Не вернуться никогда

Вадим не переставал удивляться. Как-то так само собой получилось, что он оказался главным, хотя не добивался этого. Вот и сейчас к Инго был приглашён только он один — остальных разместили и кормили во дворовых пристройках.

— На севере уже зима и идёт война, — Инго был одет в шелка, на голове — золотой обруч с мерцающим камнем. Видно было, как ему неудобно и странно во всём этом. — Твои братья воюют со всеми сразу, земля горит, небо горит… Но на мой остров зима и война не доберутся.

— Что ж, ты выбрал себе хорошее место, кэйвинг, — Вадим усмехнулся и прямо посмотрел в глаза анласу. Раньше он, пожалуй, не позволил бы себе такого взгляда и таких слов. Но за прошедшие месяцы паренёк из Тамбова видел уж всяко мне меньше, чем кэйвинг Инго… — Мой кэйвинг тоже выбирал и выбрал. Только место то оказалось похуже, чем твой Эргай. Ну да ничего, мы ещё придём за своим.

— Оставайся у меня. И ты, и твои люди, — предложил Инго. Вадим пригубил рог с пивом:

— Я — не останусь. Остальных — спрашивай, они не мои люди, я уже говорил.

— Пусть будет так, — Инго наклонил голову. — Я дам скиду, вас высадят там, где скажете, хоть на южном юге. Это немного, но такие отважные люди заслуживают хотя бы этого.

— Я благодарю тебя, кэйвинг.

Оруженосец, неслышно ступая, налил пива в подставленный рог Инго, но смотрел во все глаза на Вадима. Был он не младше, пожалуй — но слухи о походе через дюны многого стоили.

— Ты спас семью кэйвинга Йохаллы, — это был не вопрос, а утверждение.

— Мы спасли. Я и мой побратим Ротбирт.

— Отважный поступок.

— Обычный, не более того.

Инго встал, досадливо раздёрнул ворот, сорвав золотую застёжку. Прошёлся по комнате, пиная ковры. Огромный волкодав, лежавший в углу, с интересом следил за хозяином.

— Жаль, что не хочешь остаться, — почти зло сказал кэйвинг.

Примерно две трети людей захотели остаться на Эргае. Но Ротбирт сказал, что пойдёт с Вадимом. А перед этим они оба посетили жену Йохаллы и дали клятву, что вернутся, едва она позовёт. Она оставалась женой кэйвинга, а её старший — наследником…

Скида высадила тех, кто пожелал уйти, за рекой. Инго не поскупился — дал всё, что было нужно, от скота до ножей.

Честно говоря, Вадим не знал, куда идти. И не знал, что делать и о чём говорить с Эрной, которая деловито собралась с ним.

Вечерело. В чёрном лесу падал снег. Отряд Вадима пробирался звериной тропкой к ночлегу, когда Ротбирт остановил друга:

— Смотри!

Навстречу молча и быстро двигалась колонна всадников. Это были анласы — крылатые шлемы, длинные склонённые пики, рыжие кони… Они разъехались на две колонны и встали среди деревьев колено к колену. Между этими живыми стенами неспешно проехал ещё один…

— … Привет тебе, Ротбирт сын Норма, — сказал Синкэ.

Может, полгода назад и забилось бы чаще сердце Ротбирта. Но за это время он и не такое видал. И, глядя прямо в светло-серые глаза под выпуклым козырьком крылатого шлема, он сказал спокойно:

— И тебе привет, Синкэ сын Радды брат Хэсты. Добрая встреча… — Вадим подал коня вперёд, но Ротбирт дёрнул плечом и продолжал: — А эти люди ни при чём, не трогай их. На них нет крови твоего брата. А я — вот он, — и положил руку на рукоять меча.

Вадим помнил, кто такой Синкэ. И сейчас видел то, чего, наверное, не замечал Ротбирт — как странно смотрит сын убитого Ротбиртом юного кэйвинга. Задумчиво… и с сожалением… и устало как-то. И не торопится хвататься за меч или кричать приказ. А потом Синкэ соскочил наземь, откинул плащ и перебросил узду молодому воину. И подошёл к Ротбирту вплотную.

Теперь и Ротбирт увидел, какое странное у него лицо. Сперва не понял, что к чему, а потом — потом сообразил. Синкэ стал мужчиной, и очень мало осталось в нём от того мальчишки, что в лесу на севере травил беглеца Ротбирта собаками, то ли мстя за старшего брата, то ли в бездумном азарте охоты…

— Отойдём, Ротбирт сын Норма. Отойдём, нам надо поговорить, — сказал Синкэ и пошёл первым…

…Они отошли на два десятка шагов в мокрую холодную черноту.

