Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 26



На лестнице парадного подъезда «Карнеги-холл» студент-скрипач виртуозно играет «Рондо каприччиозо» Сен-Санса. Но толпе не до классики — футляр из-под скрипки пуст...

Бритоголовый буддийский монах в оранжевой тоге что-то тянет речитативом. Но «ритмы странные тысячелетних слов» тоже мало волнуют идущих мимо...

Любители страшилок спешат в восковой музей поглазеть на орудия средневековых пыток: ковш для вливания кипящего масла в рот еретика, спиноломатель и прочие прелести...

С воем пронеслась пожарная машина — где-то беда. Пожары в небоскребах страшны: попробуй выбраться с верхотуры...

Иду мимо парнишки-чистильщика обуви. Читаю объявление: «Чищу бесплатно, чаевые — два доллара». Парень с юмором.

Уличные фотографы, обвешанные «полароидами», ловят желающих увековечить себя на фоне ночного Бродвея. Я тоже поддаюсь соблазну и, заплатив семь долларов, становлюсь обладательницей снимка, где на фоне зияющей черной дыры смутно угадываются контуры чьей-то фигуры... А вот японцы, не полагаясь на услуги чужаков, сами фотографируются у реклам родимого Джи Ви Си...

Группа негров-проповедников в белых одеждах, со звездой Давида на груди (был день еврейской Пасхи) взывают к прохожим:

— Братья! Не дайте блеску золота ослепить себя! Выбирайте дорогу: в рай или в ад...

Мимо молча прошел старик-еврей, хасид, в черном сюртуке, пейсы спускаются из-под шляпы, с зонтом вместо трости...

Гремя жестяной банкой, проковыляла на костылях старуха-нищая:

Не пожалейте доллара на чашку кофе...

— Покупайте смех! Самый заразительный смех в мире! — трясет коробочкой маленький человек с грустными глазами, загримированный под Чаплина...

И совсем уж неожиданный персонаж для апреля — Санта-Клаус в тулупе с красным кушаком. Он позванивает в колокольчик, собирая пожертвования для бездомных...

Пахнуло густым запахом горелого картона — марихуана... Вибрируя под звуки рока, девушки и юноши «расширяют сознание», безошибочно вычисляя в толпе «своих». Идет обмен сигаретками, ягодками, конфетами. Хилый юноша скользит, как лунатик, глаза затуманены, на лице полугримаса, полуулыбка. Прохожие уступают ему дорогу, он — в кайфе...

Юркие парни вкрадчивыми голосами приглашают в «уютное местечко», где можно хорошенько оттянуться, раздают визитки жриц любви...

За всем этим безучастно наблюдают полицейские — копы, или фараоны. Рослые накачанные ребята с дубинками, наручниками, кольтами за широким ремнем, пачкой штрафных квитанций в карманах. Они стоят на каждом углу, расставив ноги и лениво пережевывая жвачку. Это «ангелы» Бродвея. Хватать просто так, пока не совершено преступление, стражи порядка не имеют права. Но они точно знают, когда нужно вступить в игру.

Смотрю на спешащих людей, на бесконечный поток машин, мигающих красным глазом. На Бродвее машины не стоят. За неправильную парковку безжалостно штрафуют водителей люди в коричневой форме. Читаю объявление: «Пусть вам даже в голову не придет мысль о том, что здесь можно стоять!» Платные стоянки забиты до отказа.

Сверкающий вверху, на тротуарах Бродвей грязноват. Здесь и там стоят огромные черные пластиковые мешки с мусором. Переполнены урны. Валяются под ногами кипы увесистых газет и выброшенные карманные книжки «покет-бук», жестяные банки. Все это пролежит до утра, пока не приедут на грузовиках «габричмены» — сборщики мусора, и машина все укроет в своем чреве...

Я не увидела на Бродвее ни одной целующейся на улице парочки. Все спешат — некогда! Да и зачем это делать на улице, когда есть дансинги и кафе. Видно, как за ярко освещенными зеркальными окнами бармены сбивают коктейли, люди пьют, едят, смеются. У стоек все места заняты.

