Страница 16 из 18
Ну, спросите, например, любого нормального человека: чем он обыкновенно дышит, и гражданин безошибочно назовет это воздухом. У писателя этот процесс дыхания до нестерпимого усложняется: то он спирает его героям горло, то распирает им легкие. В принципе, конечно, полный бред, но со страниц книги выглядит красиво. Что мы! Вот так едешь в Метро, просто дышишь, и кому это может быть интересно: ну если при этом, конечно, не сопишь в чужое ухо, а просто культурно так вдыхаешь и выдаешь - всем абсолютно все равно.
У писателя, что у плохого, что у хорошего, все непременно усложняется до причины исключительности, потому естественное желание тут же об этом всем рассказать (написать) вполне оправданно.
А вот в здравом уме из вас писателей не получится, если даже очень стараться. Я, надеюсь, никого здесь этим не обижу, раз вы сами сюда пришли, значит, оно и из вас так и лезет, что в одиночку не удержать. Уж вам и здесь в этом тоже не помогут, всем некогда: каждый тут свое двумя руками держит, что изнутри у него выглядывает. Ну, впрочем, у всех по-разному: кто уже внутрь это заталкивает, а кто еще наоборот это изнутри манит, но все равно это, в общем, все сильно собой заняты, право, не до вас. Вот если бы вы, к примеру, под машину попали, не сильно так, слегка - чтобы было нестрашно посмотреть, то все бы поглядеть сбежались, а гениев тут и без вас достаточно. Еще и не таких талантов здесь видали, чтобы на вас теперь задарма смотреть. Что ж, впрочем, местные писатели, то есть мы, конечно, страшно в нашем навязчивом увлечении похожи на собачников. Уж присмотритесь, та же манера поведения.
- У моего дога исключительно высокородный окрас, вы посмотрите, ну, посмотрите...
- Что ж, не спорю, хорошая собачка, а вот у моего ротвейлера в родословной одни чемпионы, вы посмотрите, какой прикус, да такой тещу за один хряп пополам перекусит...
Ну, вы и сами знаете, почему так дружны эти собачники, потому что желание воспитать (и создать) собаку ничто без возможности этим похвастаться.
Вот так и мы, пришли на Самиздат похвастаться своей рожденной в муках породой, а тут оказывается у всех она такая - дворовая, вот каждый и косит, как может, под племенную масть, в конкурсах разных участвует, чтобы мандат иметь, что лаять умеет по-печатному, и хвост и уши у него нормально подрублены.
Вот в чем в самом главном графоман похож даже на гениального писателя: тот и другой обязательно с приветом. Это нас с ними, великими, всегда и объединяло. В остальном, нет никакой между нами похожести, но и того достаточно, чтобы свое я до поджилок прочувствовать. У сетевого графомана даже больше сегодня возможностей, чем у Гоголя или какого-то там Пушкина, этим великим нужно было признание целой толпы, а нам и одного монитора уже достаточно. В общем, современный писательский бред, наделенный способностью свернуть весь мир до размера экрана компьютера, нашел наконец-то более устойчивую форму существования. Стало возможным одновременно чувствовать: 'ты есть - тебя нет', то есть, 'ты уже не ты, а что-то более значительное'. Если в пещерный, до компьютерный период, чтобы поехать крышей графоману нужно было приложить для того усилия и затратить значительное время, то теперь этот процесс ускорен новейшими процессорами: раз-два и уже поехали.
А, спрашивается, куда? Да поздно спрашивать, раз уже тронулись.
Ну, скажем, насколько безобидно это само творчество для большинства авторов - совершенно безобидно, потому что основная масса графоманов с абсолютно адекватной психикой, то есть, разумна, и потому бездарна. Уж здесь, у нас, можно прочитать массу сам с собой литературы, где авторы на длинные страницы переложили прекрасным русским языком сто раз повторенные до них мысли, образы и эмоции, а вот бога или черта в них нет. А то вдруг, изредка, встретишь с виду натуральный бред: слова на слова лезут, мысли в одну кучку не ложатся, русский язык исковеркан с кухарской жестокостью, а новизна в тексте есть. Это, значит, товарищ не справился, вылезло оно из него и всех должно бы было удивить своей новизной, но его опять не заметили, потому как форма в литературе, к сожалению, важнее ее содержания. В этом, наверно, и заключается главная беда способного человека: уложить то, что никто никогда не видел, в форму всем привычную, чтобы быть понятым и услышанным, и при этом остаться самим собой. Да что я вам все так непонятно рассказываю, сейчас проще скажу: вы большую кошку в маленькую сетку пробовали запихивать, если не пробовали, то и не надо, на то талант нужен.
