Страница 23 из 47
— «Союзом борьбы» в Петербурге руководила крохотная группа, — говорил Владимир Ильич. — И жандармы, конечно, переловили бы, революционеров очень быстро, если бы они не имели тесной связи с рабочими. Это рабочие оберегали их, защищали, укрывали, когда в этом была нужда, помогали распространять прокламации.
Как должна работать группа конспираторов, ядро руководителей партии? Как они должны действовать, чтобы дела шли без провалов? Они обязаны окружить себя преданными людьми, которые всегда готовы помочь припрятать оружие, революционную литературу, шрифты для подпольных типографий, помогать следить за шпионами, полицией… И такие верные люди, истинные друзья, у марксистов есть повсюду. Ленин советовал не забывать обо всем этом.
А газета? Ее распространение? Организация корреспондентов? И это потребует напряженнейшей работы, и какой работы! Вокруг будущей газеты начнет складываться настоящая рабочая социалистическая партия…
Виктор Константинович слушал, стараясь не упустить ни одного слова из этих драгоценных советов. Не забыли они обсудить и детали транспортировки новой газеты на Кавказ из-за рубежа через черноморские порты.
В начале зимы Курнатовского перевели в Минусинск. А вскоре, в конце января, он, Барамзин, Лепешинские, Сильвин и другие ссыльные простились с Владимиром Ильичем, Надеждой Константиновной, Старковым, Сильвиной, которые возвращались в Центральную Россию. Они отбыли срок пребывания в Сибири.
А Курнатовскому еще нужно было жить в этих краях полгода. Долго тянулись последние месяцы ссылки. Он ездил в Тесь, в Ермаковское… Шошино зимой пустовало: разъехалась молодежь из окуловского гнезда.
В начале лета ссыльных встревожили события в Китае: русский царь отправил в Китай войска для подавления народной революции. Возмущение охватило всех ссыльных, всех передовых людей России. Почувствовав это, власти усилили надзор. Монголо-китайская и русская границы в Минусинском округе ранее никогда не охранялись. Переход границы не считался преступлением. На таежных охотников — единственных нарушителей государственных рубежей — никто не обращал здесь внимания. Но в связи с событиями в Китае из местного кулацкого населения организовали отряды, возглавляемые сотскими и урядниками. Они начали нести сторожевую службу на границе.
В конце мая в Минусинск приехала Екатерина Ивановна. Курнатовский был дома, читал, сидя у окна, когда знакомый голос заставил его вздрогнуть и от неожиданности выронить книгу…
— Хватит вам портить глаза в такой день. Доставайте лошадь, едемте за Шаповаловым, а потом на Минусинский тракт. Сегодня Глафира приезжает из Красноярска. Вот мы ее и встретим.
На Екатерине Ивановне был темно-синий костюм для верховой езды, на голове синяя шапочка, напоминавшая головной убор китайских мандаринов — чиновников старого феодального Китая.
Взяв у хозяина лошадь, захватив ружье и патроны, Курнатовский со своей спутницей помчался в Тесь. Шаповалов, узнав о том, что приезжает младшая Окулова, не заставил себя долго просить. Превосходно зная все местные пути-дороги, он взял на себя роль проводника. Миновали бесконечные тесинские заплоты, выехали в степь, залитую солнцем. Показались знакомые курганы… Но вдруг все одновременно осадили лошадей.
— Стой, стой! — кричали им из-за кургана. Навстречу Шаповалову, Курнатовскому и Окуловой выехала большая группа местных крестьян во главе с сотским.
— Стой, стрелять будем! — кричали крестьяне. Все они были вооружены.
— Да ты что, Иван Кузьмич! — закричал Шаповалов, узнав сотского. — С ума, что ли, спятил? Ведь это я, Шаповалов.
— Мы видим, что Шаповалов, — отвечал ему сотский. — А вот почему ты китайцу дорогу показываешь?
Шаповалов удивленно обернулся. Виктор Константинович, желая защитить Окулову, снимал с плеча ружье. Шаповалов все понял: именно ее, Екатерину Ивановну, крестьяне приняли за китайца. Зная, что Курнатовский плохо слышит, Шаповалов во весь голос закричал, чтобы он немедленно опустил оружие. Опустили свои ружья и крестьяне.
