Страница 20 из 27
Не может быть назван этот путь «шелковым» еще и потому, что владельцев пушнины совершенно не интересовал шелк. Особенно большим спросом пользовались серебряные блюда, потому как в глазах обитателей северных лесов, поставщиков пушнины, они ассоциировались с Солнцем — Духом-Хозяином — Мир Суснэ-Хумом (по-мансийски) и олицетворяли его. Блюда эти приобретали для шаманских действий.
Торговля северной пушниной была прочно и надолго освоена Хорезмом. Об этом говорят, в частности, находки в стране Вису серебряной посуды, среди которой преобладают серебряные блюда из Хорезма IX-X веков.
Караван вышел в конце марта. Это время караванбаши выбрали не случайно. Впереди простиралась безводная и каменистая пустыня — плато Устюрт. В летние дни пройти через Устюрт, не пополняя запасов воды, было практически невозможно. Мне довелось ощутить всю безжалостную силу этой каменистой пустыни летом 1991 года, когда от жажды погибло очень много молодых сайгаков. Несчастные животные, мучимые зноем и жаждой, добирались до спасительной тени степных мавзолеев — мазаров, но, не найдя вокруг ни капли влаги, погибали.
Потому-то и шли караваны через Устюрт весной, когда нередки обильные дожди, а пересыхающие летом саи и наскальные выбоины наполнены талыми водами.
Караван собрался большой. Его охраняли нанятые для этой цели хорезмийские воины. На содержание охраны не скупились: кочевники издревле пользовались возможностью пограбить богатые караваны, проходившие через их владения. Особенно, если не было надежной охраны.
Итак, караван вышел из Гургенджа в конце марта и через четыре перехода достиг крепости Пульжа у подъема на плато Устюрт. Наверняка Рамгулям сделал эту пометку в дневнике, который вел во всех своих путешествиях. К сожалению, его записи не сохранились. И потому обратимся к Ибн Фадлану. Секретаря посла поразили увиденные им на Устюрте огромные стада овец, которыми владели жившие здесь огузы. Они широко освоили богатые пастбища этого плато. Там же, на Устюрте, находились их «ставки» — так Ибн Фадлан называет огузские города. В одном из таких городов жил начальник войска огузов Этрек, который «владел большими богатствами… …У него челядь, свита и большие дома».
Ибн Фадлану, привыкшему к великолепию Багдада и других городов Ближнего Востока, и в голову не могло прийти именовать городами небольшие укрепленные поселения огузов, устроенные на неприступных мысовых выступах плато Устюрт. Но тем не менее, по своей структуре это были типичные восточные города. Они возводились по единой традиции. Административный центр города — «арк», оно же огороженное стеной жилище правителя, располагался на отдельно стоящей возвышенности. К арку примыкал «шахристан», отделенный от него рвом. Шахристан также был обнесен стеной, под защитой которой размещалось несколько десятков каменных жилищ — основная часть города. Ремесленное поселение — «рабад» — было вынесено за пределы городской стены. Здесь изготовляли керамику, выплавляли железо и медь, занимались другими ремеслами.
«Ставки» — города находились рядом с источниками воды, главным богатством в этом засушливом крае. Они же держали под контролем караванный путь через Устюрт.
До поры до времени свидетельство Ибн Фадлана об огузских «ставках» оставалось неподтвержденным. Никто из археологов в глаза их не видел. Однако в конце 80-х годов Волго-Уральской экспедиции Института археологии АН СССР удалось открыть несколько таких памятников. Они расположены вдоль западных чинков (обрывов) Устюрта.
Одним из первых открытых недавно огузских городов было городище у поселка Старое Бейнеу в Мангышлакской области Казахстана. Оно было обнаружено летчиком Александром Кильбером во время полета по маршруту город Шевченко (теперь Актау) — поселок Бейнеу. Городище занимало обширный мысовый выступ плато, ограниченный с трех сторон широкими оврагами. С напольной стороны оно было перегорожено каменной стеной, почти не сохранившейся. Рабад у этого города, название которого, как и других огузских городов, мы не знаем, по-видимому, не успел развиться.
