Страница 29 из 42
Я не имел понятия, как далеко от Дейр Моваса находятся соседние станции железной дороги. До них могло быть и пять миль, и все двадцать. Если я не успею на поезд, то застряну здесь еще на пару дней, но если окажусь там вовремя, у меня будет больше шансов уехать без помех.
Если идти на юг, то поезд будет догонять меня, я у меня окажется около получаса в запасе, но Закри, не найдя меня в Дсйр Мовасе, почти наверняка поедет на юг, в Асьют, откуда сможет быстро вернуться в Каир. Они наверняка заметят, как я буду садиться в поезд на следующей станции, и произойдет то же, как если бы я садился на поезд в Дейр Мовасе.
Шансы успеть на поезд сильно уменьшаются, если я стану двигаться на север, ему навстречу, но, по крайней мере, я смогу сесть незамеченным.
Я решил рискнуть и отправился по тропинке через хлопковые поля на северо-запад. Вставало солнце, а красота восходов в Египте соперничает с красотой закатов. Но мне было некогда любоваться великолепным зрелищем; я, не останавливаясь, шагал вперед и через полчаса вышел к железной дороге.
В следующие два часа идти становилось труднее с каждой минутой. Солнце начинало припекать, и сказывалась усталость предыдущей ночи. Однако около девяти часов я заметил на горизонте купол небольшой мечети, а затем строения железнодорожной станции. Местечко называлось Масара. В маленьком магазинчике я взял себе на завтрак кофе, яйца и фрукты и затем почти два часа терпеливо ждал местного поезда. Когда он наконец прибыл, я купил билет до Асьюта, и, как только поезд отошел от станции, тут же заперся в туалете.
К счастью, дорога заняла не более двух часов, но, когда поезд остановился в Асьюте, я обнаружил, что не зря терпел дискомфорт — Закри и его люд и действительно ехали в поезде, и прежде чем покинуть свое убежище, я терпеливо ждал, пока они не растворились в толпе на перроне.
Я решил в тот же день отправиться в Луксор, но сначала надо было забрать с парохода багаж. Я помнил, что на четвертый день путешествия по Нилу пароход ранним утром отплывает из Бени-Мухаммеда и прибывает в Асьют к девяти часам.
Все пассажиры были на берегу, поэтому я избежал любопытных взглядов и ненужных расспросов, но мне хотелось сказать пару «приятных слов» капитану. Однако стюард сообщил, что перед тем, как покинуть корабль, Уна сказала капитану, чтобы нас в эту ночь не ждали, поскольку местный шейх пригласил нас в гости, и мы вернемся на корабль только в Асьюте. Мне ничего не оставалось, как взять свои вещи и поспешить на вокзал, к трехчасовому экспрессу, следующему в Луксор из Каира.
Я не увидел Закри-бея в поезде — видимо, он вернулся в Каир — но теперь я не опасался его. В поезде ехало много европейцев, и я знал, что он не осмелится предпринять что-либо в их присутствии. В восемь пятьдесят мы прибыли в Луксор, и я прямо с вокзала поехал в отель «Зимний Дворец».
Предыдущие сутки вымотали меня, и, пообедав, я сразу же лег в постель. Подоткнув под края матраца сетку от москитов и съежившись между прохладными чистыми простынями, я размышлял, смогу ли я когда-нибудь добраться до О`Кива и Закри. Но, по крайней мере, приятно было чувствовать, что опасность миновала, и через три минуты я погрузился в тяжелый сон без сновидений.
Я проснулся в кромешной темноте, понятия не имея, что меня разбудило. Но с ужасающей определенностью знал, что кто-то находится в комнате и крадется к моей постели.
Несколько мгновений я лежал, не шевелясь, и вглядывался в темноту. Я ничего не видел, но всем своим существом явственно ощущал чье-то зловещее присутствие. Кто-то стоял совсем близко от меня, и стоило протянуть руку, как я коснулся бы своего посетителя через натянутую сетку от москитов. Казалось, я даже мог уловить его затаенное дыхание, хотя сердце мое колотилось так сильно, что кровь стучала в ушах, и я мог только благодарить Бога, что вовремя проснулся, и хотя бы оставалась возможность откатиться в сторону, когда будет нанесен удар невидимым ножом.
