Страница 7 из 69
Так, он доказательно утверждал, что именно они с Русланом первыми применили «куклы» и «ломку» денег при закупке валюты у иностранных лохов прямо в здании МГУ имени Ломоносова. Делали они это чаще всего в лифте, поднимаясь на какой-нибудь из верхних этажей, или спускаясь вниз.
Происходило все так. Хан, к примеру, отсчитывает на предложенную иностранцем тысячу долларов три тысячи рублей и передает их, но при пересчете иностранец вдруг замечает, что не хватает сотни. Как так?! Не может быть, — удивляется Хан, забирая рубли обратно для сверки. А пересчитав и удостоверившись, что, действительно, не хватает стольника, он достает из кармана недостающую сумму, приобщая ее к остальным купюрам.
Причем часто для этой операции использовался обиходный тогда пластиковый чехольчик для шариковых ручек, который идеально подходил по размеру и форме для банковской упаковки: через прозрачную клеенку хорошо видна была лицевая сторона денег, а в то же время было трудно достать обратно купюры для повторной проверки, тем более в экстремальной ситуации.
Вот тут-то и происходит «развод». Руслан говорит: «Уходим: менты!». И Хан с иностранцем, быстро обмениваясь суммами в нервозной обстановке, удаляются в разные стороны.
Но лишь спустя некоторое время, а то и придя к себе, лох обнаруживает, что вместо денег у него «кукла», то есть пресс-бумага, нарезанная под формат денег, а сверху и снизу лежит по настоящей купюре. Или лох с недоумением замечает, что денег у него вдвое или втрое меньше той суммы, что он лично пересчитывал первоначально, держа в руках. И ему невдомек, что Хан при возвращении денег после пересчета «сломал» их, то есть подломил через пальцы, отогнув вниз часть «пресса» и так держа, что «терпила» из-за тыльной стороны ладони ничего не заметил, а выхватил лишь те деньги, которые видел зажатыми между большим и указательным пальцами.
В общем, диапазон деятельности Хана с Русланом был весьма широк и мог распространяться на все, что сулило хорошую прибыль — от сутенерства, контроля с осуществлением безопасности валютных путан, «ломки» и всякого рода мошенничества — до вооруженного разбоя и убийств.
…О сутенерстве может свидетельствовать один интересный случай. В Московском Мясомолочном институте учились в советское время в основном дети «хищников», то есть директоров мясокомбинатов, заготскотконтор и так далее. Это сулило большие деньги и было престижным. Взятки за поступление были весьма высоки, где-то 25 000 рублей, и дети простого инженера, врача или ученого туда вряд ли могли пролезть, да и едва ли мечтали об этом сомнительном ВУЗе.
Холл института представлял собой своего рода подиум высокой моды того времени, где дитяти Остапов Бендеров дефилировали «прибарабаненными по фирме» — по последнему писку моды. Чем дороже была одежда, тем авторитетней носитель. Избалованные детки в большинстве своем употребляли наркотики, играли в карты и развлекались с девицами. В середине семидесятых там учились компанейский грозненский парень Леха Татаров, отец которого имел одно из самых больших частных домовладений в городе и занимался дорогим меховым бизнесом, и друг Лехи — Фима из Могилева, отец которого был популярнейшим закройщиком и одним из самых богатых модельеров на Украине.
Фима любил играть в карты, часто проигрывал, и папа приезжал выплачивать за него по 20–30 тысяч, как будто бы это было 200–300 рублей. Азарт, наркотики, девушки, хорошие рестораны требуют больших денег, и как бы папы богаты не были, но семейный бюджет даже подпольных миллионеров типа Корейко затрещал бы, как шуба, по швам. Поэтому детям приходилось крутиться самостоятельно в поисках добавочной прибыли.
Как-то раз Леха с Фимой в «крутом» ресторане познакомились с двумя девицами приятной наружности, одетыми «как следует». Они вели себя высокомерно, так как деньги придавали уверенность. Клюнув на то, что видные молодые люди также были одеты соответственно понятиям их круга, они пошли на сближение и вели откровенный разговор. Не стесняясь, рассказали о роде своей деятельности, и какие деньги она приносит. Мол, у них на квартире — чуть ли не «Березка», спецмагазин валютторга тех времен, где могли отовариваться только предъявившие при входе сертификаты или чеки серии «Д», которые приравнивались к свободно конвертируемым деньгам.
