Страница 12 из 56
— Весь вопрос кем? — спросил Фиолетовый.
Председатель замолчал и не сразу ответил.
— Да, весь вопрос — кем? — повторил он. — Есть тут отставной титулярный советник Беспалов, а у него живет девушка, которая уверена, что она — его дочь, но сам Беспалов часто знакомит с ней чужих как со своей воспитанницей. Зовут ее Маней, а дочь разжалованного графа Савищева получила при крещении имя Мария.
— Так это она? — спросил Фиолетовый.
Председатель кивнул головой.
Фиолетовый встал со своего места и заходил по комнате.
— Да разве есть доказательства, — заговорил он, — что это законная дочь графа-изменника? С какой стати титулярный советник Беспалов взял ее? Не может быть!.. Тут нужны доказательства!
— Эх, какой ты горячий! — остановил его председатель. — Сегодня с тобой что-то необыкновенное? Обычно ты спокойно относишься к делам.
— Да, это дело меня заинтересовало и я желаю взяться за него! Если у тебя есть какая-нибудь нить, дай мне ее и я разузнаю все самым подробным образом.
— Вот этого-то и не нужно! — усмехнулся председатель. — Иногда лишние подробности, расследованные со слишком большим пылом и любопытством, только затемняют дело, а не помогают ему. Нам вовсе не нужно собирать подробные данные об этой воспитаннице Беспалова, потому что эти подробные данные достоверно приведут к полной противоположности того, что мы желаем получить. Нам не важно, дочь или не дочь разжалованного графа Савищева эта девушка; а нам надо сделать так, чтобы она была его дочерью, и этого будет вполне достаточно.
Фиолетовый сел на место.
— Но если можно найти настоящую дочь? — попробовал возразить он.
— Это лишняя проволочка времени! — сказал председатель.
— Но все-таки, почему ты указываешь именно на нее? Ведь есть же у тебя на это какие-нибудь причины?
— Особенно никаких! — пожав плечами, ответил председатель. — Просто я нахожу ее подходящей! Ее имя и года нам подходят!
— Но каким путем ты напал на нее?
— Очень просто: я следил за Николаевым и нашел воспитанницу Беспалова благодаря тому, что Николаев поселился у него. Вот и все!
Глава XVI
Когда было переговорено обо всех делах, причем председатель не ограничивался общими указаниями, а каждому из членов дал для выполнения к следующему заседанию определенную задачу, он удалился, а остальных Крыжицкий пригласил ужинать.
Агапит Абрамович, провожая председателя, в передней проговорил:
— А вы все-таки сами следили за Николаевым!
— Ну, и что тут такого?
— Но ведь он поручен мне!
— Вы делайте свое дело, а я буду делать свое!
И председатель ушел.
За ужином подавали отлично приготовленные кушанья и тонкие вина, которые могли сделать честь столу самого прихотливого сибарита.
Если обстановка квартиры Крыжицкого была самой обыкновенной, то угощение, предложенное им, выходило за пределы обыкновенного. Видно было, что он получал и мог тратить большие деньги, и если у него в квартире не было роскоши, то только потому, что он этого не желал.
Гости разошлись непоздно и, проводив их, Агапит Абрамович вернулся в кабинет, запер за собой дверь, подошел к вделанному в стену шкафу и отворил его хитрым ключом. Шкаф повернулся на шарнирах и открыл проход, в который и вошел Крыжицкий.
Войдя, он очутился в комнате, узкой и длинной, вся меблировка которой состояла из большого стола, придвинутого к нему кресла и полок по стенам. На полках и на столе лежали книги, стояли реторты, спиртовые лампочки, колбы и склянки с жидкостями разных цветов. Тут была целая лаборатория.
Агапит Абрамович поставил на стол лампу, которую взял из кабинета и держал в руке. Но вместо того, чтобы сесть в кресло, он пошел в глубину комнаты, где оказалась еще дверь, обитая толстым слоем войлока, и отпер ее.
За нею была еще комната, которая по своему убранству одна могла восполнить отсутствие роскоши в остальных, показных, так сказать, комнатах квартиры Крыжицкого.
