Страница 35 из 39
(Ричард Бакминстер Фуллер)
Виталий Бабенко
Живописная Россия: В центре Азии
Мы шли на моторке вверх по Енисею. Холодная, широкая, быстрая река с каждой минутой приближала нас к границе Красноярского края с Тувой. Мой спутник, лесник Саяно-Шушенского заповедника, совершал очередной рейс по своим владениям, я же хотела хоть краем глаза взглянуть на землю Тувы, где рождается Енисей. Там, в горах южной Сибири, начинаются Бий-Хем (Большой Енисей) и Ка-Хем (Малый Енисей), чтобы, скатившись с гор и слившись под Кызылом, пересечь Тувинскую котловину и продолжить свой тысячекилометровый бег по Красноярскому краю, до самого Ледовитого океана...
Енисей вынес нас к устью Хемчика, своего левобережного притока. Мы встали лагерем в долине: леснику надо было встретиться с чабанами. Стадо овец и верблюдов паслось неподалеку, неподалеку стояла и юрта, крытая войлоком. Два чабана-тувинца подъехали к нам на лошадях и пригласили в гости. За чаем, обильно сдобренным маслом, молоком и солью, мы говорили об их земле, так не похожей ни на какую другую. В этой горной стране, прорезанной глубокими котловинами, есть высокие хребты и зеленые долины, ледниковые и соленые озера, полынные степи, кедровые леса, термальные источники и каменистые тундры.
Природа Тувы словно вобрала в себя черты севера и юга. Здесь, в Кызыле, столице республики, находится Географический центр Азии, отмеченный обелиском.
Поздно вечером чабаны проводили нас в лагерь. Глухо шумел Енисей, крупные звезды блестели над ломаной линией береговых скал, пахло травами. Сухой ветер, казалось, доносил дыхание не столь уж далекой пустыни Гоби...
Жена чабана подарила мне на прощанье старинный деревянный гребень-чесалку для шерсти, похожий на ладошку с сомкнутыми пальцами. Я храню его до сих нор — как знак того, что еще вернусь в Туву.
Лидия Мышкова
Исторический розыск: Тайный агент князя Тверского
5 ноября 1472 года, на берегу Черного моря, в городе Кафа, теперь мы зовем его Феодосией, появляется загадочный странник. Прибыл он издалека, называет себя — купец Ходжа Юсуф Хоросани, а по-русски говорит чисто. Да и сам — вылитый русич, только смуглый от загара.
Какие товары привез он, да и привез ли, мы не знаем. Только точно известно — самое дорогое, что есть у него, — листки с таинственными записями. Прячет он листки эти, где русские слова идут вперемежку со словами чужими, понятными лишь ему одному.
Долгий путь предстоит еще страннику — Орду пройти, Литву, Московию, и пройти так, чтобы не проведал никто. И продолжает он вести свои записи, и в них уже чувствуется тревога.
Больной, измученный тяготами и лишениями, добирается он до смоленских земель. Последние записи его — словно в бреду: «Альбасату, альхафизу альраффию альманифу аль-музило альсению альвасирю...»
Неожиданная смерть обрывает путь этого загадочного странника. Но... болезнь ли тому причиной? Не погиб ли — отравлен-опоен вражеской рукой? Только точно известно, что его сокровища, эти таинственные листки, кто-то срочно доставит в Москву, дьяку Василию Мамыреву, ведавшему казной всего государства и, возможно, секретным сыском.
Советнику самого великого князя и государя всея Руси Ивана Третьего. Десятилетия остаются эти листки потаенными, и только потом, по счастливой случайности, обнаружат их монахи Троице-Сергиева монастыря и внесут в летописи как важное государственное событие. А потом — три с половиной века — молчание.
Только в начале XIX века наш великий писатель и историк Николай Михайлович Карамзин обнаружил эти записи в древлехранилище Троице-Сергиевого монастыря. Прочитал и был поражен: «Доселе географы не знали, что честь одного из древнейших описаний европейских путешествий в Индию принадлежит России Иоаннова века... В то время, как Васко да Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш тверитянин уже купечествовал на берегу Малабара...»
