Страница 25 из 33
Я положил трубку и спросил себя, что я мог забыть. Ах, да! Мне нужны еще радиостанции и особенно надежная радиотелефонная связь. Значит, необходимо оставить в Берлине человека для связи, получить шифры, по крайней мере, на месяц, установить несколько сеансов: чем больше, тем лучше, как днем, так и ночью. Я отправил еще одну телеграмму. Наши сообщения передавались под грифом «Совершенно секретно, дело особой государственной важности». Мы должны соблюдать большую осторожность. Если бы итальянцы или их секретные службы узнали о наших планах, все наши усилия оказались бы напрасными.
Но это еще не все. Постоянно на ум приходили новые детали: необходимы трассирующие пули, на случай, если придется вести бой ночью, ракетницы, медикаменты для больных и раненых, а также одного или двух фельдшеров. Может быть, нам понадобится и гражданская одежда для офицеров. Таким образом, список постоянно пополнялся, и я много раз звонил в штаб-квартиру в Берлине, где царила лихорадочная активность.
Только к трем часам утра я смог подумать об отдыхе. Ординарец проводил меня в подвальное бомбоубежище. С двух сторон центрального коридора тянулись ряды помещений в виде ниш, похожие на каюты парохода. Хотя кровать была удобна, я не мог заснуть. В этом подвале я чувствовал себя неуютно, а шум вентиляторов действовал на нервы. Но, по крайней мере, я мог спокойно думать. Первый раз за день я в полном объеме оценил трудности, которые предстояло преодолеть. Во-первых, необходимо было обнаружить местопребывание дуче. Но, допустим, мы успешно разрешим первую проблему, — что делать дальше? Без сомнения, Муссолини содержится в надежном месте и строго охраняется. Будем ли мы вынуждены штурмовать крепость или тюрьму? Это второе. Мое перевозбужденное воображение уже рисовало разные яркие картины; я ворочался на постели, пытаясь отогнать мысли, но они возвращались снова и снова. Неужели мне поручили миссию, которая приведет прямо в рай (или в ад)? Как бы то ни было, это даст возможность показать, на что я способен — не бежать от риска или, в крайнем случае, достойно покинуть сей прекрасный мир.
Внезапно пришла мысль, что я еще и отец семейства. А я ввязался в серьезную авантюру, даже не подумав о завещании. Включил свет и занес на бумагу свою «последнюю волю». Затем, поняв, что уснуть все равно не смогу — к тому же было уже почти шесть часов, — вышел, все еще в пижаме, из своей «каюты» и спросил у ординарца — эти бедняги, кажется, никогда не спят, — где я могу принять душ. Добрый шотландский контрастный душ — то ледяная вода, то почти кипяток — унес все мои заботы. Без пятнадцати семь я уже сидел за завтраком в Чайном домике. Теперь во мне проснулся зверский аппетит, ординарец сновал, как челнок, между кухней и обеденным залом за блюдами, которые я заказывал. За окнами влажные от росы поля начинали куриться под первыми лучами восходящего солнца.
Наконец, утолив голод, я взял свой портфель, составлявший весь мой багаж и прыгнул в автомобиль, заказанный накануне, чтобы ехать на аэродром. Там я должен был встретиться с генералом Штудентом. Только что полученная телеграмма, подтвердила отправление моих пятидесяти человек. Аэродром, с которого мы должны были лететь, был другой и находился почти на вершине высокого холма, — прекрасная цель для вражеской авиации. Удивительно, но он еще ни разу не подвергался нападению. Генерал прибыл через несколько минут. «Хейнкель-111» — самолет более быстрый, чем старый добрый «Юнкере», на котором я прилетел, — стоял, уже готовый к полету. Генерал Штудент представил меня своему личному пилоту, капитану Герлаху. Затем меня втиснули в летный комбинезон, который оказался мне немного мал, и увенчали голову пилоткой офицера люфтваффе. Погода стояла прекрасная, и я радовался мысли, что предстоит великолепное путешествие.
Мы разместились в чреве самолета. Стрелок, второй пилот и радист были уже на местах. Самолет взлетел, набрал высоту и взял курс строго на юг. Из-за шума двигателей всякий разговор был невозможен. Генерал задремал, и я, воспользовавшись этим, пробрался в кабину летчиков и устроился в кресле второго пилота. С этого места открывался чудесный вид.
