Страница 2 из 15
– А вот и кривые, кривые, кривые…
С диким воплем Манька вцепилась сопернице в волосы. Та ответила тем же. Обе повалились на землю, стали барахтаться. Манька ухватила Анчутку за ухо, а Анчутка Маньке укусила плечо.
Толпа разделилась. Часть по-прежнему ожидала выноса тела, другая наблюдала за поединком. Раздавались возгласы и советы.
– Дави ее, Манька, дави.
– Анчутка, не поддавайся.
– Манька, ухо оторвешь – не выбрасывай, засолим.
– Анчутка, кусай ее за нос.
Подлетела мать Маньки.
– Да вы что, оглашенные? Манька, слышь, ты чего это удумала? В такой-то день! А ты, зараза косая! – Она схватила Анчутку за руку и потянула к себе.
Подоспела и мать Анчутки.
– Это кто косая, кто косая? – закричала она. – Моя девка косая?
– А то какая ж?
Тут мать Анчутки кинулась с воплем на мать Маньки, и в это время кто-то закричал:
– Несут! Несут!
Подбежал горбатый мужик:
– Несут. Слышите, что ля! Да что же вы тут сцепились, чтоб на вас болячка напала!
Кое-как ему удалось разнять дерущихся. Они поднялись с земли, сразу вытянулись, придавая лицам своим чинное выражение. Только Манька не удержалась и шепотом сказала Анчутке:
– Вот я тебе ужо всю морду в кровь раздеру.
– Еще посмотрим, кто кому, – так же шепотом ответила ей Анчутка.
Дверь терема отворилась, сперва показался Афанасьич, высокий старик с белой окладистой бородкой, а за ним мужики, которые на специальных черных носилках несли покойницу, обряженную в белое. И сразу вступил в дело хор старух, стоявших вдоль дорожки. Старуха, стоявшая на правом фланге, запевала, а остальные подхватывали:
Толпа зарыдала. Женщины заламывали руки, падали, бились, причитая, о землю.
Процессия двигалась в сторону кладбища, которое расположено возле самого моря.
Чуть поодаль от кладбища вытянулся в одну линию ряд невысоких, поросших редкой травой холмов. За последним холмом – свежевырытая могила.
– Сюда кладите, – приказал Афанасьич, и носилки опустили рядом с могилой.
Старик первый приложился губами ко лбу покойницы и отошел, освобождая место другим. За ним вереницей пошли остальные.
Где-то в хвосте этой очереди двигалась Манька с матерью.
– Мамонька, – спросила дочь, – а как же мы теперь без Владычицы будем жить?
Она задала этот вопрос громко, и мать испуганно дернула ее за рукав. Потом вполголоса объяснила:
– А мы без нее не будем. Это тело ее сносилось, а душа осталась живая. Дух Святой из нее душу вынул и в другое, молодое тело вселил.
– А где ж это тело? – недоверчиво спросила Манька.
– Где-то здесь, – убежденно сказала Авдотья. – Завтра, должно, вызнанье начнется.
– А как это можно вызнать?
– Молчи! – оборвала ее Авдотья.
Подошла их очередь. Авдотья опустилась на колени, приложилась ко лбу Владычицы и уступила место дочери.
Они отошли в сторону. Прошло еще несколько человек. Снова выступил вперед высокий старик и приказал:
– Опускайте!
Подбежали четыре мужика, подвели под носилки жгуты из длинных вышитых полотенец.
Хор старух, выстроившись в стороне от могилы, затянул новую песню:
И снова зарыдала толпа. Афанасьич первым бросил в могилу горсть земли. За ним прошли остальные по нескольку раз, пока не вырос над могилой небольшой холм.
Утром ходил по деревне горбатый мужик, собирал народ:
– Эй, народ, выходи, никто дома не сиди, будем пить и гулять, Владычицу вызнавать! Эй, народ, выходи…
На деревне заканчивались последние приготовления к торжеству. Топились бани, шипели в утюгах угли, из сундуков вынимались самые лучшие сарафаны и ленты. Распаренные, красные, взволнованные девки и не меньше их взволнованные матери носились по дворам, суетились – событие предстояло серьезное.
Вот Анчутка только что после бани придирчиво осматривает свой наряд, одеваясь с помощью матери. Вот на другом дворе какая-то девка застыла над бочкой с водой, пытается разглядеть свое отражение, поправляет прическу.
Некрасивое, нескладное существо стоит посреди избы, напялив на себя все, что можно. Ее мать сидит на лавке и не скрывает своего полного восхищения:
– Уж какая красавица, какая красавица! – радуется она. – А уж зубы, ну чистый жемчуг!
«Красавица» самодовольно улыбается.
Тем временем на опушке леса в ожидании предстоящего торжества собирались жители деревни: мужики, бабы, дети.
Два здоровых парня притащили большой неструганый стол и опрокинутую на него лавку. Подошли Афанасьич с Матреной, нянькой Владычицы.
– А сама Владычица перед смертью ничего не говорила, не намекала? – допытывался старик у Матрены, следя за парнями, устанавливавшими стол на траве.
Матрена ответила, подумав:
– Да говорила еще по осени про Таньку Николину, так она ж замуж за Степку вышла.
Афанасьич хмыкнул:
– Да она хоть бы и не вышла, куда ей, тупая! Ну ладно, поглядим. – Он отошел от Матрены. – Здорово, старички! – сказал, подойдя к группе седобородых дедов, стоявших особняком.