Объяснение в ненависти

— Криста! Что ты говоришь, опомнись! — умоляюще сложила руки Виктория. — Нельзя же быть такой…

— Какой? Ну какой, договаривай! Кукушка тупая! Я просто говорю вслух все то, о чем вы шепчетесь по углам! Разве не об этом вы парились, с тех пор как Темке счастье привалило? Может, вы ему не завидовали?

— Нужно было тогда не ему, а тебе с Карапетяном разговоры разговаривать! — огрызнулся вместо Зозули Головач.

— А мне, может, западло было! — прищурила глаза-незабудки Голосуй. Она повернулась к эстонцу. — Что спрятал голову? Не хочешь видеть такую, настоящую? Глупенький! Ты у меня во где был бы! Как и папаня. —

Теперь она обрушилась на Зуева. — Он меня демоном считал, придурок. А сам только и знал, что водку по вечерам глушить с таблетками…

Никто уже не мог ни слышать, ни видеть Кристину. Ее ангельская внешность: огромные голубые глаза, роскошные шелковые волосы — вся ее стать красавицы была невыносимым контрастом тому, что она говорила и делала. Наверное, Степаныч не выдержал: он прыгнул на Кристину и почти достал ее. Продуманно расставленные коллеги Прудникова тут же схватили его. Образовалась куча мала. Зуев как будто не чувствовал боли от вывернутых рук. Он смотрел на дочь не мигая и все пытался вырваться. А она снова стала спокойной.

— Какое обвинение мне предъявляется? — поинтересовалась она у Прудникова. — Повторяю, я никого не убивала. Больше ничего знать не знаю.

— Есть такая статья: соучастие в убийстве, — ответил капитан. — В данном случае в нескольких.

Кристина безмятежно улыбнулась.

— Посмотрим. Адвокатам тоже нравятся девушки с большой грудью и крепкой попкой! — Неожиданно она сделала неприличный жест. — Вот увидите, меня оправдают! Адвокат так распишет про бедненькую девочку, изнасилованную папенькой в раннем детстве…

— Кристинка! — прохрипел Степаныч, закрывая ладонями лицо.

— В суде на меня будут смотреть как на несчастную жертву. Да еще Янис наймет самого лучшего адвоката, правда, дорогой? Зря, что ли, я с тобой трахалась? А, милый?!

Янис дернулся, хотел что-то сказать, но только закашлялся. Повернулся спиной к бывшей возлюбленной. Никогда он не чувствовал себя так мерзко.

— Раковая клетка, — поставила диагноз Лученко. Сказала так, что эти слова прозвучали приговором. Никто не стал уточнять, что она имеет в виду, и Вера продолжила: — Повторяю для тех, кто не понял: карабкаться к вершинам карьеры по трупам — это метод раковой клетки. Метод простой и в то же время самоубийственный. Поясню на примере организма. Раковая клетка — это клетка, почему-то утратившая связь с другими клетками, живущая сама по себе, неуправляемая. Как невменяемая или преступница. Обычные клетки на всех уровнях служат организму как высшему целому. По заданной программе высшей целесообразности они питаются, размножаются и умирают. А раковая клетка служит сама себе. Живет ни с чем и ни с кем не считаясь. С ненавистью пожирает соседние клетки и безостановочно размножается. Но в своей темноте, узости и слепом эгоизме она не понимает, что пожирает организм, кормящий ее. Убивает его вместе с собой. Результат — смерть, самоубийство от ограниченности… Наверное, миллионы лет назад, когда жизнь на Земле вся состояла из одноклеточных примитивных организмов, все они были подобны раковым. И заняты исключительно пожиранием один другого. Но этот тупиковый путь сменился эволюцией организмов. Жизнь пошла дальше.

