Страница 28 из 47
— Ма, это дурной тон — писать рецензии по слухам, — не без ехидства заметил Данила.
— Пришлю кого-нибудь из своих. Есть там у меня один новенький — пусть опыта набирается.
— Мам, я отца видел, — сказал Данила.
…Светлана Александровна не перебивала сына, пока он рассказывал, сидя рядом с ней.
А потом сказала:
— Ты всё правильно сделал.
69.
— Ма, а ты хотела бы его увидеть? — осторожно спросил Данила. Светлана Александровна промолчала. Данила знал, что у матери бывают мужчины и всегда относился к этому снисходительно… но никогда не задумывался — а любила ли мама хоть одного из них?
Они ещё долго сидели молча. И, когда наконец Светлана Александровна оторвалась от своих мыслей, то увидела, что её сын спит, завалившись щекой на спинку дивана и посапывая. Лицо у него было безмятежное и счастливое даже во сне.
Шумела неподалёку стройка — женщина подумала, что, когда всё кончится. она, чего доброго, не сможет спать без этого деловитого шума.
ГЛАВА 4.
Два дня оказались хорошими. Во всех смыслах. Оказывается, человеку нужно изредка отдыхать ото всего — телефонных звонков, транспорта и других людей. Светлана Александровна забралась в лес вдоль реки так глубоко, как позволяло бездорожье и её BMW с его низкой посадкой — впрочем, этого оказалось вполне достаточно, чтобы о цивилизации напоминали лишь иногда пролетавшие лёгкие самолёты, превентивно опылявшие поля против саранчи.
На самом верху длинного, пологого спуска к реке Данила умело разбил новенькую палатку и занялся обустройством лагеря с такой сноровкой, что Светлана Александровна, наблюдавшая за ним, удивлённо сказала:
— Это тебя в клубе научили?
— Нет, это я ещё в Москве умел, — ответил Данила, ловко подрезая лопаткой дёрн на месте будущего костра. Люська, сидевшая в обнимку со щенком в машине, заметила взрослым тоном:
— Дурачье дело нехитрое, — и была очень расстроена, когда Данила в ответ засмеялся.
Можно было купаться, спать и вообще бездельничать. В первый же вечер Данила забабахал шашлык из запасённого заранее мяса, отогнав от костра обеих женщин — Светлану Александровну, пытавшуюся помочь, и Люську, которая лезла из любопытства и вредности. А утром, пока сестричка ещё спала, Данила уговорил маму пойти пострелять из пистолета.
Он и сам-то стрелял из него пару раз, забравшись за город подальше. Так поступали все городские мальчишки, у которых имелось своё оружие — а имелось оно у многих, в основном Великой Отечественной войны. Зато Данила часто стрелял из газобалонников в клубном тире — это позволяло "набить руку". Всадив в самодельную мишень с расстояния в двадцать пять метров восемь пуль одну к одной, он с удовольствием взялся руководить мамой, куда нажимать, как целиться и держать кисть. Светлана Александровна кивала, кивала… а потом, вскинув руку, расстреляла магазин с такой скоростью и точностью, что Данила захлопал ресницами, не понимая — его ли это мать? Светлана Александровна озорно дунула в курящийся синим
70.
легким дымком ствол и сообщила:
— Не разучилась… — потом рассмеялась: — Я тебе не говорила. Отец меня учил, у него был трофейный пистолет. Не помню, как назывался… — большой такой… Но не "вальтер" и не "парабеллум", эти я знаю.
— У деда был пистолет? — Данила растерянно крутанул в руках ТТ. — А куда делся?
— Не знаю, — призналась Светлана Александровна. — Я весь дом обыскала, боялась, ты найдёшь. Может, выбросил, а может — спрятал надёжно так…
— Я и не знал, что ты умеешь стрелять, — с некоторой обидой заявил Данила. — Ты всегда говорила, что боишься оружия.
Светлана Александровна взлохматила сыну волосы:
— А ты обо мне многого не знаешь, сын. — пояснила она. — Ты подумай — мы же с тобой НИКОГДА вот так никогда не выбирались. Заграница — это не то совсем, я там, если честно, себя какой-то… самозванкой чувствую.
