Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 74

Авторитет турецкого князя еще никогда не достигал таких высот; его имя прославлялось всем исламом, а халиф пожаловал ему высокие титулы, поставившие его на одну иерархическую ступень с сыном султана: его называли «Зайн аль Ислам» (краса Ислама), «Аль-Мелик аль-Мансур» (эмир-победитель) и «Назир Амир аль-Му'Минен» (опора владыки правоверных).

«В месяц Джумада того же года (20 октября — 18 ноября 1145 г.) стали приходить настойчивые и достоверные сведения с места событий о том, что эмир Имад ад-Дин Атабек тщательно готовился, собирал войска и нанимал новых воинов, чтобы пойти в наступление и вести священную войну против франков; но также ходили слухи, что, быть может, его целью было захватить провинции Дамаска и начать осаду этого города… В месяце Шабане (17 января — 14 февраля 1146 г.) было объявлено, что он изменил решение…» (Ибн аль-Каланиси). Причиной тому был заговор, раскрытый в Эдессе: группа армян пыталась ввести в город франков. Схваченных заговорщиков постигла участь всех предателей: они были казнены, их тела прибиты к кресту, затем сожжены, а пепел развеяли по ветру. «Тогда Зенги пришел в Эдессу и оставался там некоторое время. Он ободрял находящихся в городе сирийцев; от всей души он желал проявить милосердие к христианам, собравшимся в городе» (Михаил Сириец). Играя на раздорах между христианскими конфессиями, атабек поддержал яковитов (сирийских монофизитов), которые ценой сохранения за ними особых привилегий, в свою очередь, помогли ему. Чтобы восполнить уменьшение численности армянского населения, Зенги без колебаний переселил в Эдессу несколько сотен иудейских семейств.

Победа атабека все же не могла не создать ему дополнительных сложностей: во-первых, ему следовало обезопасить себя от ответного удара франков; ему нужно было сохранить границы своего государства, ибо его успех вызывал зависть султана. Прельщенный Месопотамией, ради того, чтобы приблизиться к ней, он желал распространить свое влияние на самые дальние южные области Евфрата: для исполнения этой цели он попытался захватить крупную крепость Калат Габар (отметим, что к стратегическим интересам примешивались и экономические, поскольку в нескольких километрах вверх по течению от крепости находился город Балис, центр перегрузки восточных товаров, прибывающих из низовий реки, и товаров из Сирии, доставленных туда караванами). Осада Калат Габара была вполне успешной, командующий крепостью приказал поднести атабеку значительную сумму денег, чтобы уговорить его отойти. «Имад ад-Дин продолжал осаждать крепость и атаковать гарнизон в течение всего месяца Раби II 541 (9 сентября — 7 октября 1146 г.). Вот что тогда рассказывали: один из его евнухов, которого он любил и который был к нему приближен (звали его Яранкаш, он был франкского происхождения), питал к нему тайную ненависть из-за того, что атабек с ним дурно обошелся; он скрывал свои чувства и, воспользовавшись моментом, когда атабек был пьян, при соучастии и помощи нескольких друзей — евнухов убил его во сне…» (Ибн аль-Каланиси). Войска атабека рассеялись, все имущество было разграблено, так же как и его несметные сокровища; он был похоронен там же, без савана, до того дня, когда, как рассказывают, его тело было перенесено в мавзолей возле Ракки.

Какой печальный конец постиг первого князя — победителя франков! «Он правил девятнадцать лет Мосулом и другими городами, а Эдессой — год и десять месяцев… Вся округа пребывала в смятении, а турецкие разбойники принялись совершать налеты на земли, принадлежавшие Зенги… Сыновья Зенги поделили области между собой. Махмуд, называемый Нур эд-Дином (Нуреддин), стал править Алеппо, а другой брат по имени Гази Саиф эд-Дин стал во главе Мосула» (Михаил Сириец).

