Страница 4 из 7
— Отцовская фирма аэроклуб спонсировала, я летал. На "грифе". Такой же точно MZ-34 на нём стоял.
— Отец шишкой был, что ли? — усмехнулся Борька.
— Был, — кивнул я спокойно. — Исполнительный директор. Ну и что? Его бомбой накрыло. Не стали разбираться…
— Погоди, не об этом речь, — Колька подошёл ко мне. — Ты в движках что, разбираешься?
— Пока техминимум не сдашь, летать не допускали, — ответил я.
— Слушай… — Колька задумался. Андрюшка недовольно сказал:
— Ну не вздумай, сотник, он же иногородний…
— А по-моему можно, — заметил Борька. — Зря ты, братишка, на него прёшь. Дим?
— Не знаю, — отрезал Димка. И тут же добавил: — Но вообще-то не помешало бы.
— Слушай, тёзк… — Колька подошёл ко мне, усадил на стул, с которого всё ещё свисали обрывки верёвок. — Ты вообще как про эту войну думаешь?
Я промолчал. Мне пришлось сделать усилие, чтобы осознать тот простой факт, что вот сейчас, вот в этот самый момент — идёт война. И я сказал честно и растерянно:
— Я не знаю.
— Ну например, тебе нравится, что они в своих листовках пишут — России больше нет? — Колька усмехнулся. — Нам, например, очень нравится. Янки что обещают? Все казачьи области — самостоятельными республиками сделать. Казакам — всякие льготы. В армию набирать к себе, за хорошую плату. Так и пишут! Пять лет отслужил — дом и пожизненную пенсию. Даже чеченские земли нам отдадут — вон, терцам. Наши генсеки отняли, президенты не вернули, а они — отдадут. А Россия — да пошла она… — он пожал плечами.
— Да пошли вы сами! — вдруг вырвалось у меня. Я вскочил, чувствуя, как неожиданный, невесть откуда взявшийся гнев наливает мои непроизвольно сжавшиеся кулаки свинцом. — Предатели! Правильно я про вас читал, что вы ещё в Великую Отечественную фашистам продались! Ваши старшие тоже только и думают, чтобы им сэндвич долларами намазали, или вы тут одни такие умные?!
Слова у меня кончились. Вот странно, откуда они вообще взялись-то, я ж ни про что такое и не думал никогда, а тут — выдал, как из пулемёта! А теперь стоял и тяжело дышал, обводя всех четверых взглядом.
— Ого, — сказал Андрюшка.
— Ну тогда пошли, — сказал Колька.
— Куда?! — ощетинился я.
— Пошли-пошли, — он положил руку мне на плечо. — Посмотришь, какой самогон мы тут гоним… иногородний.
* * *
Их было девять. Точнее — восемь; четыре хорошо мне знакомых "грифа", три "блюза", один ТХ-42. Двухместные парапланы стояли вдоль щелястой стены низкого ангара в ряд. Девятый "гриф" висел на стропах в полуразобранном — или полусобранном? — виде.
Вообще-то они отличались от тех ярких машинок, на которых я летал в клубе. Снизу покрашенные серо-синей, сверху — маскировочно-пятнистой гаммой. Движки закрыты какими-то коробками, под двойным сиденьем проходит толстый стальной лист. На сиденьях — номера, на носовых обтекателях — сине-малиново-зелёный круг; три буквы: ККВ; названия — на каждом своё: "Атаманец", "Потёртый Гарри", странное "Саш'хо", ещё какие-то…
А ещё потом я понял, что чехлы на "грифах" — это пулемёты.
— Вот так, — сказал Колька тихо. — Вот это, значит, наши коняшки. Тут раньше — давно — аэроклуб был. Потом разорили его… лет пять назад — восстановили, матчасть в другое помещение вывезли, подальше. Мы там занимались, в этом клубе… А тут осталось всякое-разное. Мы пошустрили, глядим — можно машины собрать, только руки приложить. Вот и… приложили.
— И что вы хотите делать? — спросил я, хотя ответ знал отлично.
— Воевать, — ответил Колька.
— На этом?! — я уставился на него.
— Э-э-э… — протянул он. — Да ты, я вижу, только кино про ночной дозор и Гарри Поттера смотрел…
— Да ты объясни! — у меня не было сил злиться.
— Лады. На парапланах ещё двадцать лет назад абхазы с грузинами воевали. И очень хорошо получалось…
— С грузинами! — я аж всхлипнул. — А сейчас против нас что — грузины?! Да янки ваших
бумажных голубей своими "пэтриотами"…
Общий смех не дал мне договорить.
