов погиб, когда ему едва исполнилось двадцать один год. Круг его интересов был в области естествознания, а не литературоведения.

Мадам Тервапя откровенно призналась, что она разочарована. Она считала, что обладает редкой книгой, составленной Владимиром Ильичем Лениным.

В библиотеку вошла тоненькая девушка, имеющая большое сходство с мадам Тервапя. Поздоровалась, сделала книксен.

— Это моя дочь Хелена, — представила ее хозяйка.

Девушка сказала матери что-то по-фински.

— Пожалуйста, говори по-немецки, — предупредила ее мать. — Советский консул, господин Ярков, не знает финского, хотя сумел объясниться со мной. "Какси тпру-у-у" — повторила Сонни и залилась смехом. — Прошу к столу, — сказала она.

Прошли в столовую. Стол был сервирован на шесть человек.

— А где же Вилли и его гость? — спросила хозяйка.

— Я их звала, — ответила Хелена. — Открыла комнату Вилли и еле разглядела их в табачном дыму. Они сидят и, как всегда, чего-то обсуждают, чего-то пишут.

— Вилли — мой дальний родственник, а в гостях у него ваш коллега, германский консул.

Яркова мало устраивало обедать так запросто в домашней обстановке с германским консулом Вебером. Они были знакомы, нанесли друг другу визиты вежливости, встречались на официальных приемах. В Германии велась истерическая антисоветская кампания, которая захлестывала и Финляндию, и консул Вебер в нагнетании антисоветской атмосферы играл не последнюю роль. Он, по всем признакам и по мнению Ирины, связанной с журналистскими кругами, дирижировал кампанией против Антикайнена. "Любопытно, — думал Ярков, — что же связывает этот дом, на первый взгляд вполне демократический, с германским консулом?"

В столовую вошли двое мужчин. Вебер был близорук, носил очки с толстыми стеклами, отчего его глаза казались непомерно большими и незрячими. Вилли был высокий молодой человек, лет двадцати пяти. Он был альбиносом, и белые длинные ресницы придавали ему сонный вид.

Вебер с изумлением, граничащим с испугом, уставился на Яркова.

— Вот уж не ожидал встретить вас здесь! Я не знал, что вы знакомы, — тоном упрека обратился Вебер к Вилли.

Вилли пожал плечами.

— Нас привел сюда несчастный случай, — холодно сказал Константин Сергеевич, здороваясь с консулом и Вилли.

— Усаживайтесь, господа, — пригласила Сонни, — и кстати, о несчастных случаях. Вы читали на днях в газетах об ужасной автомобильной катастрофе, в которой погибло сразу четверо? Это ужасно! А двухлетняя девочка, которая вышла на балкон, пролезла между железными прутьями и шагнула прямо на улицу?

— Маме не удастся ограничить разговор отделом происшествий, — шепнула Хелена Ирине. — Разговор обязательно перейдет на политические темы. А я страсть не люблю политики, меня больше интересует спорт, танцы, музыка, театр.