Страница 8 из 25
Глядя со ступеней «Пятидесятипятиоконного дворца» неварских королей (невары — основной народ Непала), похожего на тщательно отделанную золотую шкатулку, я представлял себе, какие празднества разыгрывались перед ним...
И тут мне припомнилась поездка по Среднему Непалу, по цветущей долине Покхара, где вдоль дороги непрерывной чередой тянутся манговые и цитрусовые деревья, плантации бананов и ананасов. Там я побывал на деревенском празднике Тихар — празднике урожая. Услышал и трудовые, и обрядовые песни; увидел, как в танце женщины сажают рисовую рассаду, а мужчины взмахивают мотыгами или наносят удар кхукри, национальным ножом с изогнутым лезвием. А после девушки-неварки в пестрых кофтах и юбках-пхариях, отороченных красной каймой, бренча браслетами, вместе с юношами в приталенных рубахах, жилетах и узких длинных штанах, подвязанных широкими поясами-патуки, ходили по улицам, пели песни, напоминающие частушки, и обязательно делали подношения в храмах.
Танцы и песни, связанные с деревенской жизнью, верованиями, всей историей страны, люди исполняли на площади перед королевским дворцом, перед храмами, устраивая хороводы вокруг статуй богов и неварских королей. Древние камни словно впитали в себя краски и шумы прежних празднеств.
Закрою глаза — и слышу барабанную дробь и звуки бубна. Неровные отсветы ложатся на брусчатку от пламени горящих масляных плошек в руках медленно шествующих девушек. За ними движется музыкант-барабанщик; он бьет по мадале, барабану, висящему на шее, и высоко подпрыгивает в такт. Люди движутся по кругу, взявшись за руки, подпевают хору. Позванивают браслеты на лодыжках танцоров в такт музыке оркестра. Тут вовсю проявляется щедрый характер непальцев: живая мимика, порывистые движения рук, лукавые улыбки. Вихрь танцев и возбуждающее толпу призывное пение превращаются в гимн богам — это апофеоз праздника...
Мираж воспоминаний разрушает голос Бинода, который с неподдельной озабоченностью клянет себя за то, что мы опоздали на свадебное шествие по центральной площади Бхактапура. Все же удается взглянуть на свадебную процессию перед домом родителей жениха: впереди — небольшой оркестр, за ним несут в одном паланкине жениха, в другом — невесту, а позади движутся тележки, где лежат корзины с приданым.
— Эти тюки с приданым — дар родственников невесты, — поясняет Бинод. — Я хочу кое-что сказать о моей семье, иначе тебе многое не понять в наших обычаях. Раньше все держалось на семье, да и сейчас она играет большую роль в жизни людей. Я родился в брахманской многодетной семье и сам — брахман. У меня все двоюродные братья и сестры, как родные, и их дети — мои дети. Но если мы брахманы, это совсем не значит, что мы особенные, чураемся людей других каст или стараемся все быть священнослужителями. В Непале нет таких резких кастовых различий, как в Индии, люди разных каст знакомы друг с другом, служат вместе. Я, например, авиатор, работаю с коллегами из разных каст и даже религий, дружу с буддистами... Иногда захожу в их храмы. Мы берем воду из общего источника — в Индии во многих местах это невозможно.
Все непальцы воспитаны в уважении к старшим, до сих пор родители выбирают сыну невесту, юноши женятся после сговора родителей, а жена, входя в дом мужа, становится членом большой семьи. Конечно, молодоженов из моей семьи благословляли брахманы, а после рождения ребенка молодая мать не общается с другими членами семьи, неделю, другую, пока брахман не выберет имени ребенка по гороскопу.
У нас принято отмечать не только «день матери» (вроде вашего 8 марта), но и «день отца». Существует еще обычай (я его не придерживаюсь) — выражать уважение родителям так: утром или вечером мы прикасаемся лбом к ногам отца и матери.
