Страница 39 из 50
Он умер в одиночестве, истребив всех, с кем начинал свой беспримерный поход. Следом за смертью хозяина развалилась и гигантская империя.
«Александр Македонский владел львом, — сказал Арк. — Этот предмет позволял заражать беспримерной храбростью всех окружающих. Смотри дальше».
Кровавое безумие в очередной раз захлестнуло страны и народы. Круглые щиты греков и македонян сменили прямоугольные корытообразные щиты римлян. Легионы железной поступью шли по заросшей дремучими лесами Европе, неся варварским племенам закон меча, закон Великого Рима.
Ликующие толпы на улицах Вечного города. Гигантская чаша Колизея. Гладиаторы, разящие друг друга на потеху толпы. Быки и тигры, разрывающие вопящих от ужаса заговорщиков. Цезарь на ступенях Сената. Кинжалы, вонзающиеся в пурпурное одеяние императора. Кровь на белоснежном мраморе.
Орды варваров, вчерашних побежденных, ныне превратившихся в победителей. Груды золота, хохочущие волосатые лица. Истошные крики римлянок, трупы легионеров на ступенях храмов и дворцов. Огонь, пожирающий великолепные здания. И снова кровь, кровь, кровь…
Видения разрушенного Вечного города, охваченного дымом пожарищ, сменились уродливыми замками первых королей Европы. Мрачные покои, полные угрюмых, бандитского вида рыцарей, пьяных, растрепанных женщин, облизывающих серебряные тарелки собак. Туши оленей, жарящиеся тут же над огнем. Чадящие факелы. Длинные столы, заваленные обглоданными костями. Пенящаяся брага, чаши с вином. Толстый бородач в золотой короне вытирает блестящие от жира руки о собственные длинные волосы и тут же вершит скорый суд над опальным бароном, приложив к написанному монахом вердикту о смертной казни золотой перстень-печатку. Король успевает опустошить еще один кубок, прежде чем палач приносит ему отрубленную голову. Сидящие за столом встречают это громкими одобрительными криками.
Степь, бескрайняя, как небо. Одинокий всадник в лисьей шапке. Несколько юрт, у которых сидят люди. Они боятся незваного гостя, но, по степным законам, не могут отказать ему в еде и крове. Щепоть яда бесследно растворяется в деревянной чаше с кумысом. Лисью шапку пересылают маленькому сыну отравленного. Мальчик живет с матерью и братьями в дырявой юрте. Они голодают, брошенные всеми на произвол судьбы. Судьба жестока — мальчик даже носит рабскую колодку-кангу, его не раз пытаются убить. Надвинув поглубже отцовскую шапку, он уносится в ночную степь на спине верного коня, и стрелы врагов свистят над его головой.
Судьба научила его быть жестоким. Судьба превратила его в зверя, не знающего жалости. Отравленный отец оставил ему не просто меховую шапку. В ней, под подкладкой, оказалась зашита фигурка волка, воющего на незримую луну. Пришел день — и над степью, а потом и над всем миром воссияла кровавая звезда царя над царями, непобедимого Чингисхана.
Его армии двинулись на завоевание мира. Пало Поднебесное царство, кичливое, гордое и слишком уповавшее на свою Великую стену; пал Хорезм, чей влюбленный в роскошь шах Мухаммед не нашел ничего лучшего, чем казнить монгольских послов. «Ты хотел войны — ты ее получишь», — прорычал волк в юрте из белого войлока. Развернув девятихвостое знамя, Чингисхан стер с лика земного великое царство Хорезм, и Вечное Синее Небо кочевников смотрело на это его деяние без содрогания, ибо знало: волка нельзя остановить. Он не успокоится, пока не перережет всех овец в отаре.
При захвате крупнейших городов Хорезма — Самарканда и Бухары, жемчужин, нанизанных на нить Великого шелкового пути, — монголы выгоняли все население за городские стены якобы для пересчета. Там они отделяли от толпы городских жителей ремесленников и красивых женщин, а всех остальных убивали стрелами и палками с железными шарами на концах. Таким образом погибли сотни тысяч человек…
«Хватит!» — закричала Маруся. Она хотела закрыть глаза, уши, но не могла этого сделать.