Сначала мы летели над бывшей Польшей. Примерно через полчаса на горизонте, с левой стороны, появилось темное пятно; вскоре я различил несколько остроконечных шпилей — Варшава. Немного позднее мы пролетели над индустриальным районом Верхней Силезии, над бесчисленными трубами заводов, выплевывавших в небо черные клубы дыма.
Затем пересекли бывшую Чехословакию, ставшую протекторатом Германии. Внизу проплывала уже не монотонная польская равнина, а простиралась сильно пересеченная местность. Плодородные равнины по берегам чистых рек окружали поросшие лесом горные вершины. Я понял, что мы пролетим прямо над Веной. Вскоре старая столица империи развернулась под крыльями нашего самолета. Затем настала очередь альпийских виадуков Земмеринга, проплыла зеленеющая Штирия, Грац со своим гордым замком. К полудню мы пересекли Хорватию, и через некоторое время я заметил вдали отблеск солнечных лучей на поверхности моря. Вот и Пола, теперь военно-морская база
Италии, а когда-то, подумал я с грустью, до Сен-Жерменского договора, все это побережье принадлежало австро-венгерской монархии. Адриатическое море невыразимой голубизны было просто великолепно. Мы достигли итальянской территории; под левым крылом промелькнула Алькона, затем мы поднялись, чтобы перелететь Апеннины. Миновав их, нам пришлось снизиться до 300 метров: воздушное пространство севернее Рима находилось под контролем истребителей союзников.
И вот наконец Вечный город с его семью холмами, Колизеем и площадью св. Петра. Самолет начал снижаться и скоро приземлился на аэродроме почти на границе города. Было полвторого, за пять с половиной часов мы пролетели почти 1500 километров.
Черт возьми, какая жара! Настоящее пекло. Выйдя из самолета, я инстинктивно попытался было снять меховой комбинезон и только в последний момент вспомнил, что еще не получил формы люфтваффе. Офицер войск СС в качестве адъютанта генерала аэромобильной дивизии — это заинтриговало бы многих. Пришлось обливаться потом. В течение двух или трех последующих часов я чувствовал себя уже просто мучеником. Даже поездка в открытом автомобиле не освежила меня.
Мы прибыли во Фраскати — маленький, прелестный, типично итальянский городок, в котором фельдмаршал Кессельринг расположил главный штаб немецких войск в Италии.
12 мая 1943 года война в Африке закончилась полной победой союзников. Итало-германский экспедиционный корпус, одержавший в начале войны столько блестящих побед, больше не существовал. Основной причиной его поражения была неспособность морских и воздушных сил Оси обеспечить доставку необходимого пополнения и снаряжения. 10 июля союзным войскам удалось в первый раз вступить на территорию Европы, они высадились на Сицилии. Немецкие и итальянские войска дрались с англо-американцами за каждую пядь земли. Несколько недель они вели ожесточенные бои за обладание небольшой деревушкой Кафалу, на северном побережье Сицилии.
Такова была, в общих чертах, ситуация на фронте в день нашего прибытия в Рим. В тот же вечер генерал Штудент привел меня, в качестве адъютанта, к маршалу Кессельрингу, пригласившему нас на обед. Между тем мне удалось раздобыть колониальную форму офицера-десантника, и я наконец смог снять меховой комбинезон. После обеда, когда мы пили кофе, один из офицеров из окружения маршала рассказал, как он спросил у итальянского генерала, знает ли тот место, где содержится интернированный дуче. Конечно, я насторожил уши. Генерал якобы дал честное слово, что ни он сам, ни кто-либо из руководства итальянской армии не имеют об этом ни малейшего понятия. Как всегда импульсивный, я не смог сдержаться и заметил:
— Остается узнать, можно ли верить этому заявлению.
Однако маршал Кессельринг, сидевший сзади, казалось, не очень оценил этот комментарий.
— Лично я, — сказал он гневным тоном, — абсолютно ему верю. У меня нет никаких оснований сомневаться в честном слове итальянского генерала.