Страница 6 из 31
Мы бродим по улицам Пескары. В городе много новых улиц, и для них подбирают сугубо современные названия. Это соответствует ритму жизни Пескары — города, который приобрел свое нынешнее экономическое и административное значение только в XX веке. Геометрически прочерченные улицы смотрят в сторону Адриатического побережья и словно утверждают главное хозяйственное назначение Пескары — курорт, морские ворота в Абруццо. в Центральную Италию, ближайшие восточные подступы к Риму — 208 километров от столицы.
Провинциалы, сознавая неизбежность судьбы — оставаться во многом на втором плане, все-таки не желают мириться с аутсайдерством и хоть в чем-то стремятся опередить столичные города. Пескара преуспевает в градостроительстве, в оформлении ресторанов, баров, кафе-мороженых — самых знаменитых в Италии, Такого дизайна и качества продукта, как в кафе на виа дель Ривьера в Пескаре, не знают самые посещаемые в Риме кафе, например, на площади Навона.
Пескара за последние десятилетия стала образцом итальянской курортной архитектуры XX века, конкурирующей в зоне Адриатики только с Римини. У этого стиля тоже пока нет своего названия. Все — в поиске. Возможно, возникнет новое — «рина-шименто» (возрождение), «морское барокко» или «либерти-пальм», чтобы выразить единство причалов, новых вилл и окружающих их стройных высоких пальм. Город дышит далями Адриатики... И неслучайно большинство известных художников Пескары — маринисты. Скульпторы ищут новые формы в морской и корабельной темах, поэты воспевают голубое Средиземноморье.
В Пескаре родился в 1863 году и долгие годы жил великий писатель Италии Габриеле Д'Аннунцио. В соборе св. Чьеттео — покровителя Пескары — похоронена его мать — Луиза Д'Аннунцио, «графиня с неспокойной, как море, душой». В строительство этого храма Д'Аннунцио вложил большие средства. Писатель был женат на русской, бывшей спутнице жизни российского ученого-изыскателя Голубева... На последнем жизненном витке Габриеле Д'Аннунцио написал обширный трактат — оригинал хранится в Библиотеке Д'Аннунцио в Пескаре, — в нем призывал «людей искусств и финансов» оставлять после себя «память в камне» — соборы, здания, а также клубы и фонды, в которых собирались бы произведения литературы, живописи, скульптуры. Сам он следовал этому принципу: после него остались фонды Д'Аннунцио в Пескаре, Гардоне на Сицилии. Этому же принципу творческого бессмертия были верны Греко, Гуттузо и другие деятели итальянской культуры.
Море не принесло Пескаре славу родины великих мореплавателей. Отсюда не уходили в плавание Колумбы и Веспуччи. Но из Пескары ежедневно отправляются в рейсы сотни моряков и капитанов, ведущих суда под флагами Италии и других государств. Рано или поздно моряк возвращается в родной порт, и Пескара не перестает его удивлять постоянными изменениями. И вернувшись однажды, моряки увидели новый памятник — вертикальную десятивесельную лодку, напоминающую боевые корабли древних греков. Это был самый большой в Италии морской монумент.
Италия, область Абруццо
Михаил Ильинский / фото Евгения Гаврилова
Страны и народы: Зарабатываем на преисподней
Если поделить километры, составляющие протяженность Явы, скажем, на 120 — приблизительное количество разбросанных по острову вулканов, потом принять во внимание их среднюю высоту — от 3 до 4 тысяч метров, можно с уверенностью сказать: гигантские «волдыри» на главном острове Индонезии видны отовсюду. Тем более, что свыше 30 из них источают смог, перистые хвосты которого растягиваются на сотни километров. Фиолетовые вершины выбрасывают серо-черный пепел и ядовитый газ, сползающие кипящие болота слизывают деревеньки, горячая пыль обжигает легкие и в десятке километров от вулканов...
