Страница 10 из 31
Я попросил, пока не село солнце, повозить меня по полуострову.
В ширину он чуть более десяти километров, да и то лишь в южной, тянущейся с запада на восток части. Весь открыт океанскому ветру. Гряды невысоких лесистых холмов, клюквенные болота на приморских низинах, плавными волнами поднимающиеся от океана пустоши, на песках которых прижились лишь пожелтевшие к осени травы. И километры, километры песчаных пляжей... Тянущиеся вдоль всего восточного побережья полуострова, они поражают своей бесконечностью, привольем и ощущением оторванности от окружающего мира. Ни городка, ни пристани.
Изменчивость береговой линии, поднимающиеся со дна по воле течений и волн песчаные банки делают этот район одним из самых опасных для судоходства. В 1849 году Торо собственными глазами видел гибель корабля «Сент-Джон», шедшего из Голуэя с иммигрантами-ирландцами. Он писал, что в районе Труро, где больше всего выброшенных на берег судов, лучше не говорить о кораблекрушениях — там в каждой семье есть кто-то, кто не вернулся с моря...
Некогда Кейп-Код был полуостровом моряков, китобоев и рыболовов. Ведь даже свое название — «Код» — по-английски «Треска», он получил именно потому, что в 1602 году капитан Бартоломью Госнолд выловил здесь большущую рыбину. Генри Торо заметил, что население некоторых поселков состояло лишь из жен, чьи мужья были за морем или покоились на дне моря, и священников. Жизни многих отобрал океан. Другие были более удачливы и смогли разбогатеть. Построенный в 1868 году дом капитана Эдварда Пеннимена украшает башенка, а арка на въезде сооружена из двух китовых костей. Когда-то он стоял почти на самом берегу океана, а теперь увидишь Атлантику, лишь поднявшись от него на гребень холма...
Столь же переменчивой, как природа, оказалась и судьба морского промысла. Лишь небольшие суденышки выходят в море из некогда бойкого рыболовного порта Уэллфлит. Но там остались старые морские волки, отказывающиеся уйти на покой или сменить на менее хлопотный и более спокойный бизнес свою профессию. Один из них — то ли в знак протеста против индустрии туризма, подавившей на Кейп-Коде остальные промыслы, то ли из симпатии к морским разбойникам, то ли как символ своего непокорного вольного духа — поднял на мачте своего суденышка «Веселый Роджер», слегка выгоревший на солнце и сильно потрепанный ветром.
— Он ненавидит отдыхающих и туристов, — сказал мне Фил. — Держит их за бездельников, да и вообще считает, что все беды от них.
А зря. Если кто и повинен в упадке рыболовства в здешних краях, так это цены и конкуренция. А туристы-то в первую очередь и потребляют те горы мидий и других, более изысканных даров моря, что все еще привозят в порт рыбаки Уэллфлита. И лишь чайки, кружащие над причалом, не склонны замечать никаких перемен. Бетонный мол усеян осколками ракушек — умные птицы бросают их с высоты, чтобы затем без труда полакомиться их содержимым...
Изменчива оказалась и судьба ветряных мельниц Кейп-Кода. Открытый вольным океанским ветрам, он был для них идеальным местом. «Вместо собаки, которая бы рычала перед вашей дверью, здесь есть Атлантический океан, который рычит для всего Кейп-Кода», — писал Торо. Но и времена ветряков прошли, однако они — неплохое украшение полуострова, и их не стали трогать.
Приметой Кейп-Кода служат и необычные башни. Одна из них крошечным столбиком возвышалась почти у самой линии горизонта, там, где у крайней северозападной оконечности полуострова приютился Провинстаун, — ее я приметил сразу, лишь оказался на берегу Кейп-Кодского залива. Другую, на противоположном берегу, мне показали Фил с Илей — ее верхушка виднелась над холмами в паре километрах от нас.
— Это башня Дженни Линд, — сказала мне Илей. — А кто это такая?
— Знаменитая певица. Во время американских гастролей имела просто потрясающий успех, и один из богачей назвал башню ее именем, чтобы увековечить память о ее пребывании в Массачусетсе.