— Самозванкой? — засмеялся Данила. Мама кивнула:
— Да, правда. Вот бармен например подает меню — вежливый, кланяется… А я меню смотрю и думаю: "Может он меня не за ту принял?" — она улыбнулась грустно и спросила вдруг:
— Скажи честно, Данила: ты не злишься на меня, что мы уехали из Москвы? Люська дуется, я чувствую.
— Она глупая ещё, — возразил Данила. — В Москве, конечно, здорово… но тут лучше. По-моему, мам, люди себе много выдумывают. Не просто ванну — а джакузи. Не просто туалет, а с финской плиткой в облицовке. А про то, что есть на свете такое, — он повел рукой вокруг, — вот такое! Про это забывают. И даже отдыхать тащатся на разные там острова. Уже тошно, надоело, не хочется — а тащатся. Потому что престиж.
— Нам легко говорить, — покачала головой Светлана Александровна. — Мы туда ездили. Ты сколько раз был за границей? А большинство людей не были. Думаешь, им не хочется?
— Не зна-аю… — протянул Данила. Задумался, решительно тряхнул головой: — Может, и хочется. Только если побывают там раз, другой — тоже надоест. А то, что вокруг нас — это надоесть не может. Понимаешь, ма? Я по-другому просто сказать не умею. Вот я жил в Москве. По здешним меркам мы страшно богатые люди, ты знаешь? А что я видел? Ну Турцию, потом — острова, пальмы, негров с коктейлями, круизные теплоходы… А главное не это.
— А что? — тихо спросила Светлана Александровна, глядя на речку, которая неспешно текла на северо-восток, где начинались плавни, тянущиеся до самого Дона, на лес по берегам… — Что главное?
— Главное? — Данила посмотрел в небо и прочитал тоже не очень громко, но с чувством:
— Главное, что я не знал, что у меня
Есть огромная семья.
И травинка, и лесок,
В поле — каждый колосок,
Солнце, небо голубое —
71.
Это всё моё, родное!
Это всё — моя земля,
Это — Родина моя…
Светлана Александровна слушала внимательно. И молча обняла сына за плечи — они так и вернулись в небольшой лагерь…
…Да, хорошие были два дня. И отдохнул Данила здорово, только… очень устал, как в анекдоте. И, вернувшись вечером домой, завалился спать, да так, что утром проспал будильник, проспал уехавшую на работу маму, которая завезла Люську к какой-то новой подружке, проспал то, как все не привыкший пользоваться специально проделанным собачьим выходом Кусь скребя и лаял под дверью, пока всё же не выбрался наружу… Разбудил его, как ни странно, звонок телефона — правда, звенел тот очень настойчиво. Натыкаясь на углы, двери и мебель, Данила спустился в прихожую, сонно размышляя, что давно пора поставить ещё два аппарата, нашарил трубку и сел на пол:
— Дом Серёгиных, — буркнул он и зевнул.
— Данила, ёлки-палки! — это был голос Олега. — Я думал, вы задержались где! Ты что, дома?!
— Нет, — отозвался Данила, — откуда? Я задержался, а это автоответчик — бииииии… Тебе чего?
— Я из школы, — сообщил Олег, словно это всё объясняло.
— С первым сентября, — согласился Данила. — Если это всё, то я пошёл спать. Вечером в клубе встретимся. Олег, я спать хочу — убойно, честно.
— Данила! — заорал Олег. — Погоди, не выключайся! Тут рукопашная! Из-за кадетских классов!
— Что? — Данила понял всё-таки, что просыпается и решил вникнуть в проблему: — Какая рукопашная, какие классы? Июнь только начался, вы там что, ремонт какой затеяли?
— Да какой ремонт, ты что, спишь?! — оглушительно возмутился Олег.
— Я же сказал, что да, — популярно объяснил Данила. И справедливости ради добавил: — Но теперь проснулся. Излагай.
— Уфф… — выдохнул в трубку Олег. — Короче, так. Анатолий Борисович…