И все же Яву называют раем. Зловредные вулканы засыпали ее слоями пепла, которые орошаются муссонными ливнями, прогреваются жарким солнцем, а потому производят на свет самую богатую в мире флору. Ее принято называть влажными тропическими лесами. В пестрейших зарослях еще совсем недавно в изобилии водились носороги, тигры, дикие буйволы, вопили обезьяны, прыгали летающие лисицы и кокосовые белки, ворочались в протоках крокодилы, ползали питоны. Сейчас изобилия не осталось, но увидеть все это еще можно.
Отвезти меня на западное побережье Явы и показать вулкан Кракатау вызвались в Джакарте трое, рекомендованные старшим менеджером гостиницы «Картика-плаза». Парни держали себя с большим достоинством, нежелание работать с туристами через обычные бюро обслуживания объяснили просто:
— Дешевый стандарт — не наш стиль. Мы гарантируем путешествия такого качества, которое было только в прошлом веке... По тем дорогам, которые предлагаем мы, пройти могут не все.
Имена их звучали тоже необычно. Выехавший со мной из Джакарты назвался Девид Ламбертус. Богослов из Гааги? Банкир из Берна? Стряпчий из Австралии? Всего лишь, как он сказал, младший егерь. Лопоухий, лицо треугольником, поверх типично яванской — словно французская горчица — желтизны, сероватый налет от частых спусков в серную гарь вулканных кратеров. А улыбка — жемчужная.
Когда до приморского городка Карита, откуда мы катером предполагали дойти до знаменитого вулкана Кракатау, оставалось, по моим расчетам, не больше часа езды, мы уперлись в перегородившую шоссе плотную шеренгу спин вопящих, пританцовывающих и размахивающих руками мужичков в тюрбанах. На сигнал никто не обратил внимания.
Девид протянул мне расшелушенный банан величиной с булку и посоветовал:
— Остыньте. Ну, подумаешь, бой петухов... Переждем. Все равно уже сэкономили время...
Действительно, в предыдущей деревне на нанятом в Джакарте «лендровере» я с налету влетел в кучку свежего слоновьего навоза. Рано утром там проводилось официальное открытие мероприятия, схожего с нашими конскими базарами в далеком прошлом. Только тягловая скотинка выставлялась чисто местная.
Пробуксовав в «ароматной» кучке, поехали дальше, а через минуту зеркало заднего вида просто потемнело. За нашей медленно двигавшейся машиной возникло два, а может, и три десятка слонов, вываливших сплошной колонной на шоссе. Торгуют ими, обычно выстроив прямо на асфальте, полный день, ярмарку эту не объедешь, так что нам действительно повезло. Могли простоять до вечера. И вот теперь, в следующей деревне новое общественное событие — петушиные бои...
Для яванца, в особенности западного, деревенская улица, даже если она давным-давно стала частью шоссе, это нечто большее, чем пространство между домами. Продолжение дворика, куда отправляют детей поиграть. Свалка для убитых крыс и змей. Овечий или гусиный выпас. Место обучения езде на велосипеде или жертвоприношений духам-покровителям. Рынок. Ровная площадка, где приятно поваляться, покуривая, на вынесенной раскладушке. Многое еще что и только потом уже — проезжая часть для автомобилей. Ведь машины появились у людей позже, чем все остальное... Подождут.
Мы и ждали. Я изучал карту, а Девид Ламбертус, младший егерь, выигрывал, как выяснилось, пару тысяч рупий, ввязавшись в ставки.
— Они похвалили вас, сказали: какой цивилизованный водитель, не давил на сигнал, не бегал за полицейским...
— Ну, хорошо, Девид Ламбертус, сэр, — сказал я. — Только бы успеть на место до вечера.
— Сегодня все равно ничего не будем делать.
— Как так? Осталось километров восемь!
— Конечно, их надо проехать. Но через четыре километра поворот на проселок. Возьмем в сторону километров шесть. Туда и обратно, значит, плюс двенадцать... Подберем Марко Поло. Он молодожен, купил дом. Кстати, если уж говорить правду, вот он-то настоящий сэр...
— Марко Поло? Молодожен?
— Марко Поло. Вы правильно произносите.
— Но ведь он...
— Вы вполне осведомлены, это приятно. Да, он — большой человек, главный егерь, его многие знают, но машины у него еще нет, скоро купит, конечно...