Страница 12 из 99
Когда вампир предстанет перед Судом — ты выдвинешь против него обвинение. Око за око, зуб за зуб. И потребуешь его землю на количество дней, которое он задолжал тебе, чтобы еще раз обойти землю, оставаясь абстрактно мыслящим существом. И уже не будет дерева, и сундука, в котором он хранит благочестивые помыслы о Благодетелях — ты останешься один на один с червями.
Суд, Манька, не редька с квасом, ведь и тут люди к суду готовятся основательно.
Обиженный — еще обиженный, но взывает к справедливости, и Судья не имеет права не принять во внимание его доказательства невиновности или обвинения. Я не человек, чтобы чернить одного, обеляя другого. А может быть, поймешь, что именно ты ввела в заблуждение душу, и она стала такой, какую имеешь? Нет дыма без огня. Ведь это твоя матричная память отравляет его сознание ядом любви, твоя земля корит его, когда ум его исторгает молитву против зверя, истребившего его самого, ты пылаешь огнем желания, от которого он сходит с ума.
— Я?! — Манька задохнулась от возмущения. — Я пылаю?! Дьявол, побойся… Бездны!
— А ты докажи, что это не так! — отрезвил ее Дьявол. — Ты проклята с рождения, а он разве не проклят вместе с тобой? Докажи, что мразь выставила тебя из земли и увлекла его за собой на всякое непотребство! Докажи, что это он уготовил вам место в Аду. Докажи, что он знал о проклятии и преумножал ужас, добывая себе наслаждение, кровью скрепив договор с мучителями. И полдела сделаешь, чтобы вернуть себе землю. Вампир пока пьет твою кровь, а умрешь, почувствует голод — и он напьется крови у всех, кто приблизится к нему. И новые вампиры произойдут от него, и новые проклятые обрекутся на смерть, и новые ужасы обрушатся на землю — твой грех! Есть такое выражение: «Приму-ка я грех на душу!» — это тот самый случай. Но будешь готова принять его достойно. Ничто не вечно — и жизнь вампира. И положишь перед ним всю мерзость.
— Вы думаете, если он поймет, что я его душа, что я не собираюсь ему… ну это… мстить, что раскаиваюсь, что ему так не повезло со мной, он перестанет быть вампиром?
— Тьфу ты! — плюнул Дьявол в сердцах. — Кто о чем, а дураки о братской похоти…
Борзеевич подсел к Маньке, мягко взял за руку:
— Маня, для вампира ты рука и глаз, который надо вырвать и бросить в геенну. Чтобы не соблазниться Дьяволом, не копаться в себе, не сомневаться, не выпустить из рук учение вампиров, не ужаснуться, когда увидит обглоданную кость земли. — Борзеевич помолчал и помрачнел. — Прекрасно, скажет вампир, когда узнает, что ты умерла. У него «жить», как одно мгновение. «Жить!» — внутри него. Он каждую минуту проживает, как последнюю в своей жизни. Вампир — больной человек. Как убийца, как вор, как маньяк.
Я видел, я знаю, я помню…
Сильные города рушились в один день, и головы, сложенные вместе, были выше курганов, а в реках текла одна кровь… Люди славят таких вампиров, восхищаются ими, даже не задумываясь, что там, среди убитых, были чудаки, жрецы, волхвы, изобретатели, врачи, художники и философы. Для многих забота о ближнем — было делом всей жизни. Никому из них и в голову не могло прийти, что человек может быть таким жестоким. Но ведь вампиры и сейчас думают о человеке не лучше, и продолжают литься реки крови, и сосед ненавидит соседа, и кто-то убивает человека именно в этот миг. Тогда это было как черное и белое, тут вампир, а тут человек, а сейчас одинаково серое — повсюду. Вот и представь, что твоя голова лежит в этой куче, а вампир, с победным ржанием гоняется за женщинами, вытаскивая из подвалов, добивает детей, врывается в дома и роется в вещах, чтобы отыскать колечко…
— Чем солонее своими горестями ты, тем приятнее житье-бытие вампира, — произнес Дьявол. — Они ведь как о тебе думают: ты разве человек? И спрашивают себя, что можешь им дать? И отвечают — ум твой ничтожество, и спасают душу твою, гордую и обреченную на неудачи, лишь потому, что ты, душа его, недостойна, чтобы называться человеком. Они жнут, где не сеют. Им не совесть нужна, а наглость, чтобы прийти и взять, что им не принадлежит. И она у них есть. У живого человека за спиной стоит человек, а у вампира мерзость, которая несет его на руках, обнимая нежно.