Леха с Фимой, воспользовавшись наивностью, болтливостью, но главным образом аморальностью путан, решили их обокрасть. Для этого пригласили их опять в ресторан, всячески ублажали выпивкой и остальным, а затем поехали в специально снятую для своих планов квартиру, где в промежутках между занятиями сексом вытащили из сумочки ключи и сделали отпечатки, по которым позже заказали вторые ключи от жилища путан.
В очередной раз, якобы закрутив едва ли не любовь со своими подругами, позвали их в элитный «Метрополь», и пока там развлекались, то их напарники «Пеха», «Корова», Артур подъехали на такси к проституткам и «выставили» квартиру.
Увезя большой куш из новых дубленок, сапог, модных в то время часов «Ориент», «Сейка», «Секура», нескольких бриллиантовых с изумрудом наборов «Маркиза», джинсовых костюмов и шмоток, большое количество долларов и фирменную аудио-аппаратуру, они переправили это в Грозный, где лучшие магнитофоны под угрозой уголовной расправы себе присвоил начальник отдела по борьбе с наркоманией Ленинского РОВД, всем известный в то время Мамед Муталибов, — а часть реализовали в Москве.
Девицы обратились к своей защите и сутенерам, которые, прекрасно зная систему краж и проанализировав обстановку, тут же вычислили Фиму и Леху. Сутенерами оказались… Хан и Руслан.
Они подъехали к институту, забросили Леху с Фимой в машину, отвезли на квартиру, где в присутствии девиц расспросили с пристрастием. Фима, как робкий, раскололся сразу, обещал все отдать, и ребятам были поставлены жесткие условия срока возврата, а сумма увеличилась вдвое, к тому же по спекулятивным ценам. Если краденого было на 10–12 тысяч долларов, то с них затребовали 25. Что и выплатил Фимин папа, русскими деньгами 75 000. А подельники решили правильно: раз Фима раскололся — то он один виноват, ему и платить, — тем более, что, оправдываясь перед сообщниками, выдал такую сентенцию про Хожу (Хана) с Русланом: «Они же чечены, они убить могут».
…Итак, криминальный интерес Хана с Русланом был очень широк, от сутенерства и мошенничества (за что и осудили Хана в 1977 году, приговорив к «химии», то есть принудительным работам на стройках народного хозяйства, и где на суде потерпевшими выступили 11 «негативов», как называл Хан чернокожих иностранцев), — до краж в дипломатических корпусах и вооруженного грабежа иностранных подданных.
О краже в дипкорпусе и свидетельствовал второй срок в 6,5 лет, полученный в 1984 году Ханом, с которым он пришел в зону 36/1 поселка Алды ЧИАССР, и куда буквально ежемесячно наведывались сотрудники главного аппарата КГБ СССР, прямо с Лубянки. Но по его словам — они приезжали упрашивать вернуть кейс, — дипломат, похищенный при краже, и обещали, что в этом случае Хан сразу выйдет на свободу.
Что, неправдоподобно? Да кто и в зоне не сидел — вряд ли поверит, что люди с самой Лубянки станут летать ежемесячно за 2000 километров, при этом подготавливая и оформляя кучу документов, писать до и после приезда рапорты, и всё это — лишь для того, чтобы, слетав в командировку и повидав Хана, спросить: «Ну что, может, отдашь, а? Или еще не надумал?» — и так на протяжении более года! В то время как они одним «требованием» могли запросить его для этапирования в Лефортово — тюрьму КГБ СССР, или прямо на Лубянку. А там — хоть сутками беседовать, гоняя чаи.
Нет, они летали к нему на свидания, как стало позже ясно, по работе, проводимой ими в зоне совместно. Хочу напомнить, что в СССР наступило время андроповщины, с приходом КГБ к власти, ужесточением тоталитаризма и преследованием инакомыслия. А во власти шло противостояние и открытая вражда между КГБ и МВД, вылившиеся во многие уголовные дела в отношении сотрудников МВД в основном за взяточничество и мздоимство, и увенчавшиеся самоубийством министра внутренних дел СССР Щелокова с его супругой.