Страница 45 из 74
Общение еще свободных городов с остальным мусульманским миром тоже представляло определенные сложности: «Все пути, ведущие в Дамаск, были перерезаны, кроме того, что шел через Эль-Рахебу и пустыню; поэтому торговцам и путешественникам приходилось претерпевать все тяготы и треволнения долгого пути, идя через безлюдные места, в которых их подстерегали опасности. Так, будучи вынуждены проходить мимо арабов-кочевников, они могли потерять не только свои богатства, но и жизнь». Переход через пустыню был столь опасен, что после многочисленных попыток князь Дамаска сумел-таки заполучить контроль над дорогой из Пальмиры в Дамаск, которая тоже проходила через пустыню, но охранялась форпостами. Продолжение дороги из Пальмиры в Ракку (по Евфрату) давало возможность, сделав большой крюк, добраться до Дамаска через Месопотамию.
Что касается Алеппо, его состояние было ничуть не лучше: налеты антиохийских войск держали его на военном положении, а отряды Эдессы перерезали ведущие к нему дороги и грабили торговые караваны. Эдесса держала в страхе и Харран, и Ракку. «Что же до города Алеппо, демоны креста заставляли его жителей отдавать им не только половину доходов с их земли, но даже и половину доходов с мельницы, что стояла в двадцати шагах от ворот Садов, за стенами города» (Ибн аль-Асир).
К большой дани, которой христиане обложили мусульманские города, добавились и оскорбления: «Они отправили в Дамаск гонцов, которые требовали, чтобы им показали всех рабов, уведенных мусульманами из Анатолии, Армении и других христианских стран; затем они предоставили этим людям возможность выбрать — остаться ли у своего хозяина, или же вернуться в родную страну к семье и собратьям. Тех, кто предпочел не уезжать, они оставили там, а тех, кто желал вернуться к семье, увезли с собой. Теперь вы сможете оценить те унижения и оскорбления, которым подверглись мусульмане, и сможете судить о могуществе и тирании неверных» (Ибн аль-Асир). Осудив поведение франков в Дамаске, Ибн аль-Асир выдвигал обвинения в адрес правителя княжества, Тай аль-Мулука Бюри, сына старого Тугтекина, скончавшегося в феврале 1128 г. Разумеется, эти факты описываются не дамасскими хронистами, а авторами, воспевавшими фортуну Зенги, который вскоре станет яростным противником независимого Дамаска. «Бог, увидев, как ведут себя мусульманские правители и в каком состоянии находились наставники правоверных, признал, что князья были не способны укрепить религию и защитить тех, кто веровал в единого Бога. Увидев, что враг покорил их, подверг насилию и притеснениям и простер над ними тень множества бедствий и несчастий, он сжалился над исламом и мусульманами. Разгневанный тем, что их унижали, убивали или уводили в рабство, он решил выставить против франков человека, который воздал бы им за то зло, что они причинили, и бросил бы на сражение с этими демонами, поклонявшимися кресту, воинов, разбивших и стеревших бы их с лица земли» (Ибн аль-Асир).
Приведенный отрывок свидетельствует о важных психологических изменениях, произошедших в мусульманской литературе. На самом деле, речь идет о «рекламной» прозе, о хвалебном отзыве, написанном специально для поддержки пропаганды, которую вел Зенги, чтобы объединить вокруг правителя как можно более широкую общественность (подобные методы были совершенно нехарактерны для того времени). Давайте рассмотрим, кто такой был этот Зенги и как ему удалось захватить столь желанное для всех место правителя Мосула.
