Замок

Он потратил день на слежение за людьми и почти ничего не узнал о расположении потайных коридоров, скрытых дверей и глазков. Он жестоко ругал себя за это, когда, повинуясь неясному предчувствию, свернул в кромешной тьме потайного хода там, где поворота не должно было быть, он не чувствовал поворота и даже вытянул вперед левую руку, опасаясь удариться лицом о стену, но там оказался коридор, очень короткий, в несколько шагов, и рука наткнулась на деревянные доски и металлические полосы скреплений. Не было ни висячего замка, ни врезного, только кольцо. Он потянул за кольцо. На руки посыпалась древесная труха, петли издали оглушительный скрежет — дверь открылась, и он вошел в помещение.

«Где же это находится? — подумал он, озираясь. — Наверное, в башне, на самом верху. Но в какой из башен?»

Помещение было круглым, относительно небольшим и невысоким. Три высоких и узких готических окна с восточной стороны и три таких же окна с западной несли в себе узорные решетки и остатки цветных витражей. Солнце было уже довольно низко, лучи проникали через западные окна и отбрасывали на пол и предметы красные и желтые пятна.

Стараясь не попасть в свет этих лучей, Ксавьер Людовиг стал обходить комнату вдоль стен. Он сразу увидел другую дверь — большую, двустворчатую, с хорошо смазанными жирно блестевшими петлями: дверь, которой пользовались.

«Это Архив, нет сомнений. Тот самый. Склад? Свалка? Здесь действительно полно всякой рухляди. Поломанная мебель — почему ее отправляли сюда, а не в камин? Кованые доспехи в углу, надетые на перекладины кольчуги — моих предков? Почему здесь, а не на почетном месте? И где же сам собственно Архив? Книги, записи? Или же никакого Архива на самом деле нет, а есть только название?»

Книги, наконец, нашлись. В старом дубовом сундуке в углу, будто их спрятали, чтобы не попадались на глаза. Но все они были написаны на иностранных языках, и даже не современных, а древних. Ксавьер Людовиг хорошо знал латынь и греческий, а также английский, французский и старославянский языки, но прочтение устаревших оборотов требовало определенных усилий, а главное — времени! Времени, которого не было. И не было также никакой уверенности, что в этих текстах окажется подсказка. На самом же дне сундука он обнаружил совершеннейшую загадку: в каменном ковчеге лежал свернутый в тугую трубку и обвязанный кожаным шнуром пергамент, исписанный знаками, не похожими ни на один из известных ему алфавитов. Хотя Ксавьер Людовиг и не знал ни арабского, ни еврейского языков, но смог бы определить, на каком именно из этих языков написан текст. Этот же не был образцом ни первого, ни второго. Но возникло другое — осознание огромной важности находки и догадка, что именно этот ковчег стал причиной того, что Архив был превращен в склад ненужных вещей — чтобы здесь ничего не искали. А когда-то Архив действительно существовал, настоящий Архив — хранилище Истории и Знания. Но необходимо было сделать так, чтобы это знание оказалось забыто, по крайней мере, до своего часа.

«Может быть, именно теперь пробил этот час? — думал Ксавьер Людовиг, укладывая таинственный манускрипт обратно в ковчег. — Может, здесь написано что-то чрезвычайно важное и оно помогло бы мне сейчас? Но я не могу прочитать это!.. Тогда его необходимо спрятать до лучшего времени!»

Он перебрал в памяти все известные ему тайники замка и остановил свой выбор на самом глубоком, расположенном в подземном помещении, найденном когда-то давно, когда только начинали постройку стен, и которое считали подземной часовней, над которой и хотел возвести крепость французский рыцарь, казненный позже по обвинению в колдовстве. Туда проложили спуск, узкий и крутой, но никогда не спускались — делать там было нечего, место было неприятным, и воздуха там не хватало для более или менее длительного пребывания — факелы и свечи горели плохо и быстро гасли. Но, снеся туда все книги на старых языках и каменный ковчег, Ксавьер Людовиг обнаружил там нечто вроде древней гробницы из простого серого мрамора, грубо отесанного и потому некрасивого, и из такого же камня — напольные канделябры на семь свечей каждый. «Это еще что такое? Об этом никогда не было упомянуто!..» Но приближение вечера не оставляло времени на раздумья. Он спрятал книги в нише за каменным блоком, едва сумев открыть его и с еще большим трудом закрыть. «Надеюсь, их не найдут, а я выживу, — думал он, поднимаясь по земляным ступеням узкой винтовой лестницы. — Потому что та рукопись должна быть прочтена, а не похоронена здесь на веки вечные…»

Солнце село, стало почти совсем темно, небо быстро чернело.

