Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 151

— Это значит — все пополам?

— Получим по миллиону и разбежимся. Не надо улыбаться. Есть среди комсомольских работников те, кто именно так и думает. Словно мы не серьезная, с традициями газета, а какой-то липовый кооператив. Да может, мы и оклады журналистам не будем увеличивать. Доходы сотрудников — да. Ведь до смешного доходит. В каком-нибудь новом издании тиражом в несколько десятков тысяч гонорар — пятьдесят рублей за страничку машинописного текста, у нас — всего шесть. И это при тираже 22 миллиона экземпляров.

— Средства нужны газете, прежде всего, для того, чтобы развиваться. Устарела полиграфическая база, крупнейшая ежедневная газета в мире издается в допотопных условиях. Мы остаемся своими в системе партийного издательства и должны вкладывать в свою полиграфическую базу свои прибыли. И потом, теперь же за все надо платить из своего кармана. И за содержание корпунктов, и издательству.

— Но ведь молодежные газеты убыточны? И потом, для чего нам столько провинциальных молодежных газет?

— Что значит убыточны? Это миф. В стране 269 молодежных и детских изданий, 160 из них печатаются в партийных издательствах. Около 62 процентов приносят убытки. Но это 6 миллионов рублей в год. Прибыль же только одной „Комсомолки“ больше чем в десять раз покрывала эти убытки. А теперь о провинциальных газетах. Можно ли назвать провинциальной рижскую „Советскую молодежь“? Я вот был в Набережных Челнах — там эта газета на равных конкурирует по популярности с нами. А „Московский комсомолец“? А ленинградская „Смена“? Речь о другом.

Почему центральные газеты имеют больше прав, чем местные? Для чего такое ранжирование, когда „Комсомолке“ положено иметь собкора в Казани, а татарской молодежке в Москве почему-то нет? Газеты должны быть равноправны. Тогда и степень их популярности будет определяться только профессиональными качествами коллектива, делающего газету.

— И последний вопрос. Владислав: а почему Вы не стали народным депутатам?

Ведь среди главных редакторов центральных изданий их немало. Тем более, что авторитет „Комсомолки“ — это же наверняка и авторитет главного редактора.

— Я, очевидно, не оратор, не парламентарий, а газетчик. Мне это дело интересно. Да и меня ведь мало знают.

..И правда. По телевизору Фронина показывают редко. Интервью он практически не дает. Делает газету. На это и уходит все время».

5 января 1991 года часовую предупредительную забастовку объявили сотрудники газеты «Комсомольская правда», которым издательство «Правда» из-за «отсутствия бумаги» объявило о сокращении периодичности выхода газеты — пять раз в неделю вместо традиционных и оплаченных подписчиками шести. Кто только затем не выступил на страницах «Комсомольской правды» с успокоительными заверениями о том, что волнения излишни, все будет хорошо: и заместители Председателя Совета Министров СССР, и сам Президент СССР. С единственной в стране, крупнейшей молодежной газетой ссориться в общем то никто не хочет.

Была многие годы эта газета брежневской, а с новым редактором Владиславом Фрониным как будто бы стала более прогрессивной, т. е. демократической, и в то же время продолжала быть очень влиятельной во всех кругах верховной власти в СССР. Редколлегия какой еще газеты могла позволить себе встретиться в полном со ставе с председателем КГБ СССР В.Крючковым, а затем и с министром обороны СССР Д. Язовым? («Комсомольская правда», «Правда», «Известия» — лишь эти три советские газеты, а также ТАСС и ИАН (АПН) имеют разветвленную сеть собственных корреспондентов за рубежом. О том, что немалый процент этих собкоров составляют сотрудники КГБ СССР и Главного разведывательного управления Министерства обороны СССР, ни дня до своего заграничного назначения не проработавшие в штате редакции, — разговор особый.).





В дни, когда Центральное телевидение отказалось предоставить прямой эфир Ельцину, «Комсомольская правда» объявила читателям о возможности позвонить в определенный час в редакцию и задать лично вопросы Б.Н. Ельцину. Ответы и вопросы на них были тут же опубликованы 14 марта 1991 года на целой полосе. И это было, учитывая тираж газеты, значительной акцией. Ельцин ведь ответил на все вопросы четко и ясно, коротко и понятно, честно и компетентно. А не в духе бесконечных и пустых словопрений, недомолвок и отговорок, намеков и инсинуаций, лжи и клеветы, которыми так отличались публичные выступления Горбачева и Лукьянова, Пуго и Крючкова, Язова и Павлова, Варенникова и Родионова. Жаль, конечно, что «Комсомолка» не была трибуной опальных Яковлева и Шеварднадзе, Бакатина и Ельцина, Боннэр и Сахарова, Попова и Собчака. Нет, нет, куда с большей симпатией предоставляли место для выступления на страницах «Комсомолки» Рою Медведеву, Эдуарду Лимонову, Валерию Чалидзе, чьи писания казались составленными от первого до последнего слова борзописцами с Лубянки, где существует десятилетия огромный отдел дезинформации со своими филиалами (к примеру, в АПН-ИАН) и сотнями платных агентов внутри страны и заграницей.

Опять же «Комсомолка» сумела напялить на себя либеральные одежды и стала смотреться — издали, если не очень пристально вглядываться, — ну совсем как некоммунистическая газета. