Объяснение в ненависти

Одесса имела свой сценарий общения и свои методы убеждения. Вот перед глазами как будто специально разворачивают живописную сценку. Движется парочка: девушка — раскрашенная во все цвета радуги, как индеец перед ритуальной охотой, милашка того облегченного поведения, которое сразу выделяет ночную бабочку в любой, Даже очень нарядной толпе. Мужчина — матрос иностранного корабля в шапочке с помпоном и широченных клешах, подметающих тротуар. Оба пьяные в дым. Пошатываясь и поддерживая друг дружку, подходят к живописно увитому диким виноградом старому дому. В торце глухой стены, неожиданно высоко вверху находится входная дверь, к ней ведет винтовая железная лестница. Парочка начинает подъем. Звучит «монолог подрывника» или что-то такое же музыкальное, когда одно бледное английское слово расцвечивается многоярусным и разнообразным русскоязычным словесным дизайном с мягким знаком в конце большинства слов. При этом они считают ступени. Поднявшись до середины, сбиваются со счета и, спустившись вниз, упрямо начинают сначала.

Вера идет дальше и видит белые гроздья цветущих акаций. Везущий пассажиров на станции Фонтана трамвай вместе с ними перевозит этот легкий пьянящий запах, аромат одесских акаций. Внезапное желание прокатиться— и вот она уже едет вместе с шумной толпой. В трамвае на крутом повороте пожилая женщина невольно опирается на молодого человека. Вера слышит мгновенную репризу, рождающуюся прямо здесь и сейчас:

— Мадам, вы решили меня согреть? Так на дворе достаточно тепло!..

Вера улыбается. Разве можно грустить, когда вокруг сплошные отрывки из монологов Жванецкого в исполнении Карцева?

Многочисленные кафе вдоль моря уже выставили на тротуары белые пластмассовые стулья и столики. На шестнадцатой станции Фонтана путешественница буквально наталкивается на старичка в белоснежном полотняном костюме и парусиновых туфлях, начищенных зубным порошком. Он сидит на стуле посреди тротуара и высматривает собеседников.

— Молодая дамочка, откуда вы будете?

— Из Киева.

— О! Хорошее дело. А как у вас с гречкой? Говорят, в Киеве совсем нет гречки! Как же вы обходитесь?

— Да нет, все нормально, — смеется Вера. — Есть гречка!

— Точно есть? Вы не обманываете?

— Точно, не беспокойтесь!

— Ха! Она меня будет успокаивать! Это у нас на Привозе все есть. Правда, у пенсионеров нет денег это купить. Но есть все. А в Киеве, вы ничего не путаете, там точно есть крупа?

Вера еле отбивается от полотняного старичка. Но задумывается о том, что надо бы перекусить. Она заходит в прохладную тень открытого верандой к морю зала. Подошедший официант спрашивает:

— Вы будете заказывать по меню или вам рассказать своими словами?

Вера просит «своими словами», и ей рассказывают про варенички домашние, пельменчики ассорти и селедочку под шубочкой, про блинчики и еще о многих других блюдах, но так же уменьшительно-ласкательно. Внезапно проснувшийся зверский аппетит требует и пельменчиков, и блинчиков. К Вере выходит шеф-повар, удивляя вопросом: понравилось ли?

— Еще как! — восклицает она. — Как это вы, мужчина, так готовите, что редкая женщина может сравниться?

Одесский мастер отвечает ей так:

— Когда женщина готовит, о чем она думает? О таинстве, об удовольствии, о том, что вкусная еда — это искусство? Нет. У нее в голове: нужно стирать, убирать, ребенок плохо учится, а муж не помогает. Я вам так скажу: она не творит, когда готовит. Нельзя творить каждый день! Особенно если на ней вся домашняя работа, понимаете? А когда готовит мужчина, он думает: «Чем бы мне их удивить?»

«Да, пожалуй, это самый короткий и точный ответ на вопрос, почему лучшие в мире повара — мужчины», — решает Вера Лученко, оставляя щедрые чаевые.

На веранде вечернего кафе появляется высокая мужская фигура, и рядом неожиданно присаживается улыбающийся Янис Пылдмаа.

— Не боитесь разгуливать по незнакомому городу одна?

— Вы не поверите, но этот город кажется мне знакомым и родным. — Вера отводит со лба прядь волос, улыбается. Мужчине кажется, будто полутемное кафе осветилось. — Как вы здесь оказались?

— Просто ехал вдоль моря. Решил зайти в кафе, а тут — вы. Кажется, я успел к десерту?

Ему все больше нравится эта странная женщина. Она спокойно гуляет по вечерней Одессе, заходит в кафе, не испытывает никакой неловкости оттого, что одна, без спутника. Ее жесты, улыбка, глубокий голос — все это кажется таким близким, словно он знаком с ней с рождения.

— Да. Будете на ночь пить кофе? — В синих Вериных глазах зажглись озорные искорки.

— Вы забыли, что на эту ночь у нас намечен праздник, — сказал Янис, невольно выделяя интимное «у нас». — А кофе спиртному не помеха.

Янис смотрел на нее рысьими охотничьими глазами. Вот-вот между ними завяжется что-то важное, протянется какая-то невидимая, но прочная нить. Он заказал кофе ей и себе и спросил, понизив голос:

— Вам не хочется возвращаться в гостиницу?

Вера медленно покачала головой:

— Не играйте в загадки-отгадки, все равно я это лучше умею. Тем более, если учесть, что в нашу случайную встречу я не верю… Вы, Янис, сопровождали меня от самой гостиницы. Зачем? — Уголки ее рта насмешливо подрагивали, в глазах появилась бархатная глубина.

— Хитрить с вами не получается, — усмехнулся Пылдмаа. — Правду и ничего, кроме правды?

— Желательно.

— Хотелось просто побыть с вами, поговорить, — признался он. И добавил, сглаживая откровенность: — И потом, через час начало презентации, каждый гость для меня на вес золота! Поэтому вскочил в свой «лендровер» и отправился следом.

— Что ж, поедем на праздник деловой буржуазии. Никогда еще не ездила в такой шикарной машине!

Вера чувствовала, что мужской интерес ей приятен. Он был сейчас словно исцеляющий бальзам. «Неужели клин клином? — подумала она, и сама у себя спросила: — А этот клин чем? Следующим клином? И так без конца? Тогда никаких клиньев не хватит…»

Стас Чернобаев поднес диктофон к самым губам и пробормотал: «В этот вечер в ночном клубе «Титаник» только один вид закуски — рыба. Копченая и соленая, малосольная и фаршированная, тушеная и сырая, горячая и холодная…»

Журналист поморщился: музыка гремела слишком сильно. «Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно! Там бы, там бы, там бы, там бы пить вино!» — разрывался женский голос, перекрикивая джаз. Стас еще больше сморщил бледное острое личико, оскалил зубы и продолжил диктовать: «Щипчики для устриц мелькают тут и там, и самое удивительное, что ими пользуются почти без напряжения. Видимо, неподготовленную публику сюда не приглашают. Вот так, с шиком и помпой, празднует свое десятилетие известный рыбный холдинг «Океанимпэкс»»…

Вечеринка вокруг Стаса суетилась и грохотала. Гости и хозяева сновали по клубу, переходя из зала в зал. Официантки ловко заменяли пустые бокалы полными и полные пепельницы пустыми. Главное помещение клубного комплекса, данс-зал с рестораном на втором этаже, было оформлено как дно океана: по прозрачному потолку стекали бирюзовые струи, над танцующими нависало днище корабля.

Стас выключил диктофон и снова взял с подноса рюмку водки. Сзади его слегка толкнули.

— А закусить? — подмигнул ему Тарас Рябоконь, протягивая бутерброд с красной рыбой.

Тарас, коллега Стаса по журналистике, занимался фотосъемкой. Среди нарядной публики он выделялся мятыми штанами защитного цвета и просторной оранжевой футболкой. На плечах Тараса висел рюкзачок с фототехникой. Время от времени он метался по залу в поисках наиболее выгодного ракурса, мешая самозабвенно веселящимся гостям.

— Сэнк ю, конечно, только поменьше отвлекайся, побольше снимай, — сказал Стас, кивая на днище корабля. — Надо бабки отрабатывать, понял?

Тарас устремил вверх объектив, ловя в видоискатель цифровой камеры подходящий ракурс. Красные кораллы облепляли корабельный остов и закрывали все детали деревянной обшивки. Название «утонувшего» судна флуоресцентно высвечивалось: «Титаник».