Страница 33 из 36
И вот эти два специалиста по воздухоплаванию недвусмысленно высказываются против. По их мнению, приземление на такой высоте и на неподготовленной местности никогда еще не осуществлялось по той простой причине, что оно «технически невозможно». Они считают также, что высадка, в том виде, в каком я ее замыслил, вызовет потерю по крайней мере 80 процентов личного состава. Остаток же отряда окажется тогда численно слишком слабым, чтобы выполнить задачу.
В ответ на эти доводы я объясняю, что прекрасно отдаю себе отчет, каким опасностям мы подвергаемся, но в любом случае, когда впервые испытывается что-либо новое, надо идти на определенный риск.
Я полагаю, что осторожное приземление планера на брюхо вдоль очень слабого уклона треугольного луга должно уменьшить скорость падения планеров — а эта скорость, конечно, достаточно велика в разреженной атмосфере — и, следовательно, избежать больших потерь. Разумеется, заявляю я, в случае, если господа предложат лучшее средство, я последую их советам.
После долгого раздумья генерал окончательно встает на мою сторону и отдает приказания:
— Пусть вам немедленно доставят из южной Франции все двенадцать транспортных планеров, нужные вам. День Д назначается на двенадцатое сентября, а час Ч на семь утра. Это значит, что двенадцатого сентября ровно в семь утра планеры должны приземлиться на верхнем плато, и в тот же миг батальон овладеет станцией подъемника в долине. Я лично дам указания пилотам и порекомендую им приземляться крайне осторожно. Я полагаю, капитан Скорцени, что операцию следует осуществлять так, как вы сказали, — и никак иначе.
Вырвав таким образом это решение, я отрабатываю с Радлем последние детали. Надо очень точно рассчитать расстояние, определить оснащение людей и разместить точки приземления каждого из двенадцати планеров. Транспортный планер может взять на борт, кроме пилота, девять человек, то есть одну группу. Мы ставим каждой группе конкретное задание; что касается меня, то я полечу в третьем планере, чтобы при непосредственном нападении на отель воспользоваться прикрытием, которое обеспечат люди двух первых планеров.
Все подготовив, еще раз взвешиваем наши шансы. Все прекрасно понимают, что они весьма невелики. Прежде всего, никто не может нам гарантировать, что Муссолини по-прежнему находится в отеле и останется там до дня Д. Далее, совсем неясно, успеем ли мы сладить с итальянским отрядом достаточно быстро, чтобы предотвратить казнь дуче. Наконец нельзя не принимать во внимание и предостережения офицеров, предсказавших неминуемый провал операции.
Преувеличен их пессимизм или нет — все равно мы должны предусматривать потери во время приземления. И это еще не все: даже без учета их нас будет всего 108 человек, к тому же не всеми группами одновременно и сразу. Мы столкнемся с 250 итальянцами, прекрасно знающими местность и укрывшимися в отеле, как в крепости. Что же до вооружения, то здесь у нас должно быть примерное равенство. Вероятно даже, что автоматы обеспечат нам небольшое преимущество, что в какой-то мере уравняет численное превосходство противника, опять же при условии, что наши начальные потери не окажутся слишком велики.
Радль кладет конец этому безрадостному обсуждению:
— Прошу вас, капитан, не стоит брать логарифмическую линейку и просчитывать наши шансы на успех. Мы знаем, насколько они малы, но предпримем эту операцию, чего бы то ни стоило.
Меня заботит еще одна вещь: не найдется ли какой-нибудь способ усилить момент внезапности, наш главный козырь? Уже более часа мы тщетно ломаем голову, когда у Радля появляется внезапно гениальная мысль: мы возьмем с собой какого-нибудь старшего итальянского офицера, и, наверное, одного его присутствия будет достаточно, чтобы посеять в душах карабинеров некоторое колебание, которое помешает дать отпор немедленно или казнить дуче. И тут уж нам придется не терять ни секунды, чтобы не позволить им оправиться.