Если бы нам разрешили писать, как мы думаем, то сплошь и рядом рождались бы произведения не разбитые на отдельные эмоции, кои легче было бы переваривать, а все это было в натуральном виде. Я тут прочитал у одного автора, что он делал в туалете и, казалось, чем бы он мог нас удивить, если мы все это давно делаем, а он вдруг написал следующее откровение, что 'с философской точки зрения ходить по маленькому ничем не отличается от хождения по большому, то почему тогда мы не делаем это все сразу'. К сожалению, в этом отрывке гораздо больше смысла, чем в бесчисленных литературных спорах, которые мы ведем на форумах и статьях СИ. Автор-безобразник прямо ставит самый насущный философский вопрос на уровень обывательского понимания: если так удобнее, то почему не делаем - не можем, не хотим или просто растягиваем удовольствие.
Чувствуете, что тот бред, какой я сейчас несу, обозревая одну чужую строчку, гораздо быстрее можно назвать бредом, чем то, о чем нам поведал сам автор туалетной философии.
Ну, разумеется, все остальные, якобы пишут лучше, и находят более высокие на то образы, что доказывают строки другого СИ-шного автора: '...софистические приемы в доскональном понимании увиденного мира, ничто против умозаключения большинства'. Если первый безобразный туалетный отрывок я попытался возвысить до культурного понимания, то в этом случае сделаю наоборот, понижу. Что мы здесь можем понять? Да все что угодно, то есть, одним мановением клавиатуры автор показал нам то же самое, что и первый автор: он может так писать, а мы так почему-то не пишем - не можем, не хотим или растягиваем удовольствие.
Уж, какой из этих двух авторов наложил кучу больше, мы не станем разбираться, главное, что они оба старались, но один это сделал талантливо, а второй бездарно. Впрочем, нюхать, конечно, дальше не будем, пусть себе там лежат и пахнут уже отработанной иллюстрацией, что в нашем мире быть понятным гораздо важнее, чем быть умным.
КЛАССИФИКАЦИИ ГРАФОМАНОВ ПО ЭМОЦИЯМ
(дополнение к предыдущей классификации)
Если позволите, я дальше перейду на 'распальцовку' графоманов по их близости к творческому успеху. Если поверить дедушке Юнгу, ну, в его темную теорию 'о сознательном и бессознательном', то жизнь становится вдвойне невыносимой. Уж если кто вдруг не читал этого Юнга, то вы ничего и не потеряли, я сейчас вам на трех пальцах это изложу. У него там, в книжке, толково расписано, что кроме обычного сознания в глубине нас живет еще скрытое подсознание, которое лезет из нас, где только может и, между прочим, именно оно отвечает за наше творческое начало. В принципе, очень подходящее объяснение, если что из нас литературное, когда и вылезло, то мы за то и не отвечаем, потому, как само. Все дело, разумеется, что именно полезло, если человек - так себе, мелкий человечишко, то и вылезет такое же, словно под чужую 'фанеру' было написано.
Уж как же нам жить дальше, сознавая, что все, мол, внутри вас, уже есть: главное - тащи, и вытащишь. Если ему, Юнгу, поверить, то надо непременно тащить, но столько людей тянут-потянут, а вытянуть не могут. Видимо, это второе 'подсознание' нужно вначале хорошенько раздразнить: горем, водкой, радостью настоящей, которую в магазине не купишь. А если все равно не лезет, значит, пусто там - наврал Юнг.
А если поверить не Юнгу, а участковому психиатру, то последний вам быстро подскажет: если в вас завелся 'второй человек', то лечится надо немедленно, долго, соблюдать режим и не есть чего-нибудь, что особенно хочется.