Страница 22 из 37
Матерый дьявол российского браконьерства в сравнении с беззлобно кривляющимся чертенком искушающего соблазна на американской законопослушной почве... В этом сравнении мне уже Запад более симпатичен, чем гораздо более родной Восток.
Мы, конечно же, оказались правы. О желанной подтасовке поговорили, пощекотав себе нервы, после чего решили, что Тони в любом случае планировал охотиться лишь два дня и послезавтра уезжает. Народ поулюлкал, похлопывая руками по плечу безропотно свесившего усы Тони, который достал из кармана аккуратно сложенную бумагу и начал заполнять ее вместе с Бобом.
Вдвое облегченного оленя закидывают в кузов вызванного по рации грузовичка попроще (не положишь ведь добычу на кожаные сиденья), после чего отрывной талон лицензии привязывается, как бирка, к уху добытого зверя. Начало положено, сезон открыт.
После этого мы охотимся еще полдня. В один из моментов, окончательно устав от полувоенных радиопереговоров в машине, мы уходим с Андреем в «радиотень» — заезжаем в одно из известных ему мест, выключаем рацию и идем в лес пешком.
Пробираясь через глухой ельник и, радуясь, как и положено охотнику, что поблизости нет истошно-крикливых соек, я продолжаю думать про Россию и Америку и вспоминаю совсем другую охоту...
Много лет назад мы провели целый месяц в северной части Восточных Саян — в сопках, без каких-либо контактов с внешним миром. Это был байдарочный поход, в котором я, биолог-первокурсник, отвечал за охоту. Тайга в этой части Сибири — воистину суровый мир, где добыть трофей гораздо труднее, чем во вторичных, измененных человеком, угодьях Каскадных гор штата Вашингтон.
Хотя ландшафт и характер растительности этих районов схожи. В походе — напряженная физическая работа, полуголодный паек, неудивительно, что я очень хотел добыть оленя. Но больше всего мне хотелось добыть в качестве трофея рога. Было в этом много мальчишеского, однако я до сих пор помню, каким страстным было это желание.
Саянская река со звучным названием Хойта-Ока навсегда осталась для меня манящим символом дальних путешествий. Представьте себе пороги и шеверы в окружении скальных обрывов. Или мощный бурлящий поток, упирающийся в серую с голубыми разводами, словно искусственную, как в московском метро, мраморную стенку (порог «Мраморный»).
И вот в одном из мест, просматривая с высокого берега очередной порог и намечая траекторию движения по мощным струям между камнями, я вдруг замечаю в безупречно прозрачной воде сухую ветку, странно лежащую на дне. И в следующее мгновение уже вижу вторую такую же ветку, расположенную неправдоподобно симметрично первой, и понимаю, что на дне омута — огромные оленьи рога.
Как мы прошли тот порог, я даже не заметил, но вот когда байдарочным веслом подцепил с двухметровой глубины и вытащил на поверхность рога, — вот тогда сердце мое забилось быстрее обычного... Потом мы неделю плыли на байдарке с этими рогами, потом была проблема, как втиснуть их в вагон поезда, потом — в такси на Ярославском вокзале, потом зазвучали лестные оценки специалистов. Я не отправил их в Австрию на аукцион, не продал и не подарил, я храню их и сейчас...
Мы выходим из леса на противоположной стороне крутого склона, где взгляду открывается широкая панорама покатых гор и все тех же рубок.
Происходящее сегодня напоминает мне возбужденные гонки по огромному, экзотическому, но все же пустырю. Обилие на нем дичи впечатления не меняет.
Освоенность, хлам и разрушение, а местами так просто помойка. Звучит грубо, но другого слова для повсеместно обезображенной рубкой земли не найдешь. Это неприглядное сравнение требует оговорки и потому, что природа Америки в целом, и Северо-Запада США в частности, не просто красива — она поразительна, уникальна и завораживает вас мгновенно. Однако все это великолепие чаще всего наблюдаешь в национальных парках и других охраняемых местах.