Второе огузское поселение лежит в двух переходах от первого к северу, в урочище Жизды. Оно открыто автором этих строк. Это наиболее хорошо сохранившийся огузский город. Арк и шахристан его обнесены высокими каменными стенами. С напольной стороны расположен рабад и несколько десятков колодцев. В пределах шахристана высятся стены и около тридцати сложенных из известняковых плит жилых строений. На городище найдены огузская керамика и бронзовая бляха с изображением крылатого львиноголового грифона; находки датируются IX-X веками.
Третья огузская «ставка» существовала в 15 километрах к северу от описанной выше, в урочище Таксанбай. Она была открыта геологом Виктором Прониным и подарена нам — археологам. Эта «ставка» небольшая. Она занимала территорию небольшого укрепленного поселения эпохи бронзы, ныне почти разрушенного эрозией. В верхнем слое найдено незначительное количество керамики огузского времени.
Следующий город, открытый на Устюрте, имел внушительные размеры. Он также обнаружен Виктором Прониным и передан археологам. О его местонахождении геолог не обмолвился ни словом со своими коллегами, в течение ряда лет оберегая целостность городища от любителей древних сувениров. Город также располагался на мысовом выступе. Длина поселения не менее 300 метров. Арк находился на высокой части мыса, шахристан расположен ниже его метров на пять и окружен каменной стеной, которая огораживала не менее двадцати жилищ, сооруженных из камня. Рабад занимал значительную площадь за пределами шахристана. Сейчас он почти весь разрушен оползнями. Городище, которое мы назвали Карагуз, лежит в одном переходе к югу от современного и, видимо, древнего спуска с плато Устюрт близ колодцев Карагуз.
Ни в одном из городищ мы не нашли монет. Видимо, караваны, проходившие мимо, платили хозяевам «ставок» за следование по их территории натурой. Но это лишь предварительные выводы: серьезные раскопки еще предстоят. И тогда мы сможем многое узнать о культуре и быте огузов Устюрта.
Проходя через земли огузов, Рамгулям, как ему советовали бывалые земляки, завязал дружбу с огузским правителем, которому принадлежал один из открытых нами городов. «Синдец» выразил ему особое почтение и подарил отличной работы клинок и три штуки шелка. Здесь шелк был в цене. Подарок был с благодарностью принят, и с этого дня индийский купец находился под покровительством своего нового друга при переходе через Устюрт. На его поддержку «синдец» мог рассчитывать и при возвращении, на обратном пути.
Мы не знаем, как звали правителя этого большого города. Возможно, им был Этрек, который уже упоминался и с которым в 922 году встретился на Устюрте Ибн Фадлан.
Располагая археологическим материалом, мы вправе предположить, что молодая женщина лет 16-18, погребение которой мы исследовали близ огузского городища Жизды, могла задержать свой взгляд на остановившемся у них молодом и красивом индийском купце и что раковины каури, которые входили в ее ожерелье и запястья, были подарены ей далеким чужестранцем. Тем более, что раковины эти родились в прибрежных водах Бенгальского залива... Однако было ли такое знакомство, мы, разумеется, никогда не узнаем. Это предположение, всего лишь дань сентиментальному чувству автора, на мгновение посетившему его, когда он раскапывал погребение столь мало пожившей огузской красавицы.
Спустившись с Устюрта близ последней огузской «ставки», караван вскоре подошел к широкой реке. Река Эмба в этих местах весной очень полноводна. Переправа через нее была опасна. Вначале выслали воинов охраны, которые переплыли реку на лошадях и обеспечили безопасность переправы от гарцевавших невдалеке кочевников. Для переправы товаров были использованы кожаные бурдюки, наполненные воздухом. На плотах, сооруженных из множества бурдюков, перевезли верблюдов и нескольких обессилевших лошадей. Остальные лошади благополучно переплыли реку сами. Однако без жертв не обошлось. Утонул один купец и два верблюда с поклажей: опрокинулся плот.