Страница 30 из 63
Лоси, уколотые острыми копьями, остановились. А может быть, это сами всадники остановили их, — Владигор не знал. Он зацепил копьем с крюком за плечо всадника из тех, что были ближе к нему, и рванул на себя. Всадник, не усидев верхом, упал под копыта лосей и был растоптан.
— Ого-го-го! — радостно прокричал Кеулькут и тоже свалил всадника, который был ближе к нему.
Если бы противников было только двое! Но место сброшенных сразу занимали другие. На них напирали третьи. Чей-то лось ударом груди выбил копье из рук Владигора. И тогда князь стал биться мечом.
Всадникам все же удалось прорвать первый строй угорцев, и они наткнулись на женщин. Даже дети кололи острыми ножами вражеских боевых лосей в ноги и живот.
Владигор крутился волчком, нанося удары направо и налево. Он уже с трудом различал лица противников. Но, когда у него за спиной закричала девушка, он с удивлением увидел верхом на лосе того самого звероподобного человека, с которым недавно дрался. А может, это был и не он, а просто похожий. Звероподобный проткнул своим копьем отцу девушки здоровую руку, а ее саму как раз примеривался захлестнуть арканом.
Но бросок не удался: князь с силой метнул в него нож, и звероподобный стал медленно сползать со своего лося. Нож торчал у него между лопатками. Однако силы были неравными, и князь с тоской отмечал, как нападавшие выхватывали арканами одного за другим жителей стойбища, покидали место сражения и волокли своих жертв вслед за собой по истоптанному, грязному снегу. Не успел он защитить девушку, как пришлось отбивать Кеулькута. На того уже был накинут аркан, однако Владигор успел перерубить веревку, а резко потянув на себя вражеское копье, сбросил и всадника. Через мгновение оправившийся Кеулькут отбил копье, которое было нацелено в князя.
И вдруг вражеский напор стал ослабевать. Лоси замерли, а потом, словно напуганные чем-то, напирая друг на друга, сбрасывая собственных хозяев, стали разворачиваться и бросились назад. Владигор собрался было их преследовать, но они уже уносились вдаль.
Оставалось лишь подобрать своих и чужих раненых и похоронить убитых.
Жители стойбища радостно обнимали друг друга, и многие показывали на Владигора, с благодарностью повторяя:
— Нючи! Нючи!
Кеулькут, у которого правая рука и голова были ранены, счастливо хлопал князя по плечу, тоже что-то весело приговаривая. Появился и хромой переводчик. Балахон на нем был порван, а капюшон и вовсе оторван.
— Кеулькут сказала, твоя — богатырь, твоя дралась как бог.
Кеулькут закивал и стал подталкивать к нему юную невесту.
— Твоя жена. Без жена — плохо, когда жена — хорошо, — объяснил переводчик. — Твоя — хорошо.
И девушка тоже робко улыбнулась Владигору. Владигор поискал глазами ее отца. Тот сидел на снегу, прислонившись к стене чума.
А потом на площадке у столба ударил барабан, и двое парней вывели к столбу совсем дряхлого старика, едва переставлявшего ноги. Владигор видел этого старика и во время битвы. Старик сидел тогда у своего чума на шкуре и, закрыв глаза, тихо молился, обратив лицо к небу.
Теперь этот старик сел у столба на шкуру и, так же зажмурив глаза, стал произносить нараспев неожиданно громким голосом какие-то слова. И остальные тоже сразу опустились на снег и стали повторять те слова вслед за ним.
Князю было неловко стоять среди молящихся, и он, привыкший уважать чужих богов, сел рядом с юной девушкой.
Молитва была недолгой. После нее молодые парни помогли старику подняться, и он заговорил с жителями стойбища. Голос у него был неожиданно звонким. Старик то ли спрашивал их о чем-то, то ли убеждал. А они подхватывали каждое слово и нестройным хором повторяли его вместе с ним.
— Нючи, нючи! — произнес старик и повернулся к Владигору.
И все тоже подхватили:
— Нючи!
— О чем это он? — тихо спросил князь переводчика.
— Твоя — хорошо. Твоя — Ай-Мэргэн.
— Что это еще за мэргэн?
— Ай-Мэргэн — Умный и Сильный. Твоя — моя править. Твоя — всех править.