Арк усмехнулся:
«Ты же не верила. Вот они, великие и величайшие, завоеватели и покорители. Создатели огромных царств, империй, королевств…»
Обезьяны с предметами…
Маруся увидела лица незнакомых ей людей — бородатые и лишенные растительности, в шлемах, коронах, тиарах, колпаках и венцах. А над ними в воздухе парили предметы, очень разные предметы — и уже знакомый девочке носорог, и хищно распластанный скат, и гордый олень, и коварная сова, и яростный тигр, и быстрый варан, и хитрый скорпион, и цепкая рысь, и тот самый безжалостный волк Чингисхана…
«Чтобы ты лучше запомнила, я покажу тебе еще кое-что…»
И она увидела практически современный город: многоэтажные дома, трамваи, автомобили. На залитой солнцем площади — человеческое море. Нарядные женщины с цветами, мужчины в костюмах, дети. По брусчатке маршируют четкими рядами солдаты в блестящих касках. Приткнутые штыки разбрасывают пригоршни солнечных зайчиков. Вокруг высокой трибуны с изображением орла стоят люди в черной с серебром форме и высоких фуражках. Наверху — худощавый сутулый человек в полувоенном френче, с зализанной челкой и узенькими усиками под тонким носом. Он, прищурившись, наблюдает за марширующими колоннами. Приглядевшись, Маруся узнает человека. Это жестокий немецкий правитель по имени Гитлер. У него разноцветные глаза: один — зеленый, другой — голубой.
Предмет.
Правитель владеет предметом.
Звучит отрывистая команда: «Хальт!» Солдаты с грохотом замирают, тысячи каблуков бьют в мостовую. Правитель сует руку за обшлаг френча и мгновенно преображается: расправляются узкие плечи, подбородок выпячивается вперед, глаза мечут молнии. Толпа на площади начинает кричать. Маруся слышит несмолкаемое: «А-а-а-а-а!»
Высокий, лающий голос. Короткие, рубленые фразы. Энергичные жесты — говорящий взвинчивает себя, и следом за ним впадают в состояние экстаза и люди. Они уже не просто берлинцы — рабочие, служащие, лавочники, ремесленники, учителя, студенты, домохозяйки. Все они — немцы, одна нация, один народ.
Высшие.
«А-а-а-а-а!»
Человек на трибуне вскидывает руку вверх: «Зиг хайль!»
«Зиг хайль! А-а-а-а-а!!» — ревет толпа, а Марусе слышится: «Матуха-Луна! Жертва! А-а-а-а-а!!»
Запыленные колонны пехоты идут по следам танковых дивизий. В сером небе проносятся черные стаи истребителей с крестами на фюзеляжах. Тысячи орудий изрыгают смерть. Смерть сеют армады бомбардировщиков. Смерть сидит на мушках пулеметов, автоматов и винтовок. Горят дома в городах, горят избы в деревнях. Испуганные люди толпятся у края расстрельного рва. Трескучий залп — и они валятся вниз, в небытие, а им на смену уже ведут новые жертвы. Ряды колючей проволоки, изможденные рабы в полосатых одеждах. Охрана на вышках. Вместо плетей — автоматы. Горы обуви. Горы одежды. Горы вырванных зубов. Их владельцы уже никогда не смогут есть. И дышать. Дымят кирпичные печи. Орел расправляет крылья. Толпы на улицах орут: «А-а-а-а-а!» и тянут руки в приветствии.
Одна нация.
Один народ.
Высший.
Все остальные — не люди.
Маруся вспоминает голого мальчика на берегу реки. Там был носорог. Здесь — орел. Там были огромные усыпальницы для живых богов. Здесь во славу живого бога — ряды могил, покрывшие половину мира.
«Все! Я поняла! Останови это!»
Маруся открыла глаза и тут же закрыла их снова. Ее ослепил яркий свет. Уши заложил резкий звук, похожий на вой сигнализации.
— Что это?!
— Враг пересек границу Запретных земель, — Арк нахмурил брови. — Наш отдых закончился…