Будучи турком по происхождению, Зенги (чье мусульманское имя звучит как Имад ад-Дин Зенги) был сыном мамлюка, состоящего на службе сельджукского султана Мелик Шаха. Он впервые взял в руки оружие в армии Мосула, когда султан начал походы против крестоносцев, что дало ему возможность участвовать в большинстве крупных сражений в Сиро-Палестине. Но его карьера действительно началась лишь с началом военных действий в Месопотамии. Его первой победой стало поражение войск эмира Дюбаиша, арабского «desperado», находившегося в постоянном противостоянии с существующей властью. Затем султан назначил Зенги на пост правителя Бассораха: большие доходы от этого перекрестка азиатских торговых путей ставили властителя перед необходимостью выбрать эмира, отличающегося безупречной честностью. Зенги не только полностью оправдал ожидания султана, но и дал новые основания доверять ему, поскольку участвовал в операциях, имеющих целью подчинить себе халифа: на этот раз в награду он получил должность правителя Багдада. Итак, Зенги, продолжая традицию турецких мамлюков, был абсолютно предан султану.
В августе 1127 г. из Мосула в Исфахан ко двору султана явилась делегация знатных людей, которые желали, чтобы тот назначил им правителя, способного защитить их провинцию и вести священную войну. Властитель спросил их, кого они хотели бы получить. Посланники назвали много имен, но особенно подчеркнули имя Зенги. Султан, зная о его достоинствах, согласился назначить его на этот пост взамен на довольно крупную сумму. Посланники уплатили взнос за эмира и получили указ о его назначении, скрепленный печатью султана.
Получив назначение, Зенги направился в Мосул, куда вошел в октябре 1127 г. Первой задачей атабека стало создание новой администрации провинции; но немного позже ему пришлось выступить в поход, чтобы заставить соседей — эмиров вернуть Мосулу земли, захваченные ими при расширении своих владений. Поставленная цель скоро увенчалась успехом, поскольку Зенги спешил утвердить свою власть в Алеппо, на который постоянно нападали франки.
Овладев дорогой между Мосулом и Эдессой, он пожелал также взять в свои руки и контроль над путем из Мосула в Алеппо. Стоявший именно на этой дороге мусульманский Харран добровольно покорился тому, кто был уже признан поборником джихада.
В июне 1128 г. атабек, наконец, вошел в Алеппо, выполнив таким образом указ султана, который основывал сиро-месопотамское государство с двумя столицами (в Мосуле и Алеппо). Этот политический шаг давал множество преимуществ с военной и экономической точек зрения. В Мосуле формировались регулярные войска и бесчисленные отряды туркменов, необходимые для защиты Алеппо. Экономическое объединение упростило бы восстановление торговли в Алеппо, который сильно пострадал в результате частых и длительных нападений христиан. С другой стороны, двойное княжество требовало от своего правителя необыкновенной дипломатической ловкости в сочетании с острым политическим умом: ведь ему нужно было разбираться одновременно и в делах Сирии, и в опасных интригах Месопотамии. Вся его политическая жизнь пройдет под этим знаком двойственности: его деятельность будет более или менее равномерно распределена между Сирией и Месопотамией. Остается гадать, что стало бы с франкской колонизацией, если бы соперничество между султаном и халифом не помешало турецкому полководцу реализовать свои военные цели?
Едва он обосновался в Алеппо, как его предупредили, что султан вознамерился заменить его соперником. Тут же Зенги явился ко двору; он пробыл там три дня, но этого времени было достаточно, чтобы вручить сто тысяч динаров властителю, дабы тот подтвердил его назначение. В январе 1130 г. Зенги вернулся в Алеппо: между делом он провозгласил начало священной войны, в связи с чем потребовал военной поддержки сирийских князей. Бюри (стоящий во главе Дамаска) отправил ему войска, поставив во главе их собственного сына, который тогда правил Хамой. Атабек встретил его с почестями, затем приказал заключить его с эмирами в темницу и ускоренным маршем двинулся в Хаму. Город сдался без боя. Правящий эмир Хомса присоединился к армии Алеппо и Мосула и предложил выкупить Хаму. Зенги сделал вид, что согласен, получил значительную сумму и даже приказал совершить общую молитву от имени нового правителя, а затем повелел схватить обманутого покупателя! Его армия пришла в Хомс, где попыталась повторить тот же удачный ход, который совершила в Хаме. Чтобы пресечь сопротивление, атабек приказал публично бичевать своего пленника: с крепостных стен члены семьи и приближенные эмира могли видеть это печальное зрелище, но их боевой дух не ослаб. Дело было проиграно!