Страница 12 из 28
Впереди показался высокий берег, на котором маячила пара хижин не только без окон и дверей, но и без стен. Конструкция из пальмовых листьев, изображающая кровлю, опиралась на тонкие столбы. Они, пройдя сквозь зыбкий пол, превращались в длинные ноги-ходули, поднимающие все шаткого вида сооружение на значительную высоту. Что было нелишне, учитывая восьмиметровые сезонные колебания уровня реки. Это был последний, не сказать чтобы крупный населенный пункт на реке. Выше по течению «ничего» не было... Именно эту мысль усиленно пытался донести до нашего сознания осторожный Гату. Он так и говорил: «Ну зачем вам дальше, ведь там НИЧЕГО нет?»
Нос лодки уткнулся в песчаный берег «последнего оплота» рядом с двумя полузатопленными рыбацкими пирогами.
Гату потопал к хижинам на переговоры. Вернулся довольный: хозяева разрешили остаться на ночь. По его мнению, это было очень хорошо.
Обе палатки были установлены на некотором удалении от хижин на относительно ровной площадке, и после короткой трапезы с традиционным чаем Доктор, Повар и Маньяк отправились «по домам», подгоняемые непрерывным жужжанием насекомых. Андрей Вадимович, незлобно переругиваясь с москитами, забрался в маленькую альпинистскую палаточку и наглухо задраил вход крупноватой для этих тварей сеткой. Капроновый барак, в котором предстояло спать мне и Александру Яковлевичу, был значительно больше и одновременно служил складом для фото– и видеоаппаратуры и прочих ценных вещей.
И все бы ничего, если б не извечная проблема. Дело в том, что когда на улице просто душно, в палатке это возведено в степень, а отстегнуть защитную сетку нельзя, иначе к жаре добавятся насекомые. Еще некоторое время мы переговаривались, благо «стены» в палатках тонкие и слышимость изумительная, делясь впечатлениями и обсуждая планы на завтрашний день, но вскоре затихли. Засыпая, я подумал: «Это же их первая ночь в сельве...» Окружавший мир пел, стрекотал, визжал и выл. Изредка со стороны хижин доносился лай собаки, кашель ребенка и чьи-то приглушенные голоса... «Завтра они проснутся уже чуть-чуть другими...»
Утром, перед отплытием, Доктор решил осмотреть кашлявшего ночью ребенка, у которого, возможно, начиналось воспаление легких. Мы поднялись в хижину по длинной вертикальной лестнице и оказались на тонком, готовом в любую минуту провалиться под ногами, настиле. Зияющие повсюду дыры говорили, что это уже случалось, и не раз. Мать восприняла предложение помощи не с радостью или неудовольствием, а как-то безразлично. Остальные члены семьи отнеслись к процедуре весьма сдержанно, наблюдая за происходящим с несколько отстраненным интересом. К счастью, у малыша, а ему было не больше трех лет, не обнаружилось ничего страшного. Правда, легкие были не вполне чистые, и Александр Яковлевич, дав доступные в этих условиях рекомендации, прописал больному на неделю вперед лекарства из походной аптечки.
Снова однотонный гул мотора и река, уложенная в тугие желтые петли...
Часа в четыре мы пристали к крошечной песчаной отмели осмотреться и размять ноги. «Разминали» все по-разному. Андрей Вадимович, одержимый желанием поскорее вытащить из воды какую-нибудь рыбешку, весело насаживал наживку. Доктор, погрузившись в прохладные воды теплой реки по радужку глаз, бесшумно скользил вдоль берега, словно кайман в поисках добычи. Я же обреченно пытался разогнать огромных мух, облепивших солнечную батарею, трудившуюся над зарядкой аккумуляторов видеокамеры.
– Смотрите, какой! Весь в слизи, к тому же и безглазый.
Андрей стоял, держа в руке леску с извивающейся на крючке маленькой рыбкой. Ее тело по форме напоминало колбаску: тупая голова, небольшой круглый рот.
Я даже про мух забыл...
– Яковлевич, выплывай, пираньи – ерунда, здесь кадиру поймали...
– Так это и есть кадиру? – Макаревич инстинктивно вытянул сжимающую леску руку, словно стараясь оказаться подальше от этого существа.
