Страница 2 из 41
Иному может показаться, будто в письме офицера Г. ничего плохого, неуважительного нет: налицо и признание, что Елена Николаевна «чудесный человек и преподаватель», и выражение благодарности. Но вдумайтесь, вглядитесь пристальнее. Человек пишет: научите моего сына таблице умножения, научите его решать задачи. Превосходно — это прямой долг Елены Николаевны, и, поскольку она взялась за это дело, Ваня, несомненно, будет успевать по арифметике. Но кто, если не сам офицер Г., прежде всего должен научить своего сына уважать мать? Трудно тут что-либо сделать кому-то третьему, потому что всего лучше и убедительнее живой пример, а мальчик видит, что отец пренебрегает семьей, не пишет, не проявляет на деле ни любви, ни уважения.
Возмущает первая же фраза в письме офицера Г. Что это за «условности нашего времени» и какую именно «степень» отцовской любви они диктуют? Как видно, температура этой любви у Г. весьма невысока, если она подвержена влиянию «условностей», если все ее проявления ограничиваются посылкой денег, при полном невнимании к внутреннему миру сына, к его печали и радости.
Попробуем понять, что же в конце концов произошло? Были отец и сын. Отец — это очень много для ребенка, его место в семье ничем не заполнить, его авторитет, вера в его силу и правоту у ребенка непоколебимы. И вот отец уехал. Уже самая разлука тяжела для мальчика. А отец ничего не сделал, чтобы облегчить сыну эту тяжесть, он не делает даже самого простого и естественного: не пишет. Проходит четыре месяца — писем нет, и мальчик, замкнувшись в себе, с горечью ищет объяснений.
Ищем их и мы. Каковы бы ни были условия («условности») нашего времени, о которых упоминает офицер Г., остается непонятным: неужели за все четыре месяца он совсем не думал о сыне? Не скучал о нем? Не хотелось ему знать, что теперь делает мальчик, как его успехи в школе? Странный отец, которому даже не любопытно, чем увлекается его сын на досуге, как развиваются его способности, крепнет мысль, складываются собственные мнения и пристрастия, — отец, которому неинтересно, каким человеком обещает стать его ребенок, и у которого нет желания своей рукой поддержать и направить этот драгоценный человеческий рост.
Кто же должен думать и заботиться об этом, если не отец? Мать? Смешно и нелепо было бы спорить: огромно материнское влияние на ребенка, важно и весомо слово материнского упрека или ласки. Но это не все, и особенно для ребят постарше: они нуждаются в поддержке, влиянии, примере отца.
Нет, именно в наших сегодняшних условиях, как никогда, ни один отец не имеет права забывать о своих отцовских обязанностях. И остается только пожалеть того бедного душой отца, который не понимает, что эти отцовские обязанности не только хлопотное, долгое, утомительное дело, но и большая радость, не понимает, что это приносит подлинное счастье, делает жизнь человека богатой, осмысленной и полной.
Не «условности», не внешняя форма, а условия нашего времени всегда диктовали и диктуют одну «степень» отцовского, родительского чувства: самую высокую. Долг отца — не только обеспечить ребенка материально, но и заботиться о его развитии, о его характере, воспитать его хорошим, достойным человеком, полезным и деятельным. И напрасно думает офицер Г., что всем этим обязан заниматься за него кто-то другой, кого можно в благодарность снисходительно похлопать по плечу.
Этот пример — не исключение. Многие родители полагают, что они вправе начисто отделаться от всех нематериальных обязанностей по отношению к детям, полностью передоверить дело воспитания школе: дескать, я — отец, я кормлю и одеваю своего ребенка, а вы — педагоги, вот вы и воспитывайте, и если что-нибудь не так, я же к вам приду с претензиями. Отсюда и этот надоевший припев: «И чему их только в школе учат!», который слышишь ежедневно от взрослых, недовольных поведением ребят на улице, в общественных местах. Недовольство это почти всегда справедливо, но что сделали сами взрослые — отцы и матери, чем помогли школе воспитывать своих детей?
В долгой беседе с нами Елена Николаевна рассказала, между прочим, такой характерный случай: отец одной из ее учениц, у которой не все было благополучно с успехами, упорно не отвечал на записки Елены Николаевны и не явился в школу, несмотря на все просьбы. Елене Николаевне пришлось позвонить в одиннадцать учреждений (маленькая девочка не знала, где работает отец), пока она, наконец, разыскала этого папашу и смогла поговорить с ним о его дочери.
Справедливо считают, что педагог должен знать, как живут его ученики в семье, знать их быт, их домашние условия. И каждый хороший, чуткий воспитатель, как только явится надобность, постарается зайти домой к ученику, побеседовать с родителями. Но можно ли требовать, чтобы он обошел все сорок домов? Не легче ли, не проще ли родителям время от времени заглянуть в школу, где учится их ребенок, и поговорить с учителем? Труд учителя — это в полном смысле слова святой, благородный и притом очень тяжелый труд. И прямой долг каждого из нас — уважать учителя, воспитателя наших детей, и всеми силами помогать ему в его большом и прекрасном деле. Постыдно, уродливо, недостойно отношение к учителю, как к слуге, барское пренебрежение, которое позволяет себе офицер Г.; постыдно, уродливо его равнодушие к сыну.
1946 г.
ОНИ ВСЕ РАЗНЫЕ…
Мише восемь лет, он уже школьник. Но ходит он в школу неохотно, рассказывает о ней скупо. Между тем у него молодая учительница, и остальные дети любят ее: веселая, интересно рассказывает, читает ребятам книжки. Но Миша никак не может освоиться с классом. На уроках он напряженно слушает и как будто все понимает. Когда учительница спрашивает: «Что же мы узнаем во втором вопросе задачи?» — он вместе с другими поднимает руку. Но едва Зоя Константиновна останавливает на нем свой взгляд, Миша тотчас начинает тереть себе глаз, словно только потому он и поднял руку, что глаз зачесался…
Миша плохо успевает. Он хорошо решает задачи дома — и становится в тупик перед самой простой задачей в классе. Он твердо знает, что, если слово женского рода кончается шипящей согласной, нужно поставить мягкий знак, но в диктанте он старательно вывел: «мыш», «рож». Учительница предупредила мать: Мишу, очевидно, придется оставить на второй год. Мать рассказала о том, каков мальчик дома: он и старателен, и соображает неплохо, но вот беда — застенчив очень, может быть, потому и в классе теряется… Учительница ответила:
— У меня их сорок, я не могу знать каждого в отдельности.
Нам захотелось побывать у нее в классе, понять, чем продиктован этот ее ответ: равнодушием? холодностью? безразличием?
…Это был хороший урок. Ребята по очереди читали, задавали вопросы. В следующий час разбирались ошибки недавнего диктанта, и ребята охотно, наперебой придумывали предложения. Зоя Константиновна вела себя просто и непринужденно, видно было, что и ей интересно вести урок. В классе была приятная, оживленная атмосфера дружной работы. И мы все чаще поглядывали в тот угол, где молча сидел застенчивый Миша. Почему он молчит? Потом мы поговорили с Зоей Константиновной. Она преподает второй год. Работа очень нравится ей, увлекает. Что ей было трудно на первых порах?
— Научить ребят решать задачи. Еще — научить устному счету. И правописание безударных гласных — тоже трудная штука.
— Ну а ребята у вас хорошие?
— Очень хорошие!
— Скажите, вон тот, на первой парте, — что он за мальчик?
— О, прекрасный мальчик. У него одни пятерки. Очень развитой и смышленый.
— А тот черноглазый, в голубой рубашке?
— Это троечник. Средний ученик. Но дисциплинированный.
— А вот тот, курносый, с веснушками?
— У этого вообще четверки, но по арифметике ниже пяти не бывает.
И вдруг все эти ребята — черноглазые и голубоглазые, смуглые, светловолосые, веснушчатые — все стали на одно лицо, и уже только одно отличало их: четверочник, троечник, двоечник, отличник…