Страница 25 из 39
Продолжаю обозревать окрестности. Справа, на стыке двух горных кряжей, замыкающих долину, — мощный извилистый с высокими скальными стенами каньон, прорезанный сквозь Пиренейский массив рекой Езерой. На протяжении десятка километров — водопады, каверны, пещеры и выставленные напоказ внутренности нашей матушки-земли, обрамленные поверху пышной растительностью.
По дну каньона проложена автотрасса — это путь на юг, в Испанию. Вход в него — в получасе ходьбы от кемпинга, и мы не раз — в поисках дополнительных острых ощущений — гоняли туда купаться и нырять с уступов, а иногда — посидеть с удочкой в надежде поймать неуловимую форель. Но сейчас каньон далеко внизу, и отсюда его почти не видно.
Впереди — расчерченный уличными фонарями Кастехон-де-Сос. Далее — неугомонная Езера, на берегу которой расположен наш кемпинг; шоссе, уходящее вдоль реки, направо по ущелью, в сторону горнолыжного центра Бенеско; светлячки-автомобили на этой дороге и два светлячка на склоне Гальинеро — это спускаются, петляя по серпантину, Юра и, с большим отставанием, наш знакомый фотокорреспондент.
По рации слышу какие-то команды, но ничего не могу разобрать — сплошной фон и шорохи. Шум и треск повторяется. И я понимаю, что на руководящие указания Димы можно не рассчитывать.
Но я уже почти над Кастехоном, и по программе должен сворачивать направо для совершения предпосадочного поворота.
Однако о какой посадке может идти речь, если я столь высоко, что в состоянии, просвистев над городком, спокойно перемахнуть через противоположный хребет! А так как ветер дует в северном направлении, то у меня, пожалуй, есть вполне реальная возможность через некоторое время очутиться где-нибудь во Франции, до которой рукой подать!
Рация шипит. Дима пытается что-то мне передать, но безуспешно. Значит, далее нужно слушаться только внутреннего голоса. И этот голос мне говорит: начинай делать большой круг над городом, с заходом налево, против ветра. Делаю виток, вроде и на этот раз получилось, высота упала. То-то дивятся сейчас люди, сидящие в открытых кафе внизу с коктейлями и пивом, взирая на небо, где какие-то два чудака пытаются поймать свой кайф в ночных полетах на наполненной ветром тряпке!
Впрочем, Диму я давно не вижу. Но он должен быть где-то поблизости. Делаю второй круг, прохожу над полем, где предстоит садиться. Вокруг него — квадратики других полей и пастбищ, разделенные узкими полосами тополевых посадок, а кое-где — низкими стенками, сложенными из округлых речных валунов. Вид — как из окна самолета. Ох, как я еще высоко!
Над заросшим деревьями склоном прилегающей к полю горки немножко потрясло. Но первые крохи уверенности уже появились. Впрочем, уверенность в благополучном полете — не знаю, на чем основанная,— сидела во мне изначально. Окрепла она после того, как наш крошка-«рено» при подъеме избежал почти неминуемого лобового столкновения с последним из спускавшихся в этот день вниз, в цивилизацию, автомобилем. А теперь это чувство обретало некую реальную основу, подтверждающуюся практикой полета.
Слышу очередное громыхание в рации, и вдруг угадываю слово «посадка». Кручу головой и вижу параплан Димы, позади меня в крутой спирали падающий вниз. Догадываюсь, что это он пошел на посадку, чтобы показать мне, откуда заходить, и потом, с земли, проконтролировать мои действия на заключительном этапе полета.
Наблюдаю, как быстро и лихо он снижается, заходит по ветру к реке, разворачивается и идет к финишу.
Сверху мне кажется, что сейчас он зацепится за деревья и его купол повиснет на еле различимых уже тополях. Нет, спокойно и уверенно он преодолевает лесозащитную полосу и приземляется на подстриженном газоне. Тут же слышу четкий голос по рации: «Все о'кэй! Внизу тихо, можешь смело снижаться!» Связь восстановилась.