— Господин граф! — услышал Ксавьер Людовиг голос со стороны черного хода. — Господин граф!

Он узнал голос своего слуги и очень удивился: «Я недооценивал его. Конечно, я знал, что он храбрый малый, но осмелиться прийти сюда после всего произошедшего… Зачем?»

Он вышел через черный ход на задний двор. Там, в раме распахнутых настежь ворот, стоял слуга. Повязку с головы он уже снял, на нем была новая куртка и новые башмаки — наверное, одарили парня за геройство сердобольные обыватели.

— Господин! — позвал он снова, увидел графа и замолчал.

— Ты смелый парень, — сказал ему Ксавьер Людовиг. — Но зачем ты пришел?

— Смелый? — заговорил слуга громко, как говорят люди, когда пытаются успокоить себя звуком собственного голоса. — Не знаю. Против людей, пожалуй, не струшу, а вот против… Уж извините. А пришел я вот зачем. Может, это все только сказки, слухи, только Вы тоже говорили про вампиров, что сказки, а вот оказалось, что нет. Так вот, в деревне идет слух, будто тут в лесу за Каменным ручьем и за Черной Дубравой, той, что много лет тому назад сгорела непонятно отчего, сырая погода была и без грозы… Так вот, там, где холмы будто разрезаны и один из склонов каменистый, там есть пещеры и там будто, говорят, живет колдун. Ну, то есть никто толком не знает — то ли колдун, то ли монах изгнанный, а за что монаха могут изгнать из ордена? А главное, что говорят, — тут парень перешел на шепот и оглянулся быстро по сторонам, словно кто-то мог бы его подслушать и это имело бы значение. — Еще говорят, что будто есть люди, которым особая сила дана, чтобы одолевать нечистую силу. Так вот, будто бы тот человек — один из таких людей, а они подолгу живут. Только, говорят, в чем-то он согрешил против своего устава, и его изгнали или прокляли, ну, не знаю, из этого их Ордена или войска, как уж они себя там называют. Может, он Вам совет какой даст?

— О чем ты говоришь? — Ксавьер Людовиг вцепился руками в дверные косяки, отвратительная вампирская дрожь пробежала по его телу. — Что за колдун? Какой совет?

— Ну, может, он и не колдун, может, они как-то по-другому называются. А совет… Ведь не справитесь Вы один. А я Вам не помощник, уж не обессудьте. А в деревне перепуганы все насмерть, некоторые даже уезжать хотят. Так что один Вы против них всех. Один-то ведь, как известно, в поле не воин. К тому же Вы сами… уж извините.

Ксавьер Людовиг зажмурился. Он сжимал зубы, как и прошлой ночью, чтобы не случилось непоправимое, и клыки вонзались ему в десны. «Я так скоро умру, — подумал он. — Или сойду с ума. Обезумевший вампир — что может быть ужасней?..»

— Подожди, — сказал он, видя, что слуга порывается уйти, и не просто уйти, а бежать со всех ног. — Я провожу тебя.

— Может, не надо? — в глазах слуги запрыгала тревога.

— Неизвестно, где могут выскочить эти твари, — замок пронизан потайными галереями, и подземные ходы ведут неизвестно откуда и неизвестно куда. Я не подойду близко.

Они спустились с замкового холма на дорогу, невдалеке виднелись огоньки в окнах домов. У дерева была привязана невзрачная лошадка. Услышав шаги, она подняла голову. Слуга подошел к ней и стал отвязывать. Лошадь повела ушами и заволновалась, слуга погладил ее молча по шее и прыгнул в седло.

— Постой, — крикнул ему Ксавьер Людовиг. — Почему ты никому не сказал?

— Потому, господин граф, — ответил тот, сдерживая лошадь, — что Вы мне вчера в кухне спасли жизнь и потом не тронули. Мог ли я после всего этого выдать Вас? Ведь они бы Вас искали и непременно бы нашли. Да и потом, кто же, кроме Вас, уничтожит эту нечисть? Больше некому!