Особыми церемониями «Бурха дзанко» отмечаем этапы долгожития. Третья ступень, когда человек видел полную луну 1 200 раз, то есть прожил 99 лет, 9 месяцев и 9 дней, именуется «уходом на небеса». Но до такого возраста у нас мало кто доживает, и уход на небеса происходит гораздо раньше. Я недавно похоронил мать — ей не было и шестидесяти лет. Но о церемонии смерти разговор особый, мы сейчас отправимся в Пашупатинатх, где и была кремирована моя мать...
Этот индуистский храмовый комплекс XIII века перестраивался и достраивался не раз, его сооружения, похожие и на индийские гопурамы и шикхары, и на пагоды, которые непальские зодчие, овладев секретами мастерства, строили в Китае и Тибете, привлекают с каждым годом все больше посетителей и паломников.
Вот и сейчас мы пробираемся сквозь пеструю толпу паломников со всего света.
Садху — вечные пилигримы... Они идут в длинных балахонах, или одних набедренных повязках, или даже почти без них мотая косматыми головами; тела их раскрашены самыми невероятными узорами. Они не стригут, не моют и не расчесывают голову, выполняя данные богам обеты. С достоинством выступают, медленно перебирая четки тонкими пальцами, санияси — ученые мужи в оранжевых одеждах, посвятившие свою жизнь служению богам и изучению священных книг. А за ними валом валит люд попроще: мужчины в застиранных рубахах — даура и украшенные гирляндами желтых, пряно пахнущих цветов женщины в цветастых кофтах — чоло, оставляющих открытой полоску спины и живота с пупком.
Верующие несут дары богам. Кто что может: корзинки, блюда с фруктами и сластями, украшенные мишурой. А в храмах все спешат к своим божествам-покровителям, чтобы расположить их к себе посильными жертвоприношениями.
Заглядевшись, я чуть не упал, поскользнувшись на плитах пола, политого маслом. Богов здесь умасливают в буквальном смысле слова, весьма обильно кокосовым молоком и топленым коровьим маслом из плошек. Если понаблюдать внимательно за посетителями храма, то можно заметить, что в отношениях верующих с небожителями проступают черты житейского реализма: размер подношения определяет и важность просьбы.
В момент возложения одним из верующих бананов к подогнутым ногам каменного бычка Найди, лукаво взирающего на все надоевшие ему наверняка церемонии, меня поманил к выходу Бинод.
— Время идет. Хотя до Катманду отсюда всего 10 километров, но нам нельзя опаздывать к королевскому дворцу — там тебя ожидает весьма необычная церемония, — важно произнес он с таинственным видом. — А теперь посмотри на набережную реки Багмати.
Я увидел на облицованном плитами берегу каменные прямоугольные возвышения, на одно из которых складывали длинные поленья, расколотые вдоль. Явно сооружали большой костер.
— Что это? Готовится жертвоприношение?
— Погляди вперед — видишь процессию? Люди идут в белых одеждах, у нас белый цвет — цвет печали и траура. Это несут на берег священной реки покойника, чтобы сжечь его на костре, а пепел рассыпать над водами Багмати. Видишь: труп, обернутый в желтое покрывало, снимают с бамбуковых носилок и укладывают на костер... Лицо не открывают и при прощании не целуют покойного. Раньше было принято даже выносить родственника — перед смертью — из жилого дома во двор.
Когда у меня скончалась мать, я с братьями, в знак траура, поселился отдельно. Тринадцать дней надо поститься и молиться, пока дух бродит вокруг дома. Мы побрились наголо (тоже в знак печали), сбрили волосы, усы, бороды — все и облачились в белые одежды. Спали на соломе, никого не видели, не читали, не слушали музыку. Ели только рисовые шарики, запивая молоком.
Молились с утра до вечера в круге «пинде», очерченном на земле. Не дай Бог, кто-то на тебя взглянет или того хуже — коснется. Тогда начинай все сначала.
Вот так, дорогой, с рождения до смерти брахманы проводят свою жизнь в молитвах и общении со своими многочисленными богами...
— А теперь, — весело улыбнулся Бинод, — отряхнем прах ушедших от нас, пусть их душам хорошо живется в новых обличьях, а мы устремимся на встречу с живой богиней Непала.