Страница 12 из 29
На самом коротком, трехкилометровом участке Курильск – Китовый практически все водители выжимают из своих автомобилей – независимо от марки – все, что возможно: три километра, но на скорости 100-120! Естественно, машины быстро выходят из строя, изнашиваются. Потому-то здесь так ценят японские джипы и отечественные армейские грузовики.
Рыба, если бы знала, что ждет ее на этой земле, пожалуй, в курильские реки не заходила бы никогда (как, наверное, и в сахалинские, и в камчатские). Впрочем, не исключено, что, спустя год или несколько лет, лосось и так нереститься на Итурупе не будет – просто физически нереститься уже будет некому. Зайдите в любой продовольственный магазин, на любой городской рынок: в стеклянной и пластиковой посуде, в жестяных баночках – в любом количестве – красная икра лососевых – кеты и горбуши. Любите? – на здоровье. Но чем больше ее будет уложено в бочки и закатано в банки, тем меньше шансов для рыбы возродиться вновь. Это закон природы: ничто ниоткуда не берется. Для нового нерестилища нужна эта самая икра... Я не возражаю против ловли категорически. Но надо же и меру знать, господа браконьеры и так называемые предприниматели!
Сегодня на острове лишь один завод по разведению лосося – в поселке Рыбоводном. И тот – на протяжении всего русла реки Курилки – от устья на Охотском побережье обложен браконьерами. Ловят рыбу в Курильске все – от мала до велика. У каждого куста по ОМОНовцу не поставишь. А у местных ответ один: на реке жить да рыбы не видать?! Обидно до слез. Даже ОМОНовцы гоняют далеко не всех местных. Почему? Потому что помногу не ловят. Однако критерий «много» – у каждого свой.
Сезон нереста горбуши – это одновременно и пик активности браконьеров. Впрочем, на этой земле их зовут только рыбаками.
...Юго-западная часть острова. Середина октября 1993 года. Река Горная вся в тухляках. Не Горная (как уже не Сторожевая, не Хвойная, не Высокотравка), а Тухлянка. Одни тухляки по острову. Разлагающейся, переловленной, перебитой и выброшенной в кусты рыбы по берегам – десятки тонн, и так – километра на три-четыре вверх по течению. На Сторожевой уже почти пусто. Лишь в воде на отмелях лежат зацепившиеся за коряги тухляки. Все остальное перегнило, переболело. Даже запаха не осталось. Лесная жизнь, как и смерть, быстротечна. Недели, оказывается, достаточно, чтобы ликвидировать это безобразие. Впрочем, на Сторожевой и рыбы было гораздо меньше. Теперь поровну – везде одни старые одинокие и зеленые горбыли-самцы. Все прочие – по берегам.
...Холодная осень 95-го. Штормило практически каждую неделю. Рыба в реки не шла. На остров ввели ОМОН. Ходить по бамбукам вдоль речных проток стало не только сложно, но и опасно. Браконьерская доля такая. Стреляли. И те и другие. Били, ловили, изымали икру.
Изменились времена, в каком-то смысле изменились и люди. Штраф за один килограмм икры-сырца – около 200 долларов в 96 году. Естественно, за одним килограммом на реку никто и не ходит. Ловят, носят, вывозят по-крупному. Если попадаются, то тоже всерьез. Один знакомый заметил: крюки, хапы (тройные крюки), сачки – все осталось в прошлом. Ловят только сетью. Попадаться в таком случае не следует. Накладно.
Володя П. – рыбинспектор на юге острова: ежедневно составляет два протокола. Конфискованная икра сдается на завод в переработку. 10 процентов сданного – инспекторам. В прошлую путину жалел он, но не жалели его. Теперь он стал жестче. Система градации браконьеров существует: «Смотрю – есть у мужика нечего или так идет. „Таких“ не жалею. Одного наручниками к дереву пристегнул, другого дубинкой достал. Теперь дело в прокуратуре».
Володе 41, Он на пенсии (бывший военнослужащий). Пенсия и зарплата позволяют жить сносно. Да еще добавка из премиального и браконьерского фондов – положение Володи можно назвать благополучным. К зиме он уедет из поселка, чтобы в следующем году вернуться на путину. Расстались мы на улице поселка. Порывы ветра сбивали с ног, трепали одежду. «Самая что ни на есть браконьерская погода!» – заметил Володя, остановил проходящий «Урал», и я уехал.
