Сошествие ночи

— Да. И отбросил её. — категорично произнёс Сен-Жюст. Он решительно взглянул в глаза Шпеер, затем взмахнул рукой. — Рэйчел, эта женщина реалист, так что вы могли бы оказаться правы. Если мы скажем ей, что можем с ней сделать, она может по крайней мере попытаться договориться о каком-то урегулировании. Однако, чтобы она нам поверила, мы также должны ей сказать, как устроен “Карамболь”, а мы не можем рисковать возможностью дать ей протянуть время, необходимое для нахождения дыры в своей защите и её ликвидацию.

Шпеер молчала секунд десять, затем кивнула.

— Да, сэр. Понимаю. — сказала она после кратчайшей паузы. — Я начину эвакуацию немедленно и...

— Я не думаю, что вы действительно полностью меня поняли, гражданка генерал, — прервал её Сен-Жюст голосом, ледяное спокойствие которого поразило даже его самого. — Я приказал вам выполнить “Карамболь” немедленно. Никакой эвакуации не будет.

— Но сэр! Я хочу сказать, я понимаю, что положение критическое, но мы говорим о...

Шпеер не могла спрятать испуг в голосе и Сен-Жюст увидел в её глазах нечто похожее на ужас, но резко её оборвал.

— Я прекрасно понимаю, о чем идет речь, гражданка генерал, — произнес он всё тем же ледяным тоном. — Тем не менее, как я только что отметил, МакКвин, кто бы она ни была, вовсе не дура. Если она увидит, что бы эвакуируем какие-либо башни вне непосредственной близости от Октагона, она вполне способна понять что будет, как если бы мы специально её предупредили. Что даст ей аргументы, если она захочет сделать обращение в эфире. Что, если она сообразит и призовет Флот Метрополии предотвратить удар? — Он покачал головой. — Нет. Совершенно невозможно предсказать, куда ситуация может зайти, так что я повторю ещё один, последний раз. Никакой эвакуации не будет. Это понятно, гражданка генерал Шпеер?

Рэйчел Шпеер раскрыла рот, затем снова захлопнула. Наверное секунды три она вообще ничего не говорила, однако затем кивнула.

— Да, сэр, гражданин секретарь. Понятно.

— ...　и я полагаю, что для вас настало время изменить свою позицию, гражданин комиссар, — невозмутимо произнесла Эстер МакКвин. Она потягивала кофе из флотской чашки и тихонько улыбалась, поскольку Эразмус Фонтейн пил из такой же. Она помимо собственной воли неподдельно восхищалась спокойным самообладанием комиссара и была полна решимости со своей стороны вести себя также.

— Вы умеете заставить это выглядеть довольно разумно, гражданка секретарь, — в следующее мгновение заметил госбезопасник. — К сожалению, гражданин секретарь Сен-Жюст мог бы найти это не столь разумным с моей стороны.

— Ох, ну хватит! — пожурила его МакКвин. — Вы также как и я знаете, насколько ничтожна законность единоличного руководства Сен-Жюста. Весь остальные члены Комитета собраны здесь в Октагоне и две трети из них уже согласились публично поддержать меня. Начинают переходить даже офицеры Госбезопасности — может быть еще и не толпами, но переходят. Возможно даже более важно, что Флот Метрополии пока не двинулся с места. Может они и не открыли огня по цепным псам Госбезопасности, но и Сен-Жюст не смог заставить их стрелять по нам, и вы точно также как и я знаете, что это означает. Прошло уже пятнадцать часов, а он не сумел нас раздавить и именно его поддержка слабеет. Когда остальная часть Комитета выступит на моей стороне, ему конец.

Фонтейн отхлебнул ещё кофе, выигрывая время на раздумья перед ответом, и МакКвин была рада ему это позволить. Оба они знали, насколько критично было для Сен-Жюста быстро ликвидировать угрозу, которую она представляла. Это было бы жизненно важно при любых обстоятельствах, но после смерти Роба Пьера для надежды Сен-Жюста на выживание стало ещё важнее быстро сокрушить любой вызов его собственной власти. Как сторожевой пёс Революции, Оскар Сен-Жюст несомненно являлся самым ненавидимым человеком во всей Народной Республике Хевен. Если какая-либо альтернатива ему покажется хотя бы могущей оказаться жизнеспособной, его способность удержать власть станет даже более чем сомнительной.