Оказавшись в отеле, я вновь почувствовал себя в полнейшей безопасности, и не только не положил под подушку пистолет, но даже забыл запереть дверь.
Я попытался успокоить сердцебиение и явственно различил рядом с собой тихое дыхание.
Кто-то коснулся простыни чуть выше моего левого локтя, что-то прошуршало вдоль руки вверх, и мне на плечо мягко легла чья-то ладонь. Мгновение — и фигура наклонилась надо мной, обдав щеку теплым дыханием. У меня мелькнула мысль, что гость слишком близко, чтобы нанести хороший удар, и, рывком приподнявшись на постели, я выбросил вперед правую руку и схватил склонившегося надо мной человека за шею, изо всех сил потянув его вниз, на себя.
Голова больно ударилась о мое плечо, раздался приглушенный крик, а затем голос Уны:
— Джулиан! Не надо! Это я! Мне больно!
С огромным облегчением я ослабил хватку и уселся на кровати.
— Мне жаль, что я испугала тебя, — тихо сказала она. — Здесь ужасно холодно. Подвинься, дорогой, чтобы я могла забраться к тебе в постель.
Памятуя о том, как мы расстались прошлой ночью, я не верил своим ушам. Но она, не дожидаясь ответа, приподняла одеяло и угнездилась рядом, просунув руку мне под шею.
— Как, черт побери, ты оказалась здесь? — только и смог спросить я.
— Я приехала сюда тем же каирским экспрессом, что иты. Но на вокзале ты так торопился, что даже не заметил меня.
— Но тебя не было на станции в Дейр Мовасе, — возразил я, — и, кроме того, я потопил катер Закри. Как тебе удалось добраться в Асьют и успеть на поезд?
Я почувствовал, как она пожала плечами.
— Я телеграфировала из Дейр Моваса и попросила остановить экспресс. Я села на него где-то в половине второго.
— Ну и ну! Тебе не занимать нахальства! — пробормотал я.
— Его и не требовалось. В конце концов, это моя страна, и здесь я — принцесса. Но ты, я вижу, не особенно рад видеть меня.
— Если бы я знал, что вы прибудете, ваше высочество, я приготовил бы шампанское со льдом, — с сарказмом сказал я и добавил, — и крепкую веревку, чтобы утром задушить вас.
— Это было бы нелюбезно с твоей стороны и очень глупо.
— Нелюбезно? — откликнулся я. — Да какое право ты имела бы жаловаться, если бы я на самом деле решил свернуть тебе шею? Ты прекрасно знаешь, какую судьбу мне готовили. Все было заранее подстроено с таким расчетом, чтобы наверняка избавиться от меня. Неужели ты станешь отрицать это?
— Нет, дорогой, нет. Но я все это задумала прежде, чем как следует узнала тебя.
— Какая разница? — сердито спросил я. Все равно факт остается фактом: ты замышляла убийство человека и заставила его заниматься с тобой любовью, зная, что твои друзья готовятся убить его.
Уна вздохнула и еще крепче прижалась ко мне.
— Я скверная женщина, дорогой, сказала она голосом раскаивающегося ребенка, — я очень скверная женщина. В этом нет сомнений. Но я ничего не могу с собой поделать.
На это трудно было что-либо возразить, поэтому она потерлась своей щекой о мою и нежно продолжала:
— Все это правда — каждое слово. Я действительно собиралась убить тебя. Ты доставил много неприятностей моим друзьям, и мы решили, что лучше всего убрать тебя с дороги. Но, видишь ли, я влюбилась в тебя, и с этим я тоже ничего не могу
поделать.
— Очень хорошо, — сказал я, — в последнюю минуту ты передумала, но это ничуть не отменяет того, что сначала ты хотела убить меня.
— Но, Джулиан, это несправедливо! — возразила она. — Ты рассуждаешь абсолютно неразумно. В Александрии ты выдаешь себя за нашего человека и похищаешь у меня табличку, что досталась нам с таким трудом. В Каире ты крадешь наркотики, из-за тебя ликвидируют заведение бедного Гамаля, а его самого теперь надолго упрячут в тюрьму. В Исмаилии, благодаря тебе же, сгорел «Дом ангелов», мы потеряли восемь женщин, стоивших кучу денег, масса людей арестована, и все наше дело разгромлено. Неужели после всего этого ты рассчитываешь, что никто не станет желать твоей смерти?