...Юго-западная часть острова. Прошелся старыми тропами. Вдоль рек, по Охотскому побережью. Рыбы мало. Но и на берегу встречается редко. Это не девяносто третий... Порядок навели. Во всяком случае вот здесь, на этих реках.
...Западная сторона. Конец октября. Пронеслось: на севере лосось пошел валом. Старый знакомый Т. – оттуда. Шесть бочек красной икры за две недели – неплохой результат. Рыбинспекция? Ей не пройти – сложно и далеко. Вариант только один – вертолетом. А это на сегодняшний день, как правило, безумно дорого. Что ж, похоже, там история повторяется.
Конечно, ввод ОМОНа на острове – весьма крайняя и крутая мера, даже для этой видавшей виды земли. Ограниченное количество лицензий на отлов лосося, жесткие условия и короткие сроки отлова – и как результат: большие и малые человеческие трагедии. Люди на острове живут практически только одним – красной рыбой. И несколько существующих рыбоперерабатывающих заводов и цехов по побережьям всей проблемы не решают. Потому-то у любой реки в сезон нереста днем, а чаще ночью, повстречать можно не только бурого медведя...
Еще один знакомый – И., в прошлом военнослужащий. Теперь – браконьер со стажем. На острове уже семь лет. По его словам, в 96-м рыбы в реках было «на шесть граммов больше, чем в 95-м» (когда рыбы было очень мало). Все окрестные реки были откуплены еще до начала путины. Лицензий на отлов лосося по этой причине там, где он живет, не продавали. Куда бедному рыбаку в этой ситуации податься? И занялся прежним ремеслом – браконьерством. Ловил с друзьями – много и охотно, под крышу забивая рыбой свой проверенный на дорогах тягач. Рыбинспекцию и ОМОНовские рейды бригада эта благополучно миновала. (А таких бригад по острову, не считая при этом неорганизованных дядей-браконьеров, – минимум до десятка.
Во всяком случае, я знал о существовании двух.) Все истории с И. закончились бы благополучно, если бы не одно исключительное по дерзости событие.
...К ночным визитам гостей в дом И. я привык давно. И на сей раз – стук в дверь далеко за полночь. Хозяин дверь открывать не стал. Я отреагировал с не меньшим безразличием. Все-таки я – гость. Раздавшийся на лестничной площадке грохот стеклянной посуды спустя полчаса заставил на этот раз оторвать голову от подушки: ночью в гости, и с банками! Спустя какое-то время дверь попросту открыли с той стороны. Я не большой любитель детективных историй, но у дверного замка И. в ту пору была одна особенность: открыть его можно было чем угодно, хоть перочинным ножом.
Ночной визитер, не включив свет в коридоре, прошел в нашу общую комнату; увидев нас, спящих, незваный гость ретировался столь же быстро и неожиданно, как и появился. Не забыв при этом захватить свой мешок с банками.
Погоня не состоялась. Сквозь сон мы едва уловили подвох: ну надо – вот и ушел человек. На шум отреагировал один лишь И.
Спустя несколько дней – в следующий наш приезд – выяснилось, что из четырех стоявших на балконе бочек с икрой «ушли» две крайние. Ночной гость с банками и был тем самым воришкой. Человека этого позже нашли и «поставили на учет». Дверной замок И. тогда же починил.
На этот раз баба Алла все-таки надорвалась. Закончилась путина, а с ней и все серьезные работы и надежды на солидный заработок.
В тот день отгружали с завода тухлую, отлежавшую свое красную рыбу. Более 20 тонн. Отгружали двумя бригадами: в одной только женщины – рыбу толкали руками по желобу; в другой – мужчины выносили тухляков носилками.
В последние дни путины в разделочном цехе, по указанию директора, брали только икру – рыбу под нож и на лежку в бункера. Спустя сутки – стоящий в цехе дух загнивающей рыбы терпеть еще можно. Спустя трое – грузили головы и тушки лосося прямо из мешков, с червями, – терпеть, не думая о последствиях, можно было опять. Но какой дух стоял в округе! Тогда-то баба Алла и надорвалась. Хоть и просила директора не ставить ее на эту работу. Все-таки под 60 человеку...