Всю ночь открыты магазины. Подолгу стоят люди перед витринами дорогих магазинов «Закс» и «Гуччо» на 5 авеню. Созерцание витрин — тоже служение музам, и оно не терпит суеты. За пуленепробиваемыми стеклами, на черном бархате переливаются алмазным блеском кулоны, серьги, браслеты... Можно купить платье — писк моды! — за тысячу долларов, можно приобрести картину Гогена или вазу Пикассо... Пешком сюда не ходят, подкатывают в лимузинах, с шофером.



...Живой индеец с перьями и копьем зазывает публику на распродажу антиквариата. Но все это не для среднего американца. Он покупает в магазинах, удаленных от центра, где умеренные цены и добротное качество. Или на Орчард-стрит, которую наши соотечественники прозвали Яшкин-стрит. Здесь все на порядок ниже — и цены и качество. Словом, «скажи, в каких магазинах ты покупаешь, и я скажу, кто ты»!

...Из раскрытых дверей русского ресторана «Жар-птица» слышна музыка. Здесь идет «первое чтение» мюзикла Андрея Петрова «Капитанская дочка» по Пушкину. Зал набит битком. Приходится пристроиться на полу. Артисты играют без грима, костюмов и декораций. Но принимают их восторженно. «Первое чтение» — обкатка на публике. Потом спектакль покажут спонсорам, и если он понравится, — быть ему на Бродвее!

Выходим на улицу вместе с миловидной, коротко стриженой девушкой, бывшей москвичкой. «Передайте привет Москве, — говорит она, прощаясь. — Я там родилась... А вам еще долго будут сниться небоскребы, будут преследовать, как наваждение».

— Возможно, — отвечаю. — А что снится вам?

— Мне?.. Чистые пруды...

День, полный впечатлений, угас. Возвращаюсь в отель, долго не могу уснуть, стараясь определить свое отношение к «улице Мечты» — ночному Бродвею. И наконец, нахожу слово: «Хэппенинг»!

Есть такое «искусство действия» — «экшн-арт». И «хэппенинг» (от слова «происходить») — одна из его разновидностей. Это пьеса на заданную тему, но без заранее написанного текста. Спектакль, в котором все предусмотрено и все непредсказуемо. Каждый может стать его участником. круто изменив сюжет, интригу.

Ночной Бродвей показался мне «хэппенингом» в фантастических декорациях, поставленный невидимым, гениальным режиссером...

Но вот погасли огни в театрах. К рассвету Бродвей пустеет. Убраны пластиковые мешки с мусором, отдыхают рекламы.

Утренний, умытый и притихший Бродвей кажется красивым и грустным. Спектакль окончен! Да здравствует спектакль!

Елизавета Сумленова / фото автора

Нью-Йорк

Земля людей: Комиксы из полированных камушков

На что первое обращаешь внимание на улицах португальских городов? На сохнущее на ветру белье? Горшки с цветами под окнами? Нет, на глазурованные таблички с номерами ломов и названиями улиц. Потом замечаешь, что цветные изразцы обрамляют — подобно наличникам — окна, а также двери, служат вывесками и просто украшениями на стенах, а то и покрывают целые фасады.

Это — азулежу, наверное, самая характерная черта декора португальских домов и самый популярный вид прикладного искусства в стране.

«Аль-зулайша», или «зулейжа», по-арабски означает «полированный камушек». Керамические изразцы изготавливали уже на древнем Востоке и использовали для облицовки стен. Арабы принесли с собой глазурованную плитку в Испанию и Португаию, где ее теперь можно увидеть и в церкви, и на кухне, и на вокзале.

Самые старые азулежу в Португалию пришли из Севильи в XV веке. Их поверхность была рельефна: перегородки и канавки предотвращали нежелательное смешение красок, а орнамент, согласно исламской традиции, состоял в основном из звезд. В XVI веке из Италии пришли техника майолики с нанесением красок на плоскую поверхность, покрытую цинковой глазурью, а также новые темы. Мотивы живописи становятся все многообразней и красочней: азулежу XVI века уже в основном трехцветные — белые, синие, желтые.

С возрастающим импортом из Голландии в технике азулежу происходят изменения. Вместо привычного многоцветья художники стали использовать исключительно контраст между белым цветом и кобальтовой синью, а в качестве сюжетов — целые сценки.