Конечно, вспомнил я, Енни Линд! Шведская певица, прозванная за свой чистый голос «шведским соловьем». Покоренный ее вокальными талантами и красотой, в нее влюбился Ханс Кристиан Андерсен. И именно о ней он сложил свою сказку «Соловей». Взаимности он не добился, а потом она вообще уехала из Скандинавии и в Америке вышла замуж. Странно, но уже позже, роясь в путеводителях по Кейп-Коду, я так и не нашел нигде упоминаний об этой истории, а американцы, да и иностранные туристы, несомненно, оценили бы ее...
Но есть истории, которые почти регулярно присутствуют в местной прессе. После сильного шторма океан то и дело возьмет да отгрызет у Кейп-Кода кусок суши. И чей-то дом, что стоял прежде метрах в двухстах от моря, окажется над самой водой, а то и вообще подмытым. Снимки подобных превращений я видел в местном музее. А Джонсоны показали мне и карикатуру. Как известно, в курортных местах дома «с видом на море» ценятся дороже. Так вот, изображен на картинке домовладелец на фоне своего особняка, после шторма оказавшегося нависшим над самой водой. «Теперь и у меня дом с видом на море», — говорит он.
Но бывает и не до шуток. Ведь если дома можно отремонтировать, на самый худой конец, построить заново, то ущерб природе от такого поведения моря бывает порой невосполним. Кроме закрытых морских заливов и заливчиков и отгородившихся от океана нанесенным песком соленых озер с морской водой и болот, на Кейп-Коде есть и несколько прудов. Не считая двух-трех речушек, — это единственные пресные водоемы полуострова. В столь богатой и цивилизованной стране, как Америка, это не проблема для водоснабжения. Но для природы Кейп-Кода и его ландшафтов эти озера нужны как воздух. С зарослями кувшинок и камыша, склонившимися над ними деревьями они являют собой удивительно живописные и романтичные уголки на этой полоске суши, со всех сторон сжатой океаном.
Не так давно, под напором сильного ветра морские волны размыли перемычку и прорвались в одно из пресных озер. И оно умерло, превратилось в один из многочисленных заливов, которые, то появляясь, то исчезая вновь, задают работу картографам, вычерчивающим очертания Кейп-Кода. А однажды, когда несколько дней подряд дул мощный восточный ветер, океан чуть было вообще не перетек через полуостров в одном из самых его узких мест и едва не превратил его в настоящий остров...
С закатом мы двинулись на север, в Провинстаун, который здесь именуют для краткости просто Пи-тауном. Возвышенность, с которой мы любовались видом огненного круга, опускающегося в стальную гладь океана, осталась позади, вода должна была быть в сотне метров, а может, даже ближе. Но ее не было видно — вокруг, вздымаясь, подползали к шоссе песчаные дюны. Некоторые языками уже лизали асфальт. Указатели то и дело предупреждали о движущихся песчаных холмах, а Фил заметил, что дюны действительно порой заползают на дорогу, так что осторожность здесь излишней не бывает, особенно в темное время суток.
Пи-таун встречает небольшим, как и в Уэллфлите, портом с рыболовными причалами и прогулочными катерами и рядами одно-двухэтажных домиков вдоль главной улицы. Малолюдно, многие вывески не горят, а большинство магазинов, баров, гостиниц и кафе закрыто. Пи-таун готовится к очередному мертвому сезону. Этот самый бойкий и веселый из городов Кейп-Кода живет туризмом. Здесь есть свой театр, куда привозят и бродвейские постановки, и даже маленький аэропорт. Когда летние гости разъезжаются, городок затихает, а местные жители вынуждены мириться с тем, что зовется «сезонной безработицей».
Пи-таун историческое место. Именно здесь в ноябре 1620 года впервые высадились на землю Новой Англии пилигримы, чтобы затем двинуться дальше — к будущему Плимуту. В память об этом событии и сооружена в Пи-тауне та самая башня, что я видел из центра полуострова на горизонте, — довольно внушительное сооружение из гранита. Его зовут здесь из-за некоторых архитектурных особенностей «итальянской башней». Темным силуэтом она вырисовывалась за ближайшими домиками и деревьями — на вершине невысокого холма с громким именем Арарат.