Фонтейн опустил чашку и несколько секунд смотрел на неё, затем поднял голову и посмотрел прямо в глаза МакКвин.

— Вы можете оказаться правы и в этом, — наконец сказал он. — Однако Оскар всё же ещё способен вас удивить. Даже если и нет и даже если вы на самом деле сумеете это осуществить, то ради Бога, что вообще заставило вас попытаться? Боже мой, женщина! Вы можете преуспеть, однако вы должны были сойти с ума, чтобы так рисковать, поставив всё на одну ставку! И пожалуйста, не пытайтесь утверждать, что были “готовы” ко всему этому. Я слишком долго работал около вас, чтобы не узнать, когда вы импровизируете подобным образом, как сейчас.

— Разумеется я импровизирую, — ответила она ему. — После того, как вы с Сен-Жюстом решили, что меня следует списать, у меня не было особого выбора, но я не буду прикидываться, что мои собственные планы были полностью разработаны. — Она покачала головой. — Я никогда не думала, что Пьер дозволить убрать меня до того, как мы будем твердо уверены, что манти пришёл конец.

— О чем вы говорите? — поинтересовался Фонтейн и брови МакКвин поднялись от искреннего удивления в его голосе.

— Помилуйте, гражданин комиссар, — сказала она. — Не стану прикидываться, что была счастлива узнать, что Сен-Жюст дал вам полномочия работать против меня, однако я решила, что не должна считать это личным делом. Хотя при сложившихся обстоятельствах для вас едва ли необходимо пытаться притворяться, что он этого не делал.

— Но он... — начал было Фонтейн, но оборвал себя. Он несколько секунд созерцал МакКвин, затем без малейшего веселья рассмеялся.

— Не знаю, почему вы считаете, что Оскар собирался ликвидировать вас в ближайшее время, — сказал он ей, затем взмахнул рукой в воздухе, увидев недоверие на её лице. — О, я не утверждаю, что он не решил, что вас следует устранить, гражданка секретарь. Я всего лишь говорю, что всё, что мы с ним обсуждали, находилось на очень предварительном этапе. На, э-э, стадии сбора доказательств, можно сказать. На самом деле я получил инструкции не предпринимать против вас никаких других шагов без его особого дозволения, поскольку гражданин Председатель не дал ему полномочий действовать.

Настала очередь удивляться МакКвин. Почти против своего желания она обнаружила, что на самом деле верит Фонтейну, и сама рассмеялась.

— Всё было бы намного проще, если бы вы могли сказать мне то, что сказали сейчас, гражданин комиссар, — затем сказала она. — Если бы у меня было ещё две недели на подготовку, то Сен-Жюст даже не понял бы, что по нему ударило, а тем более не имел бы времени на ответ! Тем не менее, я полагаю, всё хорошо, что хорошо кончается.

— Я всё ещё полагаю, что поздравлять вас с победой может быть несколько преждевременно, — произнес Фонтейн. — С другой стороны, вы правы насчёт неудачи Оскара в быстрой ликвидации вашего маленького восстания. И если остальная часть Комитета действительно у вас в кармане, то, думаю, есть шансы на то, что вы действительно в конце концов победите. Полагаю, что не слишком потеряю в ваших глазах, если признаю, что хотел бы остаться в живых, а не погибнуть гордой, но бесполезной смертью. Я не думаю, что вы станете соблазнять меня предложениями высокого поста при новом режиме, чтобы я перешел на другую сторону, так ведь?

— Могу, если вам будет так угодно, — ответила МакКвин. — Разумеется, вы не настолько глупы, чтобы поверить мне, если я так поступлю. Нет, гражданин комиссар. Я не думаю, что настолько доверяю вашей алчности, чтобы пытаться подкупить вас предложением положения, с которого вы в свою очередь сможете интриговать против меня. Я предлагаю вам шанс формально перейти на нашу сторону с пониманием того, что затем вам будет обеспечена возможность тихого и незаметного ухода в отставку на какую-нибудь тихую планету Солнечной Лиги по вашему выбору, с приятной пенсией, припрятанной в каком-нибудь банке Лиги. Я думаю, что вы достаточно хорошо меня знаете, чтобы быть уверенным, что я сдержу своё слово насчет позволения вам уйти в отставку... если вы действительно отойдёте от дел. И что если вы не угомонитесь, я не стану повторять ошибку Сен-Жюста и оставлять вас в живых, чтобы вы создали мне проблемы в будущем.