Загадка Белой Леди

– Больше вы ничего не обнаружили в комнате подозрительного?

– Обстановка комнаты ни в чем не была нарушена. Везде был порядок. Никаких следов и свидетельств борьбы. – Тут доктор Робертс вновь на мгновение замолчал. Инспектор смотрел на него испытующе, явно почувствовав, что доктор чего-то недоговаривает, и выжидая. И доктор решился. Молча открыв ящик своего стола, он протянул полицейскому белый листок бумаги. – Вот, это лежало на рабочем столике миссис Хайден.

Полицейский взял листок и некоторое время разглядывал нарисованный на нем знак. На листке был нарисован треугольник, в который был вписан глаз.

– Как на американском долларе. И что все это означает, по-вашему?

– Я не знаю, капитан. Вообще-то этот знак – глаз внутри треугольника – является языческим символом. Но еще в XVIII веке он был сделан эмблемой некоего Ордена иллюминатов. Его начертание говорит о способности братьев Ордена проникать куда угодно и наблюдать за всем на свете.

– Вот как? Значит, убийство заказано этим самым Орденом?

– Не знаю, капитан. Все может быть.

– Хорошо, доктор, разберемся, – спокойно ответил капитан, положив листок с изображением к себе в карман. И вдруг, глядя на доктора в упор, он начал спрашивать жестким голосом: – Итак. Где была миссис Хайден в эту ночь? Почему не ночевала в своей комнате? Вы это обязаны знать.

– Да, увы. Миссис Хайден в эту ночь, согласно ее рассказу, провела у Жака.

– Кто такой этот Жак?

– Наш м-м-м… садовник.

– Вы уже говорили с ним?

– Нет, еще не успел.

– Хорошо. Почему мисс Волендор оказалась в комнате миссис Хайден?

– Не знаю.

– Кого вы подозреваете в убийстве?

– Никого, – ответил доктор Робертс, глядя прямо в глаза инспектору.

Полицейский несколько мгновений молчал, испытующе глядя прямо в глаза доктору.

– Дайте мне список всех пациентов клиники, – потребовал капитан после непродолжительного молчания.

Робертс открыл стол, достал оттуда папку и, освободив один из листков, протянул его полицейскому. Тот бегло просмотрел лист и спросил:

– Здесь все?

– Ах, извините, капитан, – вдруг спохватился доктор, вспомнив, что прибывший вчера «клерк», как он за глаза окрестил нового пациента, пока не внесен в список, поскольку доктор еще не определил его окончательный диагноз, а значит, и не принял решения о необходимости его дальнейшего содержания в клинике. Поэтому он за-брал бумагу из рук инспектора и сказал: – Обратитесь к сестре Ангелике, она даст вам последнюю, более полную версию. Там будет указана точная дата прибытия к нам в пансион каждого пациента. У нее же вы сможете получить и полный список обслуживающего персонала, – предупредил доктор готовые сорваться с уст капитана новые вопросы.

– Более вы ничего не можете сообщить мне по существу дела, доктор Робертс?

– Увы, капитан, к сожалению, нет. Такое случилось у меня в пансионе впервые за всю мою многолетнюю практику. До сих пор моя репутация была безупречной… Так что вы меня извините, капитан. Надеюсь, вы вполне можете понять мое состояние?

– Да, я вас понимаю, доктор. Однако и вы тоже должны понять меня. Моя работа обязывает меня действовать, игнорируя эмоциональные состояния… – тут полицейский несколько замялся, решив не называть своего собеседника подследственным, дабы раньше времени не обострять его инстинкт самозащиты, – своих собеседников, – закончил он.

– Увы, да, капитан. Вы правы. Но будьте уверены, я сам не меньше вашего заинтересован в раскрытии этого преступления.

– Охотно верю, доктор. А потому не сомневаюсь, что вы дадите мне разрешение на допрос всех ваших пациентов и работников.