— Нючи — Ай-Мэргэн?! — громко спросил у общества старик.
И все жители хором подтвердили:
— Нючи — Ай-Мэргэн!
Все жители стойбища смотрели на князя, и Владигор понял, чего от него ждут: ждут, чтобы он вышел на середину площадки.
Он приблизился к столбу, и переводчик заковылял следом за ним.
Владигор, как было принято в Синегорье, поклонился народу.
— Скажи: я готов защищать их, но не знаю здешних обычаев и к тому же у меня тут есть важное дело, — обратился он к переводчику.
Переводчик произнес несколько слов, и все в ответ снова закричали:
— Нючи — Ай-Мэргэн!
— Все мужчины — раненые, все — плохо, воевать. Одна твоя — хорошо воевать, — объяснил переводчик. — Одна твоя, Ай-Мэргэн. Править — хорошо.
Старик повернулся к Владигору, показал рукой, чтобы он встал совсем рядом, и заговорил снова. Многие в ответ засмеялись, а кое-кто отправился в свои чумы и скоро вернулся, прихватив какую-нибудь вещь.
Первым с тремя волчьими хвостами вышел вперед Кеулькут. Он сказал несколько фраз, отчего все снова засмеялись, и положил хвосты у ног Владигора. Потом поманил рукой юную девушку и, когда она подошла, поставил ее рядом с князем.
Следом стали подходить другие жители и складывать у ног Владигора свои приношения: кто — хвост северного серебристого волка или серебристой лисы, кто — нож или копье.
Дряхлый старец сказал еще что-то, и двое парней, кивнув, сбегали за новым одеянием из белого меха. Старец накинул его князю на плечи.
— Твоя — хорошо. Твоя — олешек кушать. Моя тоже — твоя олешек кушать, — проговорил переводчик.
Из всего происходящего князь понял, что он теперь уже не раб и не пленник, а, возможно даже, вождь этого стойбища и что у него есть жена и много здешних богатств. Как управлять стойбищем, он пока не знал, да и не собирался этим заниматься.
«Найду кого-нибудь из сообразительных и передам власть», — подумал князь.
Однако начинать править угорцами ему пришлось немедленно.
Дряхлый старец обратил к нему морщинистое лицо и спросил о чем-то. Хромой перевел его вопрос:
— Твоя есть первая приказания?
«Отпустите меня на волю», — хотелось ответить Владигору, но вместо этого он произнес:
— Надо выставить стражу, чтобы злобных всадников издалека было видно.
Как только переводчик повторил приказ АйМэргэна, несколько юношей поднялись и отправились на упряжках в разные стороны. Теперь воины на лосях уже не могли появиться внезапно.
ЗАБОТЫ ЗАБАВКИ
В этот день Забавка вернулась из леса в хорошем настроении. Ей удалось уладить давнюю тяжбу между березами и осинами в высыхающем постепенно Кривом болоте. Отец говорил, что место это называлось когда-то Светлым озером. Потом озеро захирело, оттого что пересох впадающий в него ручеек. Стало оно зарастать, и никто уже не называл его Светлым. Зато появилось Кривое болото, а на нем — низкорослые осинки да березки. Сначала, когда свободного места было много, никто из них не спорил за пространство для жизни и не мешал соседям. Но время шло, и мелкое редколесье превратилось в чащобу — тогда и начались распри.
Забавка с утра этот спор улаживала: березки согласились переселиться туда, где повыше, — к сосенкам, что росли на сухом песчаном берегу, и осинки, сдвинувшись, уступили им это место, зато заняли освободившееся.
Она с удовольствием посмотрела на куст сирени, который цвел у самой стены замка и заглядывал к ней в окно. Ей удалось уговорить цвести этот куст почти круглый год — за это Забавка питала его нужными соками.
Отец тоже был в замке и, судя по всему, производил свои опыты с хрустальным шаром. В который раз произнося всевозможные заклинания, пробовал заставить его вращаться в воздухе. Шар по-прежнему не слушался, и от этого у отца было никудышное настроение. Забавка это сразу ощутила, войдя в замок, но не стала навязывать отцу свое общество. Он в последнее время вел себя странно, видимо, шар был ему очень нужен.