— Не думаю, что дальше будет лучше, чем здесь, — сказал Ротбирт в спину перед собой. Синкэ остановился, повернулся и скрестил звякнувшие руки на груди:

— А и то… Так ты жив.

— Как видишь… Где же твой брат Стэкэ? — спросил Ротбирт.

Лицо Синкэ дёрнулось:

— Три месяца назад в лесу на побережье на нас напали данвэ. Не думаю, что кто-то из них сможет рассказать своим о той схватке. Но и наших могил над морем осталось немало. И среди них — курган моего брата Стэкэ. Один я из трёх сыновей отважного Радды остался.

Робирт много раз думал, что скажет, если встретится с братьями. Но вот перед ним Синкэ, в глазах у него — усталость и нечего ему сказать…

— Я сочувствую тебе, — сказал Ротбирт.

И тогда Синкэ рассмеялся. Негромко и вовсе не весело. "Кажется мне, всё-таки пришёл последний час", — подумал Ротбирт. Но Синкэ неожиданно сказал:

— А знаешь, пока я охотился за тобой, мне совсем расхотелось тебя убивать.

— А я тебя убивать никогда и не хотел, — тихо ответил Ротбирт.

Мальчишки молча смотрели друг на друга. Им было как-то неловко, и они не понимали, почему. Ротбирт кашлянул. Синкэ поправил плащ, спросил, глядя в сторону:

— Как ты жил всё это время?

— А так же, как и ты, — пожал плечами Ротбирт. — Сражался. Ложась спать сегодня, не очень-то знал, что будет завтра. И мне по душе эта жизнь, клянусь топором Дьяуса, Синкэ!

— Да… — усмехнулся тот. — А меня теперь редко называют просто Синкэ. Чаще — Синкэ Алый Клинок.

Он сказал это с заметным детским тщеславием. И Ротбирт в долгу не остался:

— Да и меня всё больше зову Ротбирт Стрелок.

Синкэ кивнул. И сказал недоумённо:

— Странное дело. Я так привык к тому, что у меня есть враг, что теперь не знаю, как мне быть.

— Ты не хочешь мстить за братьев? — вот теперь Ротбирт не смог не удивиться. — Или тебе нужно золото? Но мало мне было прибыли в этом походе…

— Разве я хангар, чтобы считать вес чужих кошелей? — Синкэ поморщился. — А мстить… за кого мне мстить? За Стэкэ, который нашёл смерть в погоне за местью? Или за Хэсту, которого покарали боги за жадность до власти? Я так часто рубил в эти месяцы, что усвоил кое-что важное, Ротбирт Стрелок. Эта земля велика — а нас, анласов, не так уж и много… Нет, я не стану мстить. И не нужно мне золото.

— Ты благороден, кэйвинг Синкэ сын кэйвинга Рады, — признал Ротбирт. — Я… я не знаю, я бы не смог вот так отказаться от мести…

— Довольно об этом, — прервал Синкэ. — Я рад, что ты жив… хоть ещё малое время назад не знал, что и думать! А теперь скажи мне, Ротбирт Стрелок, кому ты служишь сейчас?

— Человек, которому я служил, погиб на юге, — ответил Ротбирт. — Я хочу мстить за него, но от нас почти ничего не осталось. И не я веду нас, а мой друг, Вадомайр Славянин.

Синкэ кивнул. Потом наконец-то снял шлем и мотнул головой, разбрасывая по плечам густые волосы:

— Я иду на юг и все анла-тэзар идут со мной. Что ты скажешь и что скажут твои друзья, Ротбирт Стрелок, если я предложу вам скакать с нами?

Ротбирт посмотрел в глаза Синкэ. И кивнул:

— Я не скажу "нет". А о прочих говори с Вадомайром. Но я думаю, что все пойдут с тобой, кэйвинг.

Огромный вепрь, взрывая дёрн, вылетел на опушку. Щетина на шее и вдоль хребта стояла дыбом, глаза налились кровью, клыки и чёрные губы покрывала пена. Дёргая остроконечными ушами и всей кожей, он прислушивался.

Южный зимний лес был полон жизни. Она кишела и кипела везде — и не было ей никакого дела до того, что вепрь умирал.

Нет, на нём не было ещё ни единой царапины. Но он ощущал, что смерть идёт по пятам. Он пересёк болото, надеясь сбить со следа погоню, но сейчас чувствовал — ничего не вышло.

Вепрь хрипел от ярости. Слабые, медлительные двуногие существа были сильны хитростью. Сильнее любого обитателя леса. Слабость своих рук они возмещали смертоносными палками. Слабость ног — тем, что ездили на быстрых, сильных конях. Слабость обоняния — тем, что их врагов выслеживали стаи собак…