– Мерзкий, в руки брать противно.
На моей памяти Повар впервые испытывал подобные чувства к пойманной рыбе. Но понять его можно, ведь речь шла о сомике кадиру. Чем же знаменита эта невзрачная маленькая рыбка, обитающая в мутных амазонских водах?
В отличие от оставившей преувеличенно-кровавый след в сознании миллионов людей всех континентов пираньи, кадиру не имеет ни мощных челюстей, ни острых зубов, да и остросюжетных фильмов с его участием я не припомню. Тем не менее индейцы, безбоязненно купающиеся по соседству с зубастой «грозой амазонских рек», стараются не заходить в воду, если знают, что здесь водится маленький, беззубый и полуслепой сомик. Дело в том, что этот сомик имеет довольно скверную привычку проникать в некоторые естественные отверстия человеческого тела, причем настолько искусно, что для извлечения его требуется хирургическое вмешательство... Успокаивает лишь то, что обычные плавки – непреодолимое препятствие для сомика...
...Когда Повар вытащил трех сомиков подряд, а отказавшийся «еще поплавать» Доктор предложил переименовать реку Кишиту в проток Кадиру, я подумал: «Надо бы ходу отседова...» И наш ковчег снова двинулся вверх по течению, унося дружную команду сомоненавистников.
Судя по показаниям GPS, мы уже пересекли границы индейской территории. Это, конечно, не означало неизбежной встречи с дикими племенами, но и помощи, в случае чего, ждать было бы неоткуда. И если ниже по течению нам еще попадались редкие рыбацкие лодки, то здесь мы остались одни. На сотни километров вокруг был лишь таинственный океан сельвы. Связи не было, спутниковый телефон по неведомым причинам молчал, а сигнал SOS, в случае необходимости, мы смогли бы подать разве что старым индейским способом – стуча палкой по похожим на доски корням лесных исполинов (слышно на несколько километров). Случиться же могло всякое. Даже обыкновенная поломка двигателя автоматически означала перенос сроков нашего возвращения как минимум недели на три (представляю, чтобы началось, не появись мы к намеченной дате). В сельве тяжело загадывать наперед, уж очень она непредсказуема. Особенно ночью.
Палатки стояли на узкой песчаной полоске, образованной крутым изгибом реки. Ночь была тиха и прозрачна, а звездное небо так ярко, что его свет проникал сквозь туго натянутый «потолок». Ничто не предвещало неприятностей...
Чуткий сон Андрея прервала перемена в окружающих звуках. Она была незначительна, но он почувствовал: снаружи происходит нечто странное. Терзаемый недобрыми предчувствиями, Андрей расстегнул ставшую вдруг удивительно неподатливой молнию «входной двери» и осторожно выглянул. В первое мгновение ему показалось, что палатка каким-то невероятным образом, соскользнув по наклонному берегу, остановилась у самой кромки воды, и лишь выбравшись наружу, он понял, что произошло...
Лагерь заливало, река поднялась уже на метр, а вода все продолжала прибывать. Лодки не было видно. Видимо, ее унесло, причем вместе со спящим в ней Гату. А соседняя палатка была воплощением беспечной безмятежности. Из нее доносился храп Маньяка, почти заглушавший тихое посапывание Доктора. Андрей уже собрался бить тревогу, но передумал и стал перетаскивать продукты и снаряжение подальше от воды. Закончив, он опустился на влажный песок, ожидая дальнейшего развития событий. Уровень воды, похоже, стабилизировался, и, покараулив некоторое время, он вернулся в палатку, передвинув ее подальше от реки.
Когда мы проснулись, наша стоянка выглядела настолько обреченно-живописно, что могла служить натурой для написания эпического полотна: «Макаревич и Розенбаум в ожидании деда Мазая», и вскоре он появился, выплыв на лодке из затопленного кустарника. «Дед Гату» рассказал, что спал очень крепко и был крайне удивлен не найдя утром лагеря...
Измерения уровня показали, что за одну ночь река поднялась на два метра, причем с неба не упало ни капли. Выводы были неутешительные: видимо, в верховьях начались дожди.