— Вы что в больших городах, правда все такие дикие? — добродушно спросил Борька. А Колька терпеливо продолжал:
— Значит так. Как раз в том-то и фишка, что ни фига они ни "пэтриотами", ни радарами параплану не сделают. Он может идти над травкой, где его ни радар, ни ракета не возьмут. А может планировать по сто с лишним кэмэ с выключенным двигателем. Хочешь — гранату прямо в танковый люк положишь.
— Не мы первые такие умные, — сказал Димка, похлопывая рукой по каким-то ящикам. — У терцев есть парапланщики. Взрослые мужики, конечно… У нас вообще авиации почти нет, только переделки, настоящих боевых машин мало — вот уж точно в небо соваться опасно, заклюют. Ближайшие наши — ну, русские — самолёты в Саратове, в Воронеже… А мы чем бог послал обходимся. Но тут дело в том, что вот такими машинками врага можно здорово покалечить.
— Понимаешь, — снова заговорил Колька, — у них вся сила — тыл. У них бойцы фиговые, я тебе правду говорю, особенно тут. Ни турки, ни грузины, ни даже янки сами против казачков наших — не вояки. Немцы там разные — вот они могли бы с нами потягаться. Но они-то своих солдат амеросам давать не спешат… Беда в чём? Мы патроны экономим, раненых сколько гибнет, продуктов на фронте не хватает — тыл у нас плохой. А у них даже почта чок в чок приходит. Тылы работают, как часики швейцарские. А вот если им тылы расшатать — тогда ещё неизвестно, чей верх. Забомбить мы их не можем — сил нет, правильно Димка говорит. А вот зажалить — запросто.
— Погодите, — я покрутил головой. — Ну ладно. Ну, сделали вы эти машины. Ну и отдайте их в войско, чего лучше?!
Какое-то время все четверо молчали. Потом Колька сказал:
— У меня дружки есть… Коломищевы. Игорек, Денис, ещё один Борька… Ты видел, наверное, разве что не запомнил пока. А у них братьев-то четверо было. Старший, Лёшка, в этом году школу должен был закончить. А как всё это началось — он в реестр записался. Шестнадцать-то было уже… И во втором бою, прямо у отца, у дяди Антона на глазах… миной его. Он ещё жил сколько-то, Лёшка. Дядя Антон рассказывал: "Батя, — говорит, — не надо, я умирать не хочу, я жить хочу, прогони, прогони…" Это он про смерть, значит… А потом маму позвал — и вытянулся. Вот так… Он нам, младшим, прохода не давал, на учёт его ставили, колонией уже грозились… А теперь всё. Фотки одни остались… Ребята говорят — мать с работы придёт, на столе их разложит и смотрит, смотрит…
— Понимаешь, Коль, — Димка так и сказал — "Коль", но обращался он ко мне, а не к Радько. — Он берёт двести, ну — двести десять килограмм. Параплан. Если взрослый один летит — неудобно. Пробовали. Это ему надо за всё работать. Если двое — это считай сам. Сто шестьдесят килограмм, не меньше. Остаётся пятьдесят. А защита двигателя, а экипаж хоть чуть защитить? И выходит едва тридцать. А если двое мальчишек — это не больше ста двадцати. Плюс сорок килограмм. Семьдесят кэгэ боевой нагрузки. Семьдесят — и тридцать. Сравни.
— Вам не разрешат, — покачал я головой.
— А кого мы спросим? Где цели — знаем не хуже взрослых, не дурные. Как говорится — курочка по зёрнышку…
— С миру по нитке — амеросам верёвка, — добавил Борька. — У нас только с последним движком проблема. И с горючкой. Но горючку мы… это… делаем.
— Так это вы горючку бодяжите?! — дошло до меня.
— Ну… ещё до войны, когда отец живой был, из Инэта один рецептик скачал, — признался Димка. — Хотел из рапса горючку делать на продажу. Типа частного бизнеса. Да вот не успел. А мы сейчас делаем. Не бензин, конечно. Но пойдёт. А рапса на стане — сила.
— У него ёмкость одиннадцать с половиной литров, — вспомнил я характеристики движка, — расход топлива четыре на час… И жмёт он тогда сто пятьдесят. А на вашем самогоне
как?
— Скорость такая же, — готовно сказал Димка. — Но жрёт по пять литров на час. И дымит, если фильтры не менять то и дело.
— Фильтры сами делаете? — уточнил я, присаживаясь возле недоделанного "грифа".