Страница 6 из 26
В конце XIX века большая часть сербов овенгерилась, но храмы остались православными, со службой на церковно-славянском языке. Кое-где даже надписи остались: по-русски, с ударениями, как в учебнике.
Лишь сербская церковь Рождества Богородицы сохранила свой православный облик и стала музеем.
Еще одну краску облику города придала образовавшаяся здесь с конца 20-х колония художников.
Сейчас порядка 150 живописцев, графиков, керамистов, прикладников живет в Сентендре. Ими же открыто множество галерей и музеев. И отчасти таким образом и сам город стал подобен музею. Городские власти запрещают какую-либо перестройку даже частных домов без довольно сложного художественно-исторического согласования.
Добавьте к этому добрую сотню ресторанов и еще больше сувенирных лавок, где продается все, что может быть востребовано туристом, включая матрешки и краснозвездные меховые шапки, попавшие сюда, вероятно, в результате шефской помощи московского Арбата.
Самое заметное художественное явление Сентендре, конечно же, керамист Маргит Ковач. Она – художник с мировым именем, похоронена здесь же, в Сентендре.
Маргит Ковач впервые применила гончарный круг для изготовления фигур и целых пластических композиций большого размера.
В Сентендре небезынтересным будет заглянуть и в музей вина. В общем-то, ординарный винный погреб, но большой, холодный, с затянутыми паутиной бутылками, лежащими в стеллажах, – вина из различных регионов Венгрии. Здесь всем дадут попробовать за небольшую плату. Скажем, экскурсия с тестированием порядка 10 вин стоит 3,5 долларов.
На окраине Сентендре, на довольно большой территории расположен музей на открытом воздухе – выставочно-фольклорная деревня. Ее здесь называют на скандинавский лад, но с венгерским акцентом: Шканзен. Есть и подлинные постройки, собранные со всей страны, и довольно органичный новодел.
Часто тут проходят фольклорные праздники, ремесленники работают прямо у вас на глазах, есть винодельня, традиционный, очень густой венгерский суп гуляш прямо – на открытом воздухе. Есть даже маленький скотный двор с реальными животными.
Итак, будете в Будапеште – непременно поезжайте в Сентендре. Ехать туда недолго, а впечатлений – хоть отбавляй.
Игорь Грюнер
2001 и дальше: Андаманский визит
Мы двигались дальше на север, пытаясь охватить своим маршрутом как можно больше островов. При этом, не имея четкой информации о местности, вели себя крайне осторожно: малейший просчет мог повлечь срыв, а то и гибель всей экспедиции – Андаманы места дикие и в основном безлюдные. Передвигались только в утренние часы – из-за нестерпимой жары дневное время приходилось коротать в море.
Входили в воду с большой осторожностью: в мелких заливах и лагунах, зарывшись в песок, подстерегают добычу скаты-хвостоколы. Животное получило свое название за шип на хвосте, достигающий тридцати сантиметров в длину. При приближении человека скат остается на месте, и можно получить укол шипом в ногу. Перевязкой и йодом тут не отделаешься: шип содержит сильнейший яд.
Кажется, в подводный мир островов природа вложила всю свою творческую мощь. Погрузившись даже на незначительную глубину, попадаешь прямо-таки в подводный сад. Вокруг – похожие на распустившиеся хризантемы пурпурные и изумрудно-зеленые актинии с венчиками розовых и фиолетовых щупальцев, немыслимых расцветок губки. В гротах – тоже жизнь: их стены украшены кустиками мшанок и асцидиями. Сразу все хочется потрогать. Сделать это, конечно, можно, но только очень осторожно. Главное, не хвататься за что попало и кого попало: запросто нарвешься на какую-нибудь ядовитую тварь. К примеру, рыбу-камень. Существо это малоподвижно и большую часть времени проводит, забившись в щели между камнями или зарывшись в ил. Тело хитрой рыбины очень смахивает на обломок камня как цветом, так и формой. Заметить ее в коралловых дебрях фактически невозможно.