Генерал Штудент сразу же одобряет это хитроумное предложение, и мы ищем наилучший способ его осуществить. Надо, чтобы генерал принял этого офицера накануне дня Д и убедил его — как именно, мы пока не очень представляем — участвовать в операции. Затем, чтобы предотвратить всякую возможность утечки информации или тем более предательства, офицер должен будет остаться с нами до следующего утра.
Высокий чин из нашего посольства, который прекрасно знает римских военных, указывает мне на одного офицера, бывшего члена штаба римского губернатора, как на человека, способного оказать нам эту услугу. Во время боев за город этот человек вел себя скорее нейтрально. По моей просьбе, генерал вызывает его на вечер 11 сентября к себе во Фраскати, чтобы обсудить с ним «некоторые проблемы».
Теперь мы подстраховались и с этой стороны. Но вот появляется новый повод для беспокойства: новости, получаемые в течение 11 сентября относительно транспортных планеров, совсем не радуют. Все более и более усиливающаяся активность союзнической авиации принудила нашу эскадрилью несколько раз делать длинный крюк, и к тому же очень мешает отвратительная погода. До самого последнего мгновения мы надеемся, что планеры все-таки прибудут вовремя, но тщетно.
Нам приходится передвинуть по времени все этапы операции. Днем Д остается, как и прежде, воскресенье 12 сентября — мы ни в коем случае не можем позволить себе потерять целые сутки — но час Ч отодвигается на 14 часов. Со всевозможными извинениями объясняем итальянскому офицеру, явившемуся на встречу с военной пунктуальностью, что генерал Штудент из-за непредвиденных обстоятельств просит его прибыть на следующее утро в восемь часов в аэропорт Пратика-ди-Маре. Самое серьезное, что задержка еще уменьшает наши шансы на успех. С одной стороны, мощнейшие восходящие потоки в самые теплые часы сделают приземление очень опасным, а с другой — задача отряда, должного занять станцию подъемника, намного усложнится, поскольку он вынужден нападать среди бела дня. Тем хуже... Мы все-таки попробуем добиться успеха.
Сразу пополудни 11 сентября я отправился в оливковую рощу женского монастыря, где поставила палатки вверенная мне часть. Я уже заранее решил взять на операцию одних добровольцев, но хотел откровенно предупредить, что они подвергнутся большой опасности. Поэтому я приказал свистеть сбор и произнес краткую речь:
— Ваше длительное бездействие заканчивается. Завтра мы выполним операцию величайшей важности, порученную мне самим Адольфом Гитлером. Мы должны приготовиться к тяжелым потерям, к несчастью, неизбежным. Я лично поведу отряд, и могу уверить, что сделаю все возможное; если так же будете действовать и вы, если мы будем сражаться бок о бок изо всех сил, то операция будет успешной. Пусть добровольцы выйдут из строя!
К моей большой радости, все без исключения делают шаг вперед. Мои офицеры с большим трудом уговаривают некоторых остаться, поскольку я могу взять с собой всего лишь восемнадцать человек. Остальные девяносто должны быть, по приказу генерала Штудента, отобраны из солдат 2-й роты батальона курсантов-парашютистов. Я отправляюсь к командиру этого батальона, чтобы обсудить с ним этапы операции. Согласно приказаниям генерала, именно этот офицер будет командовать отрядом, должным захватить станцию подъемника. В тот же самый вечер батальон курсантов-парашютистов отправляется в путь. Жребий брошен.
Когда наступила ночь, мы слышим сообщение по союзническому радио, которое повергает нас в ужас. Диктор объявляет, что дуче только что прибыл в Северную Африку на борту итальянского военного корабля, ускользнувшего из порта Специи. Пережив первое потрясение — неужели и на этот раз мы опоздали? — я беру морскую карту и приступаю к подсчетам. Поскольку я знаю точно, в какой час часть итальянского флота покинула Специю, то быстро понимаю, что даже самое быстроходное судно не может достичь африканских берегов к моменту объявления этой новости. Следовательно, это обычная «утка», чтобы ввести в заблуждение немецкое командование. Мы ничего не станем менять в нашем распорядке. Но с этого дня я воспринимаю сообщения из союзнических источников с осторожной сдержанностью.