Страница 69 из 71
— Тяжело Павлу Гордеевичу, но он непременно пересилит это. Не первый год знаю его.
В это время поблизости старший Вощин окликнул:
— Герасим Петрович, куда же вы? Присоединяйтесь!
Па голос проходчика шахтеры оглянулись и увидели у конторских дверей Хомякова. Маркшейдер близоруко присмотрелся к собравшимся, приветственно поднял руку и мелкими шажками приблизился к Вощину.
— Значит, пойдет наш кузбассовский шахтерский комбайн? — Афанасий Петрович внимательно, ободряюще заглянул в лицо Хомякова. — Ну, спасибо вам, инженер.
Хомяков смущенно переступил с ноги на ногу и развел руками.
— Дотягивать, товарищи, многое нужно, вот в чем дело.
— Было бы что дотягивать, — откликнулся Некрасов. — Только вы не падайте духом: раз машина сделана, работать ее заставим.
В разговор вступили еще несколько человек. Вспомнили дореволюционную шахтерскую старину, когда не только о комбайне — о простом рештачном конвейере не мечтали.
— Что «вольная» шахтерская жизнь, что казенная каторга — разницы-то никакой не было, — хмуро заметил Вощин.
Солнце все ниже клонилось к западу, свет его словно бы притухал, а делегации из Прокопьевска все не было. Часть людей ушла на вторую смену, кое-кто тронулся по домам, торжественной встречи как будто не получилось.
В это время из-за угла конторы на рысях вывернулся Митенька и, взмахнув обеими руками, оповестил:
— Едут!
Толпа ожидавших на секунду притихла, потом дрогнула и, разрастаясь на ходу, тронулась навстречу гостям.
Первым из машины бойко выскочил старик Ходыкин, — тот, что увозил осенью знамя с «Капитальной», — а за ним вышли еще два делегата. Ходыкин торопливо поклонился и тут же, усмехнувшись, развел руками.
— Видите, хозяева, в какую должность определили к старости: увозил знамя, теперь привез, потом опять придется…
— Ишь ты! — перебил кто-то задорно. — Прыткий! какой! С нынешнего дня должность твоя отменяется!
Поздоровались, разглядели друг друга, похвалили погоду. Ходыкин стал было рассказывать что-то о Прокопьевске, но Афанасий Петрович нетерпеливо кивнул:
— Давай-ка, товарищ, покороче. Где оно у вас?
Ходыкин понимающе присмотрелся к победителям, сгрудившимся вокруг машины, и сказал с веселой завистью:
— Это можно, раз так получилось…
Он подошел к машине и осторожно вытянул из кузова красное древко со знаменем в белом полотняном чехле, слегка приподнял его, так, чтобы все видели.
— Вот оно. Куда прикажете?
— Подожди-ка, товарищ Ходыкин, — остановил Вощин. — Ты прямо скажи: ваши ворошиловцы не опустили руки? Настроение не кислое?
Делегат вздернул седенький клинышек бороды.
— Это почему? Что знамя отдали?
— Об этом речь…
— Так ведь у нас народ скроен из того же материала, что и на «Капитальной»!
— Ладно, — согласился Афанасий Петрович, — только все равно, столько сил, как у нас, едва ли где сыщешь. А награду давай сюда, мы ей сами место найдем.
Оглянувшись, он жестом позвал Данилова и негромко, посреди общего почтительного молчания, сказал:
— Бери, Степан Георгиевич, ты из самых молодых и верных. Неси!
В глазах Степана метнулись жаркие искорки благодарности. Не торопясь сняв чехол, он распахнул над головой красное шелковое полотнище и, взглядом позвав за собой шахтеров, пошел в клуб.
ГЛАВА ХLIII
Оставив Степана в штреке, Рогов вышел на-гора через запасный ходок. Приблизившись к устью уклона, совершенно неожиданно застал там Семена Стародубцева. Насилу сообразил, что Семен ведь является в некотором роде одним из трестовских руководителей по капитальному строительству, значит забрел в такую даль не случайно. Галя что-то горячо доказывала ему. Рогов услышал, как она несколько раз настойчиво повторила:
— Это возмутительно, товарищ Стародубцев! Возмутительно!
— А, сам начальник шахты пожаловал! — повернулся Семен к Рогову. — Здравствуй, Павел. Извини, не было времени предупредить о своем появлении. Услышал, что на уклоне было туговато, вот и решил заглянуть.
— Ты лучше делаешься, — заметил Рогов.
— Почему?
— Да вот услышал, на уклоне неблагополучно, и летишь сломя голову. Раньше этого за тобой не водилось.
Семен примирительно улыбнулся и обратился к Гале:
— А он все такой же колючий. Помню его вот уж десять лет таким.
— Не изменяюсь, грешен, — сознался Рогов.
— Кто из нас без греха, — согласился Стародубцев. — В грехах иной раз, как в репейниках…
Рогов выслушал Галю о положении в забое, о том, что дело теперь только за мелкими доделками.
— Ну, спасибо! — он еще раз оглядел верхнюю плиту и улыбнулся, заметив, как покраснело лицо Гали. — Спасибо, Галина Афанасьевна, от всей шахты. У меня гора с плеч… Теперь двинем уголек…
— Вот я и безработная, Павел Гордеевич, — сказала Галя. — Что ж мне теперь прикажете — брать направление в отдел кадров?
— Как это в отдел кадров? — удивился Рогов. — А два внутренних уклона кто будет пробивать? А новый скиповой ствол? Вы что, Галина Афанасьевна! — Он приблизил свое лицо к ней и, не обращая внимания на Стародубцева, заговорил вполголоса: — Понимаете, Галя, я был почти спокоен за уклон, потому что вы здесь. Вы отличный инженер… Давайте договоримся, что поработаем вместе еще очень долго! А?
— Очень долго?.. — в глазах у Гали мелькнуло что-то похожее на испуг, но она тут же спокойно сказала — Мне все равно, Павел Гордеевич, на какой шахте работать, но… лучше, если рядом с вами. Надежнее.
— Очень хорошо! — отозвался Рогов и, по привычке глядя в глаза то Вощиной, то Стародубцеву, быстро заговорил: — Чтобы нас в следующий раз не давила вода, воспользуемся буросбоечной машиной Могилевского. Понимаете? Нарезаем рудничный двор, ставим машину на нижней плите и… бьем вверх по угольной пачке! Тут вода не страшна будет.
Стародубцев скромно потупился, но сейчас же заметил:
— Вообще-то работа на буросбоечной потребуется филигранная: сечение скважины девяносто сантиметров, а угольная пачка всего метр двадцать — тридцать. Ошибка всего на одну десятую градуса… Это, знаете, немного напоминает игру: человек закрывает глаза, покрутит перед собой указательными пальцами, потом сводит их — сойдутся или нет? Так и здесь…
Рогов фыркнул:
— Хиромантия! Не от инженера бы слышать. Нам некогда крутить перед собой этими твоими пальцами. Слышите, Галина Афанасьевна: не принимать во внимание «предсказаний» Стародубцева! — Рогов улыбнулся. — А… помощью его мы воспользуемся.
Семен обратил все в шутку.
— Ты, Павел, не изменяешься, — вздохнул он. — Таким тебя люди и запоминают, даже те, с кем ты всего один-два раза встречался. Недавно в Новосибирске, беседуя с видным ученым, не успел я упомянуть о тебе, как он вдруг перебил меня: «Ах, позвольте, позвольте! Так я же знаю инженера Рогова, как же!»
— Что за ученый? — полюбопытствовал Рогов.
— Скитский Василий Пантелеевич.
— Скитский? — Рогов кивнул. — Хороший мужик, светлый!
— Умный! — подхватил Семен. — Жалко, мало с ним пришлось побеседовать — дело ограничилось моим скупым докладом и несколькими его замечаниями. Знаешь ведь, как он занят? А тут еще, понимаешь, весну человек переживает, так что и здесь у него можно кое-чему поучиться… — Семен сделал шутливый полупоклон в сторону Гали и, тут же немигающе глядя в лицо Рогова, небрежно закончил: — Женится профессор Скитский на своей аспирантке… Евтюховой.
— Вот как… — без всякого выражения отметил Рогов, потом посмотрел на ручные часы, на Вощину.
Галя инстинктивно сжалась, словно на нее замахнулись. Ни разу она не видела у Рогова таких пустых, обмелевших глаз, словно в одно мгновение перегорела в них влажная синь.
Он сказал:
— Хорошо, Галина Афанасьевна, значит, мы… договорились. А теперь я пойду.
Семен сделал было шаг за ним, но Рогов только чиркнул по его лицу взглядом и пошел сквозь кусты напролом.
— Вот так, Галина Афанасьевна… — начал Стародубцев в замешательстве.