Спаситель сказал: «Придите ко мне, и я наложу на вас бремя, иго мое легко, и успокоятся души ваши»…
Вот они и успокаивают тебя.
Так они это объясняют, прекрасно зная, что именно твоя земля дает и волю, и силу, и знания, и непорочность. Это ангел, который хранит человека и ближнего от многих невзгод. Их цель — благосостояние. Вампиры не покушаются на человека, который изначально недалекий. Объектом домогательства становится тот, кто уже проявил себя. Вампир и есть маньяк, но со смазливым имиджем, у него нет чувства вины, души, которая могла бы пристыдить его. Он поступает так, как удобно ему, не считаясь с чужими интересами. Он мертв — и этим все сказано.
Борзеевич убрал со стола посуду и разостлал перед собой свиток. К свитку вынул из кармана стопку запыленных, обтянутых кожей книг и несколько глиняных табличек. С минуту молча изучал тайные знаки и, присвистнув, просветленный, умчался в избу, оставив и книги и свиток лежать.
— Я все равно не понимаю, если я умная, то где мои умные мысли? — Манька прислушалась к себе.
— Ум — понятие относительное. Ты мои мысли поймать можешь, — ответил Дьявол. — Стонет твоя земля под бременем, но голодно ловит каждое слово, чтобы украситься нарядно. Вот такая красота украшает голову вампира. А тебя украшает пустыня, которая лежит перед человеком. И боится человек заглянуть в твой глаз, чтобы не быть убитым. У вампира нет живых мыслей, он не интересуется ничем, кроме молитв во славу себя самого.
От Йеси поныне Царствие Небесное силою берется, и вампиры искренне полагают, что усилие восхищает Его, взваливая на человека иго и уготовляя покой душе его. Для них не существует Бога, большего, чем он сам. И первым делом, он убивает любую мечту человека о самом себе. Все учения его сводятся к одному: жирел человек тут, и там его ждет тучная пажить.
— Йеся не обещал. Наоборот, — брезгливо отозвалась Манька.
— «Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного» — а как можно творить милость в тайне, если сама по себе милость — благое подаяние человеку?
«Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам;» — Чтобы дать, надо у кого-то взять. Не отвяжется вампир, пока не разденет.
«Ибо кто имеет, тому дано будет, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет» — это как? Так ведь и выбирают, кому вампиром стать, а кому проклятым. Вампир помолится — получит, ты помолишься — от тебя убудет.
«Нет никого, кто… не получил бы ныне, во время сие, среди гонений, во сто крат более домов, и братьев и сестер, и отцов, и матерей, и детей, и земель, а в веке грядущем жизни вечной» — не ради мучения и смирения ложат душу за друзей. Если бы вампир не пообещал богатое житье, кто пошел бы за ним? Но многим ли он может дать?
Обещал им Спаситель приблизить Царствие Небесное — и приблизил. Обещал устроить в Божьем — и устроил. Кто будет думать в Царствии Божьем о Царствии Небесном? И пробивают они тебя, чтобы ни тут, ни там не жилось тебе. Я бы сказал, сильно побивают! Вампиру нетрудно убить себя, чтобы сказать в твой адрес много порочащих слов.
«Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».
Заметь, не себя! И не жалеют себя, позволяя проклинать всем, кто имеет желание. Но закрывают, чтобы никто не смог проклясть вампира с твоей стороны. Боятся они только могущих убить душу и самого вампира ввергнуть в геенну.
Ужас в том и заключается, — грустно произнес Дьявол, соглашаясь с Борзеевичем, — что они вкушают в Царствии Божьем Царствие Небесное, не изведав смерти. А ты прибудешь в Ад незащемленная.
— А почему они не всех людей убивают? И было бы: один умный, другой горе поварешками хлебает…
Манька склонилась над записями, оставленными Борзеевичем, но ни одной знакомой буквы не обнаружила. Мало того, знаки, отмеченные им, сильно ее расстроили. Она примерно представила, как ее будут убивать эти двое. Или сожгут, или проткнут ножом, или скормят змеям. Знаки были именно такими.
//