Страница 35 из 36
Первый из моих людей уже выскочил через выход, с которого сорвало дверь, и я скольжу вперед, хватаясь руками за скобу. Мы в каких-то пятнадцати метрах от гостиницы. Вокруг топорщатся острые выступы той самой скалы, которая столь неделикатно затормозила наш планер, на удивление уцелевший. Нам предстоит преодолеть всего-навсего двадцать метров до первой остановки.
У бугра, как раз на углу отеля, натыкаемся на первого карабинера, будто окаменевшего от неожиданности: без сомнения, он все еще тщится постичь, как это мы могли свалиться прямо с неба. Времени заниматься нашим итальянским пассажиром, который, слегка оглушенный, вывалился из машины, да так и остался лежать, у меня нет. Я бросаюсь к зданию: в голову приходит мысль: слава Богу, что еще раньше я строго запретил своим людям использовать оружие, что бы ни случилось, до тех пор, пока я сам не открою огонь. Так что потрясение врага будет полным. Рядом с собой я слышу прерывистое дыхание своих людей и знаю, что могу на них рассчитывать.
Как смерч, мы проносимся мимо все еще погруженного в ступор солдата, бросив только короткое «mani in alto!» («руки вверх!»), и врываемся в гостиницу. Дверь открыта настежь. Перескочив порог, я вижу радиостанцию и итальянского солдата, передающего какие-то сообщения. Зверским ударом ноги я отбрасываю его вместе со стулом и разбиваю прикладом автомата радиопередатчик. Мгновенно оглядевшись, мы обнаруживаем, что ни одна дверь отсюда не ведет внутрь отеля. Итак, бросаемся обратно, наружу. Бежим вдоль здания, огибаем угол и оказываемся перед террасой, высотой, быть может, метра в три. Сразу же один из моих унтер-офицеров превращает себя в короткую лестницу, я взбираюсь ему на плечи и перескакиваю на балюстраду. Остальные следуют за мной.
Взглядом обшариваю весь фасад. И в окне первого этажа вижу характерную массивную голову: дуче. Вот теперь я знаю, что операция должна удаться. Я кричу, чтобы он отошел от окна, и затем мы бросаемся к главному входу. Там навстречу — целая толпа карабинеров, как раз собиравшихся выйти. Выставив два автомата, мы разворачиваем их назад. Ударом приклада я расчищаю себе дорогу в тесно сбившейся куче итальянцев, в то время как мои люди продолжают рычать: «mani in alto!» Пока не прозвучало не единого выстрела.
Я проникаю в холл. На какое-то время остаюсь один; впрочем, меня не волнует, что творится за спиной, оглядываться нет времени. Справа от меня лестница, я взлетаю по ней, перепрыгивая через три ступеньки; оказавшись на первом этаже, бросаюсь вперед по коридору, открываю наугад одну из дверей — и удача! В комнате Бенито Муссолини и два итальянских офицера, которых я тут же отгоняю к стене. Тем временем ко мне присоединяется мой бравый лейтенант Швердт; мгновенно оценив ситуацию, он выводит офицеров, слишком ошеломленных, чтобы думать о сопротивлении. Как только они пересекают порог, он спокойно закрывает дверь.
Первая часть нашего рейда выполнена. По крайней мере, теперь дуче с нами. А со времени приземления миновало три, максимум четыре минуты. Снаружи, прямо в окне, возникают головы двоих моих унтер-офицеров. Проникнуть в холл им не удалось, и они, спеша мне на подмогу, взобрались по стене, цепляясь за громоотвод. Я ставлю их в коридоре, поручив перекрыть эту сторону.
Из окна видно, как мерным шагом к гостинице приближается группа из четырех человек под командой верного Радля и лейтенанта Менцеля. Последний следует за своими людьми по-пластунски. При приземлении он с такой силой ударился о землю, что сломал ногу.
— Все в порядке, — сообщаю им я. — Охраняйте нижний этаж.
Еще я могу наблюдать прибытие планеров №№ 5, 6 и 7 с парашютистами. Они приземлились вполне успешно, но посадка планера № 8 стала жутким зрелищем: он, по всей видимости, попал в воздушную воронку — его заносит на полном вираже и ударяет как булыжник о крутую осыпь, плющит и ломает.