Благодаря Карамзину и трудам историков последующих лет «Хождение» Афанасия Никитина стало известно всему миру. «Хождение» в Индию за двадцать лет до плавания Колумба, за тридцать с лишним лет до открытий Васко да Гамы! И каким языком написанное — живым, взволнованным, страстным.
И все-таки... «Хождение за три моря» — документ во многом запутанный, странный, полный загадок. Требует он иного, не хрестоматийного прочтения. До сих пор Афанасий Никитин остается для нас загадочным странником. Попытаемся приподнять завесу над этой тайной...
На родине Афанасия Никитина, в Твери, на берету Волги стоит памятник. На борту судна — молодой, бесшабашный, удалой купец — то ли Садко, то ли Васька Буслаев — таким изобразил Афанасия скульптор. Таким его рисует и наше воображение. Но так ли это? Попробуем на основании анализа текста «Хождения» все же выяснить, что за человек был этот Афанасий Никитин.
Странно и удивительно, но мы не знаем, какова фамилия купца Афанасия. Ведь в тексте ясно говорится — «Афонасья Микитина сына». Значит, Афанасий Никитич, говоря современным языком. В другой летописи, в другом варианте «Хождения за три моря», в так называемом «Эттеровом списке», говорится: «...того же году обретох написание Офонаса Тверитина купца, что был в Ындее четыре года, а ходил, сказывает, с Василием Папиным».
Фамилия посла, с которым плыл в начале пути по Волге наш герой, — Папин. А «Офонас»? «Тверитин купец», то есть купец из Твери, тверитянин, и только. И в третьем варианте «Хождения» опять — «...в та же лета некто именем Офонасей Микитин сын Тверитин ходил в Ындею и той тверитин Афонасей писал путь хождения своего...»
Тверитянин Афанасий Никитич — вот только что мы и знаем о нем. Далее. Читаем его записки: «Свещахся с индеяны пойти к Первого, то их Ерусалим, а по бесерменьскыи мягъкат деих бутхана».
То есть собрался с индусами пойти к их священному месту, и тут же Афанасий дает перевод на «басурманский» язык. Купец, владеющий чужим, почти не известным на Руси языком и, как увидим дальше, свободно на нем разговаривающий.
А на каком языке он ведет свои записи? Да, на русском. Но тут же, рядом с русскими словами, он пишет: «В Индее же как пачек-тур, а учюзе-дер; сикишь иларсень ики шитель; акечаны иля атырсень — атле жетель бер; булера достор; акулъкараваш учюз; чар фуна хуб...» и так далее.
Что за тарабарщина, выведенная кириллицей? Условный язык? Шифр, понятный ему одному? Как считают ученые, текст «Хождения» вобрал в себя множество персидских, арабских, татарских, староузбекских слов и целых фраз. Это так называемый «тайный язык хорезмийских купцов». Вот им-то и зашифровывает часто Афанасий свои записи. Для чего?
Он знаком с тонкостями различных вероисповеданий, его постоянно волнуют вопросы веры. «И среди вер молю я бога, чтобы он хранил меня...» ( Здесь и далее перевод с древнерусского на современный русский сделан Н. И. Прокофьевым. 8 тексте Афанасия Никитина написание географических названий не изменено; в авторском тексте даны современные названия. — Прим, автора.)
Он прекрасно разбирается в христианском и мусульманском календаре. А разве простому купцу пятнадцатого века свойственно такое знание звездного неба? «Во Индеи же бесерменьской, в великом Бедери, смотрилъ есми на Великую ночь на Великий же день — волосаны да кола в зорю вошъли, а лось головою стоит на восток».
Волосаны и Кола — это Плеяды и Орион, а Лось — Большая Медведица. Причем заметьте, что созвездия эти ему знакомы давно, до странствия по Индии. Он употребляет их северные, бытуемые в его Твери названия — волосаны, колы, лось!