Присутствующие с ужасом смотрели на Веру Лученко. Потом перевели взгляд на Кристину и увидели действительно раковую клетку — такова была сила Вериных слов. А она все говорила спокойно и размеренно:

— Когда один человек присваивает себе полномочия целого коллектива, когда он воображает, что может устранять соперников, убивая их и всячески подставляя, он действует в точности как раковая клетка-самоубийца. И вследствие своей ограниченности уничтожает пирамиду, на вершину которой сумел взобраться. Все, что мешает быстрой и многообещающей карьере, разрушается. В том числе и бизнес, потому что карьерист — раковая клетка — не умеет отличить главное от второстепенного, не умеет проводить переговоры, делегировать полномочия, хватается за все сам. Не умеет считать деньги и ресурсы, не платит по счетам. Выгодные контракты уходят к другим, туда же уходят сотрудники, персонал. Происходит самоуничтожение карьериста вместе с карьерой. Потому что он взобрался на вершину не в результате естественного отбора, а насильственно, не успев по пути приобрести нужные для работы качества… Если нам, простым смертным, жителям этой маленькой планетки, что и угрожает, то не космические катастрофы и не экологические. Нам грозит катастрофа ненависти. Она происходит пока на уровне отдельных клеток-людей и в форме семейных разладов, ссор между соседями и коллегами. Террористы, кстати, тоже такие смертники — одиночные раковые клетки. Но возможны метастазы. Лечение здесь только одно: нужно учиться жить рядом с себе подобными, не пожирая их. Не убивая. Не умеешь любить — дружи. Не умеешь дружить — по крайне мере не воюй. Освобождайся от ненависти, чтобы не уничтожить самого себя. Научись если не любить, то хотя бы не ненавидеть.

Вера и сама не могла бы сказать, произнесла она последние слова вслух или про себя. Ну и неважно. Хватит. Она повернулась и вышла из ресторана. Рядом с автомобильной парковкой стояла одинокая скамейка, Лученко присела на нее без мыслей и без чувств, освобожденная и опустошенная. Предзнание кончилось. Кто-то должен сейчас выйти, сесть рядом с ней и задать обычные в таких случаях вопросы. И закурить. Она тоже закурит. Но кто это будет — Прудников? Пылдмаа? Она не знала. Вышел Артем Сирик. Опустился на скамейку.

— Вера Алексеевна, вы просто волшебница. Отныне в моем ресторане вас и ваших близких всегда будут обслуживать бесплатно.

Вера улыбнулась.

— Ну вот, по крайней мере восточное гостеприимство вы у Карапетянов уже переняли… Дайте сигарету.

Она прикурила от зажигалки Артема. Обратилась к подошедшему Прудникову:

— Ну что? Видите, как все просто.

— Ничего себе просто! — хмыкнул Валентин. — Ну хотя бы объясните, наша отечественная мисс Марпл, как вы узнали, кто из всех этих менеджерок — дочь папашки Зуева-Голосова?

— Помните, когда мы были у Цымбалов, я увидела почти пустой флакончик дорогих духов «KenzoKi»?

— Конечно, помню. Вы еще тогда сказали: «Запах — это тот же портрет!»

— Вот, памятливый вы мой! Этими духами пользовалась Кристина. А у остальных девушек были другие любимые парфюмы.

— Вера, вы не издеваетесь над бедным ментом? Невозможно по одному запаху узнать…

— Да Бог с вами, Валентин! Никто над вами и не думал смеяться, просто аромат духов стал решающей точкой. Еще до этого кто-то был у меня в гостях и украл карточку Борислава Голосова. Зачем, спрашивается? Ведь там было описано инцестуальное влечение отца к дочери. Если бы он этой кражей не обратил на себя моего внимания… Потом я мысленно примерила ко всем сотрудницам психологический тип женщины, идущей по трупам. Методом исключения получилась Кристина.

— Нет, я все-таки не перестаю вам удивляться! — сказал капитан, поднимаясь и отправляясь сопровождать к милицейской машине отца и дочь.

— А как же с клавишей? — спросил Артем. — Вы ведь ее нажали, я сам видел. А взрыва не произошло.

Вера печально усмехнулась.

— На самом деле я только легонько, кончиком пальца прикоснулась. Чтобы спровоцировать этих двоих. И не боялась, потому что у меня с техникой такие отношения: что бы я ни нажимала, оно не работает. Видеомагнитофон, пылесос, даже кнопка в лифте. Вот и использовала свой технический дебилизм для пользы дела.

— А как же вы узнали про бомбу? Видели?

— Нет, увидеть было невозможно. Следить за Зуевым нельзя было, чтобы не спугнуть. Я почувствовала. У меня, Артем, гиперразвитое интуитивное чувство, предощущение опасности. Я называю это тринадцатым чувством. Оно уже не раз меня спасало.

— Мистика какая-то!..

— Вовсе нет, у каждого есть какие-то свои замечательные способности. Когда-нибудь поговорим об этом…