Вдалеке раздается несколько одиночных выстрелов, произведенных, без сомнения, итальянскими постами, рассеянными по плато. Я выхожу в коридор и громко зову коменданта отеля. Он, в чине полковника, тут же появляется. Я объясняю ему, что всяческое сопротивление бесполезно, и предлагаю немедленно сдаться. Он просит короткую отсрочку на размышление, и я даю ему минуту. А вот и Радль, ему удалось пробраться через главный вход, но возникает впечатление, что итальянцы все еще препятствуют проходу, так как до сих пор я не получил подкрепления.
Снова появляется итальянский полковник. Он держит обеими руками хрустальный бокал, тут же наполняет его красным вином и подает мне с коротким поклоном.
— За победителя, — говорит он.
Флаг, вывешенный за окном, меняет свой цвет на белый. Я выкрикиваю еще несколько приказов своим людям, набившимся в гостиницу, и только затем у меня наконец появляется время повернуться к Муссолини, что, защищенный массивной фигурой лейтенанта Швердта, находится в углу. Я представляюсь:
— Дуче, фюрер послал меня, чтобы освободить вас.
Явно взволнованный, он заключает меня в объятия.
— Я знал, что мой друг Адольф Гитлер меня не покинет.
Формальности сдачи быстро урегулированы. Итальянские солдаты должны сложить оружие в столовой; что до офицеров, я разрешаю им оставить при себе револьверы. К тому же я знаю, что, кроме полковника, мы захватили еще и одного генерала.
Кроме собственно отеля, мои люди заняли площадку канатной дороги. Там даже линию не повредило. Подобный же рапорт приходит по телефону со станции на равнине. Однако короткая стычка внизу все же произошла. Но, поскольку определенное заранее время было соблюдено с точностью до минуты, внезапность сыграла свою главную роль. Итак, первая часть нашей миссии закончена.
Вот появляется лейтенант фон Берлепш, командир парашютистов, прибывший, как и я, по воздуху; он снова вставил монокль и, не шевелясь, выслушивает приказы, которые я ему выкрикиваю через окно. Прежде всего я посылаю подкрепление к канатной станции. Чем больше нас будет, тем лучше; кроме того, я собираюсь продемонстрировать итальянскому полковнику, что располагаю отрядом и на равнине. Ну а затем надо подумать о возвращении. Путешествие в сто пятьдесят километров по маршруту, на котором нет ни одного немецкого подразделения, представляется мне весьма рискованным. Один бы я на него отважился, но забывать об ответственности лично перед Гитлером за безопасность дуче мне никак не следует. Разрабатывая операцию, мы определили три возможных способа переправки Муссолини в Рим: план А, предложенный генералом Штудентом, включал блиц-атаку аэродрома в Аквила-ди-Абруццу, расположенного при выходе с равнины; я должен был бы удерживать его до прибытия трех транспортных самолетов, которые приземлились бы через несколько минут после атаки. Естественно, предварительно я должен сообщить по радио генералу Штуденту час Икс, чтобы самолеты смогли взлететь с римского аэродрома в нужный момент. Затем мне следовало подняться вместе с дуче на первом самолете, а два оставшихся последовали бы за нами в качестве прикрытия и при необходимости отвлекли бы на себя возможных преследователей.
План Б предусматривал посадку маленького самолета-наблюдателя типа «аист», способного летать на небольшой высоте, на одной из полян близ станции канатной дороги, на равнине. И наконец, третий и последний план предусматривал, что капитан Герлах, личный пилот генерала Штудента, попытается, тоже на «аисте», сесть на самом горном плато.
Первым делом я передаю в Рим по радиостанции, которую привезли парашютисты, следовавшие по земле, весть об удачном завершении части предприятия. Затем я принимаюсь за отработку расписания по реализации плана А. Но, едва я собираюсь связаться с Римом и сообщить час Икс, в который мы будем атаковать аквильский аэродром, то радист теряет — только Бог знает, почему — контакт. Таким образом, план А отменяется.
С помощью бинокля я могу наблюдать посадку первого «аиста» на равнину. И тут же передаю по телефону пилоту приказ готовиться к отбытию. Но тот ответствует, что повредил машину при посадке, и сможет взлететь лишь после длительного ремонта. Поэтому мне ничего не остается, кроме как воспользоваться для отправки дуче в Рим планом С, самому рискованному из всех разработанных.