4

ПОРАЖЕНИЕ ВТОРОГО КРЕСТОВОГО ПОХОДА





Эмир Гисн-Кайфы участвует в джихаде

…Мне сказали, что приближенные и придворные спрашивали о его намерениях, и он отвечал им: «Я не сделаю ни шагу отсюда» ибо Нур эд-Дин, чье сердце иссушено постами и молитвами, бросится навстречу опасностям и погибнет вместе с теми, кто будет его сопровождать». Они все одобрили принятое им решение, но на следующий же день он отдал войскам приказ готовиться к джихаду. Тогда те же люди сказали ему: «То, что вы посчитали вчера правильным, сегодня перестало быть таковым? Вчера мы оставили вас в добром расположении духа, а теперь вы пребываете в противоположном настроении». Он ответил им: «Нур эд-Дин так поступил со мной, что если я не приду ему на помощь, мои же подданные восстанут против меня и свергнут меня с поста правителя. Этот человек поддерживал отношения с жителями моих государств, которые безгранично преданы ему, они умерщвляют плоть и отказываются от всего мирского. Он рассказывает им о бедах, которые мусульмане терпят от франков, и о том, как они страдают от убийств, рабства и грабежей. Затем он призывает этих людей помочь ему молитвами и воодушевлять простои народ присоединиться к джихаду. Каждый из них восседает в мечети в окружении своих друзей и последователей, там он читает им письма Нур эд-Дина, так что они проливают слезы, проклинают меня и призывают на мою голову Божью кару. Поэтому мне необходимо выполнить просьбу, с которой он ко мне обратился». Он подготовился к походу и выступил со всей армией, чтобы присоединиться к Нур эд-Дину.

В это время на землях ислама каждый знал, что со смертью атабека его политика рухнет; эмиры вернулись в свои владения, где укрылись в ожидании дальнейших событий, солдаты возвратились домой. Пока султан не назначил нового атабека, который, возможно, сумел бы заставить признать свою власть, в Сиро-Палестинском государстве царила анархия.

Процесс деградации, однако, остановился, ибо Зенги удалось создать — и этот факт заслуживает особого внимания — ореол законности вокруг своего имени и привить эмирам понятие безоговорочной преданности. Этот рефлекс, которого прежде не существовало в мусульманской Сирии, сыграл свою роль, и ко власти пришли два сына Зенги: старший, Саиф эд-Дин Гази стал править в Мосуле, младший, Нуреддин Махмуд — в Алеппо.

Франкские князья Северной Сирии также попытались воспользоваться смертью атабека и ожидаемой анархией, чтобы поправить собственные дела. Раймунд де Пуатье, князь Антиохии, попытался напасть на Алеппо, но, столкнувшись с яростным отпором городского ополчения, отступил. Жослен, со своей стороны, тоже попытался вернуть потерянную столицу. «Он тотчас же отправил послание жителям Эдессы, большинство из которых составляли армяне, и пообещал им, что в условленный день он придет к ним» (Ибн аль-Асир). «Также в течение Джумады II (с 8 ноября по 6 декабря 1146 г.) стало известно, что сын Жослена, собрав франков из всех областей и войдя в соглашение с христианами, подошел к Эдессе. Он вступил в город и захватил в нем власть» (Ибн аль-Каланиси). Победа христиан была относительной: отсутствие осадных орудий делало бессмысленным нападение на цитадель. Франки, не торопясь, принялись строить их, но им не хватило времени, чтобы закончить работу. «Эмир Нуреддин, правитель Алеппо, возглавил армию; туркмены, как только заслышали об этом, присоединились к нему. Они скакали, отпустив поводья, продвигались вперед и днем, и ночью, и на рассвете, подбирая по дороге тех, кто подходил к ним со всех сторон, так что в конце концов собралось значительное войско числом в десять тысяч всадников; множество лошадей, изнуренных быстротой скачки, осталось на дороге…Подъехав к городу, мусульмане, обнажив сабли, пошли в атаку, и большое число армян и других христиан было убито; защитники укрылись в башне, называемой Водяной; там был и сын Жослена с двадцатью самыми храбрыми рыцарями. Мусульмане принялись вести подкоп; и быстрее, чем об этом можно рассказать, башня была взята. Сыну Жослена удалось ускользнуть и украдкой выбраться из города вместе со своими спутниками. Те, кто остались, были схвачены, и все эдесские христиане, попавшие в плен, были преданы мечу, в то время как плененные мусульмане были освобождены. Результатом грабежа стало большое количество денег, мебели и пленников, и все возрадовались этой победе, поскольку она развеяла печаль и замешательство; сердца, в которых некогда царили уныние и безволие, вновь наполнились отвагой. Мусульмане вернулись обратно в Алеппо и другие отдаленные области вместе с богатой добычей и пленниками» (Ибн аль-Каланиси).