Самое удивительное в Андаманском море – кораллы. Их разнообразие поражает и кажется безграничным. Одни похожи на кусты можжевельника и гроздья виноградных лоз, другие – на гигантские чаши, кубки и веера. Дальше от берега форма кораллов меняется. Они напоминают деревца с изящными, загнутыми кверху ветвями. Меняется и цвет полипов. Если рядом с берегом преобладает голубой и зеленый, то на глубине – оранжевый и красный. Под стать кораллам в яркое разноцветье одеты морские обитатели. В основном это мелюзга, щеголяющая двухцветным нарядом, но встречается живность и покрупнее. Привлеченные обилием пищи в коралловый рай заплывают мурены, акулы и барракуды.
В первое же погружение у нас состоялось знакомство с групером. Он привязался к нам, когда мы обследовали рифовый барьер вокруг острова. Груперы не проявляют к людям враждебности, просто по своей природе они очень любопытны. Однако, когда рядом плавает почти метровая махина, поневоле напрягаешься. Мало ли что у рыбки на уме! Вдруг не понравишься, начнет таранить, а плавники у нее, что скальпель.
Громоздкий попутчик преследовал нас по пятам с полчаса. Мы плывем вдоль рифа, он – за нами. Останавливаемся: рыба кружит, заплывает то справа, то слева, но не уходит. Ритмично открывая и закрывая рот, групер гонит воздух через жабры, а впечатление – будто сказать чего-то хочет. Наконец его внимание привлекла пестрая симпатичная рыбка. Групер погнался за ней и, слава Богу, больше не возвращался.
Вечером у каждого свои дела. Наш биолог охотился за насекомыми, изучал их и все время что-то записывал. Я, в свободное от съемки время, добывал для экспедиции хлеб насущный. Это здесь совсем несложно: рыбы, лобстеров, моллюсков и прочих даров моря на побережье немерено.
Труднее всего приходилось парапилотам. Из-за отвратительного качества бензина постоянно возникали проблемы с технической частью. В один из дней, пока они, проклиная все на свете, колдовали над моторами, другая часть личного состава экспедиции двинулась в джунгли. Без преувеличения скажу: более причудливого места в мире не сыщешь. Дикая природа здесь сохранилась в первозданном виде. Законы, по которым она живет, часто не доступны пониманию. Змеи пожирают змей. Древесина тонет в воде, а вулканическая порода – не тонет. Европейцу стать гармонической частью этого мира нелегко. (Если вообще возможно).
Лес только снаружи кажется сплошной, непроходимой стеной. Буквально через пять метров попадаешь в просторный «дворец». Над головой, на высоте метров сорока, – живая крыша, изумрудный балдахин, образованный кронами деревьев. От оснований стволов отходят на шесть-девять метров могучие контрфорсы – плоские боковые наросты, которые придают устойчивость огромным, но при этом имеющим неглубокие корни, деревьям.
На сравнительно небольшом участке тропического леса сосуществует великое множество разных представителей видов флоры и фауны: от мхов и папоротников до высших обезьян. Нам повезло: здесь, в лесу, мы встретили самого настоящего андаманского дракона! Эта огромная ящерица уступает размерами разве что своему знаменитому собрату с острова Комодо.
...Пытаясь не делать резких движений, оператор зарядил камеру. Ожидая подвоха, дракон принял защитную стойку. Раздувая до неимоверных размеров свой желтый зоб и злобно шипя, маленький динозавр неторопливо описывал круги. При этом конец его хвоста оставался на месте. Оператор сделал шаг – и в следующий момент получил сильнейший удар хвостом. Камера полетела в кусты. Дракон ощерился. В этот момент его страшная пасть, усеянная мелкими, но острыми зубами, напоминала пещеру. Готовясь нанести следующий удар, он снова начал вращаться. Животное заводилось не на шутку. Мы не стали испытывать судьбу дважды и отступили, дав возможность ему уйти. Еще несколько секунд ящер шипел и дулся, показывая, кто здесь главный, но поняв, что ему больше ничего не угрожает, с достоинством удалился восвояси. Я ликовал: мне удалось снять редчайшее, даже для этих мест, животное!