Мысль сама поворачивается к тому, чтобы лишь угадать и представить, как могли выглядеть эти благословенные места сто лет назад, до массированного вторжения в них бледнолицых переселенцев с Востока, когда только индейские тропы связывали этот последний рубеж еще не полностью освоенных земель Соединенных Штатов с другими землями континента.
Переключаюсь мысленно на будущее лесов в Сибири и на Дальнем Востоке — втором самом большом, наряду с Амазонией, из последних регионов по-настоящему дикой природы на всей земле. Желающих использовать наши леса подобно здешним хватает и у нас дома, и здесь в США, и в Японии, и в Европе. Но это уже отдельный разговор.
Вернувшись к машине и включив рацию, мы достаем по бутерброду и вновь погружаемся в уже поутихшую суету радиопереговоров. Узнаем, что Пэрри тоже добыл оленя, а Глеб — сын Андрея, ранил третьего, которого добил позже незнакомый охотник, получив тем самым все права на добычу.
Полдень позади. Зверье после утреннего кормления сейчас на лежках в чаще леса, до вечерних сумерек охотиться можно лишь, надеясь на маловероятную удачу. Я решаю возвращаться.
Когда мы вновь съезжаемся все вместе к оговоренной точке, я пересаживаюсь в машину к высокому сухопарому охотнику с приятным лицом и кличкой, полностью вытеснившей имя — Серый Грэкл (американская птица, внешне нечто среднее между скворцом и грачом). Он тоже едет домой и подвозит меня до заправки.
Я смотрю на почти зимние склоны гор, уже теряющих осеннее многоцветье; чуть дальше, когда начинают появляться удаленные друг от друга лесные домики и фермы — на субботнюю провинциальную Америку, а Серый Грэкл рассказывает мне по пути одну из своих былых охотничьих историй. Но ведь в охотничьих историях что самое главное? Главное — вовремя остановиться.
Сергей А. Полозов / фото автора
Штаты Орегон, Вашингтон. США
Via est vita: К затерянному миру
Еще в 1596 году знаменитый мореплаватель и пират сэр Уолтер Рэйли в своей книге «Открытие богатой и красивой Гвианской империи» писал о горах с отвесными стенами, о водопадах, шум которых подобен звону тысячи самых больших колоколов, о гигантском плато Рорайма, которое видели участники его экспедиции... Четыре века спустя в этих местах побывал наш корреспондент.
Мало кому известно, что поводом к роману Артура Конан-Дойла «Затерянный мир» послужили вполне реальные события. В декабре 1884 года англичане Эверард Торн и Гарри Перкинс, участники экспедиции Британского королевского географического общества, преодолев сотни километров вверх по рекам Эссекибо и Потаро, достигли водопадов Каетур, а затем, пройдя на юг вдоль совершенно отвесной стены, поднялись по юго-восточному склону на плато, называемое местными индейцами Роройма. Под этим слегка искаженном именем — Рорайма — оно известно и до сих пор.
Такие плато называют в здешних местах «тепуй» — «столовая гора» в переводе с языка местных индейцев пемонов. Само слово «роройма» переводится как «большая сине-зеленая гора». Еще они называют это место «Пупом земли». По их преданию, на плато живет прародительница всех людей богиня Куин.
Проникали в эти места, кажется и конкистадоры, а в начале нашего века тут нашли старинную шпагу. Но достоверно известно, что первым европейцем, видевшим в прошлом веке Рорайму издалека, был англичанин немецкого происхождения сэр Роберт Шомбург. Вместе с братом, ботаником Рихардом, он предпринял экспедицию по следам У. Рэйли.
В 1884 году первые европейцы поднялись на вершину, которая возвышается над уровнем моря на 2810 метров. Здесь сходятся границы трех государств — Венесуэлы, Бразилии и Гайаны.
Рорайма была первым тепуем, на который поднялись европейцы, и как утверждают, наиболее легкодоступным. Потом было открыто и исследовано множество других столовых гор.
В Венесуэле больше всего тепуев находится на плато Гран-Савана, и там до них проще всего добраться: Гран-Савану пересекает Трансамазонская магистраль. Гран-Савана входит в состав Национального парка Канайма.