— Что же вы, люди добрые, — укоризненно спросил Шаповалов, — дочку Ивана Окулова не узнали, что ли?
Бдительные стражи государевой границы пригляделись и удивленно зашумели:
— А и вправду окуловская дочка! А нарядилась как мандарин! Вот мы, Сидорыч, и хотели стрелять. Да, наделали бы делов…
Крестьяне расступились и дали всадникам дорогу.
Начался Минусинский тракт. Вскоре впереди показалось облачко пыли. Это мчалась кошевка с Глафирой Ивановной. Повзрослевшая, еще более похорошевшая, Глафира стремительно бросилась к сестре, обняла ее, горячо пожала руки товарищам. Друзья двинулись дальше, в Шошино.
Вокруг расстилалась безбрежная сибирская степь, зеленели курганы, ворчала Туба, гнавшая в стремительном беге гальку по песчаному дну.
КАВКАЗ
Попал Курнатовский в Тифлис осенью 1900 года. Возвращаясь из ссылки, он ненадолго задержался в Воронеже, где выполнил поручение Владимира Ильича, связанное с предстоящим выходом в свет «Искры», той самой русской марксистской политической газеты, которая явилась организационным центром для создания партии.
Курнатовский давно мечтал попасть в крупный промышленный город. Кроме того, Тифлис привлекал его и потому, что там предстояло работать среди пролетариев разных национальностей, преимущественно южан — горячих, деятельных. Люди эти говорили на разных языках, но их мысли, думы и действия были едины.
Правда, некоторые местные лидеры пытались разъединить рабочих и развести их, как говорил Ленин, «по национальным закоулкам». Они призывали к борьбе за копейку, отстаиванию местных национальных прав и тем помогали царизму действовать по принципу «разделяй и властвуй».
Но революционно настроенные рабочие Кавказа инстинктивно чувствовали, что настоящая борьба за свободу заключается в ином.
В Центральной России хорошо знали о стачке рабочих и служащих тифлисской конки, о волнениях в тифлисских железнодорожных мастерских… Печать либерального направления довольно пространно сообщала об этих событиях.
Но настоящих революционеров-вожаков на Кавказе явно не хватало. Слабость местных марксистских организаций, их недостаточный опыт часто Давали знать о себе. Так, стачка в железнодорожных мастерских кончилась неудачно, хотя рабочие боролись за свои права на редкость мужественно.
…Курнатовский поднимался по лестнице дома номер 19 по Арагвинскому переулку. Квартира сосланного на Кавказ Ипполита Яковлевича Франчески давно уже служила местом сборища «молодых» (так называли себя кавказские социал-демократы марксисты, не согласные с оппортунистическими взглядами Ноя Жордания и некоторых других лидеров местного национального движения).
Курнатовский нажал кнопку звонка. После долгих переговоров через полуоткрытую дверь его ввели в просторную комнату, окна которой были закрыты плотными шторами. Над столом, застеленным тяжелой тканой скатертью, висела лампа с зеленым абажуром. В комнате плавали слои табачного дыма — курили здесь, видимо, давно и много.
Франчески представил Курнатовского, подробно рассказав о его жизни, революционной деятельности. К Виктору Константиновичу потянулось множество дружеских рук. Минуту назад незнакомые люди, улыбаясь, здоровались с ним, называли себя: Филипп Махарадзе, Караджан, Скорняков, Скорнякова, Иван Лузин, Александр Цулукидзе, Иосиф Джугашвили, Платонов, Кецховели…
Курнатовского засыпали вопросами: как здоровье Ленина, давно ли его видел Курнатовский, когда намечается выпуск первого номера «Искры», каковы возможности доставки газеты через черноморские порты, каково будет политическое направление «Искры», кто войдет в состав ее редакции…
Вопросов было множество.
Виктор Константинович предупредил товарищей, что плохо слышит, и извинился, что иногда ему придется переспрашивать, — пусть не обижаются. Говорить в этот вечер пришлось очень много, и когда наступило время расставаться с новыми друзьями, Курнатовский почувствовал себя очень утомленным. Но он был безгранично счастлив: все выглядело так, как и предсказывал Владимир Ильич, — Курнатовский попал в среду дельных и преданных революции товарищей.