Пол тут был затянут настоящим смирнским ковром, стены покрыты шелковой материей с причудливыми восточными вышивками золотом. Широкий диван, покрытый турецкой шалью, был завален подушками, огромная китайская ваза стояла в углу с букетом живых цветов. Высокий золоченый бронзовый светильник разливал мягкий свет, золотая восточная курильница стояла на полу.
У самой двери, в которую вошел Крыжицкий, висел маленький серебряный гонг, и он осторожно ударил в него. Дребезжащий металлический звук гонга мягко раздался и замер, заглушенный мягкими складками материи, висевшей повсюду вокруг.
В ответ на этот звук сейчас же поднялась тяжелая занавеска и из-за нее показалась, судя по одежде и по типу, чистокровная турчанка.
На ней был палевый шелковый казакин, шальвары и шитые золотом туфли. Ее черные волосы были заплетены в длинные косы, уложенные на голове и переплетенные жемчугом.
Женщина подошла к Крыжицкому и опустилась перед ним на одно колено. Он потрепал ее по щеке и проговорил по-турецки:
— Хорошо ли ты провела сегодня день, моя звездочка?
«Звездочка» вскочила и певучим голосом ответила, что очень хорошо и что она всем очень довольна.
Сказав это, она быстро, заученной скороговоркой произнесла еще несколько слов, так, словно иные и произнести не смела. Затем, тоже заученным движением, она вскочила на диван, взяла со столика зурну и, перебрав струны, тихо запела заунывный тягучий мотив…
Крыжицкий сел на диван рядом с ней, закрыл глаза и стал слушать…
Глава XVII
Седовласый человек, председательствовавший на собрании у Крыжицкого, вышел от него, сел в карету, которая, при его появлении, сейчас же подкатила к крыльцу.
— Домой прикажете? — спросил кучер, удерживая лошадей и оборачиваясь.
— Нет, поезжай на Шестилавочную, к Анизимову.
Карета запрыгала по ухабам мостовой и вскоре остановилась у очень невзрачного домика на Шестилавочной.
Было немного странно, что такой богатый экипаж с отличными лошадьми остановился у такого невзрачного домика, но на самом деле к этому домику нередко подъезжали такие же кареты.
Живший тут Анизимов был незначительным чиновным лицом, но способным, тем не менее, сделать многое. Он служил простым писцом в консистории[4] и это место позволяло ему принимать участие в делах, по которым не один богатый экипаж подъезжал к домику, в котором он жил.
Председатель собраний у Крыжицкого вышел из кареты, приблизился к окну, в котором брезжил свет, и постучал.
Ответа не последовало.
Приехавший постучал еще раз.
Занавеска на окне отдернулась, рама чуть приподнялась и сердитый женский голосок проговорил:
— Что нужно на ночь глядя?
— Скажите Анизимову… — начал было председатель, но голос перебил его:
— Приходите завтра… теперь не время, поздно…
— Скажите Анизимову, что Андрей Львович Сулима желает его видеть… — настойчиво повторил приезжий.
Не прошло и двух минут, как наружная дверь домика отворилась и сам Анизимов высунулся на улицу.
— Пожалуйте, Андрей Львович! — заторопился он. Сделайте одолжение!
Андрей Львович вошел и, не сняв плаща, проследовал в приемную комнату Анизимова.
У последнего чистота и аккуратность во всем были блестящие, но пахло смешанным запахом кофейной гущи, деревянного масла и курительных ароматических бумажек.
Анизимов, чистенький и гладенький старичок, потирал пухленькие белые ручки и остался стоять, когда Андрей Львович сел.
— Садись! — предложил тот. — Впрочем, разговор у меня вовсе не длинный.
— Как прикажете, Андрей Львович! — вздохнул Анизимов и сел.
— Вот что я прикажу!.. Скажи ты, пожалуйста, существуют ли метрические книги 1752–1756 годов?
Анизимов опять вздохнул.
— Какой церкви, Андрей Львович?
Note4
Консистория — в дореволюционной России учреждение при епархиальном архиерее.