– Работников – пожалуйста, конечно же. Но пациентов, капитан – только в моем присутствии. Я все-таки отвечаю за их состояние, капитан…

– И за их жизнь, доктор, тоже, не правда ли? – жестко оборвал его инспектор, безжалостно намекнув на то, что жизнь одной пациентки уже тем не менее оборвалась. – Я настаиваю на строго конфиденциальном разговоре с каждым из ваших пациентов.

Робертс буквально прикусил язык от неожиданно явленной его сознанию в полный рост мысли о том, что за допущенное в своем хозяйстве происшествие он, весьма вероятно, может жестоко поплатиться перед родственниками больных, не говоря уже о спонсорах.

– Хорошо, капитан, – наконец выдавил он, понимая, что не имеет никакой возможности противостоять этому требованию. – Но только каждый раз с моего ведома и не более получаса. – Полицейский пристально посмотрел в глаза Робертса. Тягостное молчание, в течение которого оба собеседника старались получше понять намерения друг друга, длилось не меньше минуты. – Мне это необходимо для поддержания их психического состояния в относительной норме, – не выдержал наконец Робертс. – Так что уж будьте любезны следовать и моим условиям: я должен осматривать каждого пациента как до, так и после каждой беседы с вами.

– Хорошо, договорились, – ответил, немного помолчав, инспектор.

Затем он встал и, попрощавшись с доктором легким кивком, вышел из кабинета.

Еще некоторое время до слуха доктора доносились приглушенные голоса из приемной. Затем он услышал, как включился принтер: судя по всему, Ангелика распечатывала для инспектора списки пациентов и работников пансиона. Затем раздались твердые шаги, и хлопнула входная дверь – капитан вышел.

«Началось», – подумал Робертс, снял очки и, закрыв рукою глаза, уткнулся лицом в ладонь.

Но он не мог заподозрить и десятой доли того, что именно началось в его пансионе.

Через несколько часов инспектор Ковальски снова вошел в кабинет Робертса, но на этот раз уже как к себе домой, и с порога без всяких приветствий спросил, глядя на хозяина кабинета в упор:

– Почему вы скрыли от меня факт интимных отношений между миссис Хайден и мсье Виктором Вилльерсом?

Робертс, отстранившись от стола и выпрямившись в своем кресле, скрестил на груди руки. Некоторое время он смотрел на этого самоуверенного, с вызовом стоящего перед ним полицейского капитана, стараясь понять, что именно стоит за его наглой выходкой.

– Что именно подразумеваете вы под понятием «интимные отношения», капитан? – наконец спросил Робертс, чтобы выиграть время, а про себя подумал: «С вашей стороны весьма неумно, господин капитан, применять все эти тупые полицейские психологические штучки в общении с человеком, всю жизнь изучающим психологию людей».

– Перестаньте увиливать, доктор. Вы прекрасно знаете, что именно я имею в виду, – настаивал между тем инспектор.

– Нет, не знаю. И объясню вам, почему. Между миссис Хайден и Виктором не было никаких интимных отношений, если под интимными отношениями понимать общение, скрытое от других глаз и ушей. Они никогда ни от кого не прятались и никогда ни от кого не скрывали предмета своих разговоров. Или вы имеете в виду какие-то иные интимные отношения?

– Бросьте притворяться, доктор Робертс! Весь пансион знает, что у них роман.

– Вы и впредь, капитан, будете слушать мнения больных, – Робертс сделал особенное ударение на слово «больных», – и игнорировать комментарии лечащего врача? Кто вам наговорил подобных глупостей? Уж не господин ли Морена? – Доктору, на основании их предварительного договора с инспектором, было прекрасно известно, что из всех пациентов тот успел поговорить лишь с миссис Хайден и с этим сумасшедшим собачником. Из персонала же никто, даже большой оригинал Жак, не мог сказать инспектору ничего подобного. Если только в шутку…

– Неважно, кто мне об этом сказал, – неловко попытался увильнуть инспектор. – Теперь я жду ваших комментариев.

– Если вы успели заметить, капитан, здесь не просто дом отдыха, а пансион восстановительной психиатрии. Да вы присаживайтесь, – обретая уверенность, как всегда, когда говорил о своей профессии, жестом указал Робертс на свободный стул, стоящий по другую сторону стола.