Как заправский диспетчер, он начинает мною руководить, я ему повинуюсь, мой параплан повинуется мне, делаю последний полукруг и иду, со снижением, на посадку. «Левее, еще левее, теперь на меня», — командует Дима. Пятно лежащего на земле купола приближается, вот уже просматривается темная фигура стоящего рядом человека, чувствуется приближение поверхности земли. «Правей!» — кричит Дима, испуганный, видно, тем, что, четко выполняя его команды, я приземляюсь на него в буквальном смысле слова.
Делаю небольшой отворот в сторону, плавно тяну клеванты вниз до упора и легонько тюкаюсь кроссовками в невидимую щетину ночного парапентадрома. Падаю на колени, купол с характерным шуршанием сваливается впереди меня. Поднимаюсь, счастливый, и вижу протянутую руку Дмитрия: «Поздравляю! Теперь и у тебя есть настоящий полет!»
Шум воды на перекатах Езеры... Смотрю на часы. Мое первое воздушное путешествие в ночном небе Пиренеев длилось почти час — как одно мгновение!
Владимир Зайцев
Костехон-де-Сос, Испания
Три рассказа о женщинах: Как мы попали с боливийского Альтиплана в чилийскую тюрьму
Недавно мы с моим другом, альпинистом Володей Ивянским решили совершить путешествие по Перу. Собирались подняться на вершины Кордильер в разных точках страны. Однако время для этого выбрали не лучшее — с декабря по март в горных областях стоит сезон дождей. Лавины, сели, камнепады и плохая видимость делают подъем на высочайшие горы опасным для жизни. Поэтому нам пришлось довольствоваться вполне обычными туристскими маршрутами. Зато мы побывали в самых интересных местах — если смотреть с точки зрения истории и этнографии. И, быть может, наш вояж остался бы просто экскурсией, если бы мы не угодили в этих далеких краях в места «не столь отдаленные». Однако по-порядку.
Уехать из Южной Америки, так ни на какую гору и не взобравшись, мы не могли и поэтому решили переместиться южнее, в Боливию, рассчитывая на более сухую погоду. На границе проблем с получением визы у нас не возникло.
В юго-западной части Боливии у священного озера индейцев Титикака, на высоте около 4 тысяч метров простирается к югу замкнутое плоскогорье Альтиплано. Это вулканическое плато, ограниченное с востока заснеженным хребтом Кордильеры Реаль, а с запада — конусами вулканов Западной Кордильеры. В самой широкой своей части оно протянулось на 220 километров — полупустыня с бессточными озерами и солончаками.
Мы приехали в поселок Сахама, расположенный у подножия вулкана Сахама. Это одна из высочайших точек Боливии — шесть с половиной тысяч метров. Одиноко и величественно вздымается вулкан посреди плоской шлаковой полупустыни с кустарниками толы, похожими на подушки, и дернинами ковыля. Меж отдельных пятен зеленой травы пасутся стада лам и альпак.
А чуть в стороне тянутся цепочкой вулканы Западной Кордильеры, и многие из них поднимаются выше шеститысячной отметки. Растут здесь деревья кебрачо (кеуинья — на языке индейцев кечуа), образующие местами самые высокогорные в мире леса. Граница снега лежит тут на высоте 5 тысяч метров. До этой высоты добрались розовые фламинго, мирно кормящиеся в засоленных озерках, да еще страусы и грациозные еикуньи — дикие родичи одомашненных альпак и лам.
Но и здесь в сезон дождей вершины часто скрыты в облаках, по долинам дуют сильнейшие ветры, дождь может идти, не переставая, целые сутки и переходить в снег. Мы выбрали для подъема шеститысячный вулкан Паринакоту. В тот день нам повезло с погодой — было ясно. И что самое удивительное, так и не пришлось надеть кошки, и почти всю дорогу до вершины мы тропили снег по колено на почти сорокаградусном склоне. К тому же первые полпути изнывали от дикой жары. Новый год по московскому времени мы встретили на вершине.
После восхождения необходимо было возвращаться в Перу: у нас были обратные билеты на самолет Лима — Москва через неделю. Еще мы планировали взойти на вулкан Мисти недалеко от города Арекипа. Кратчайшая дорога от боливийского поселка Сахама в перуанскую Арекипу лежала через узкую полоску Чили. Чилийской визы у нас не было, но мы надеялись получить ее на границе.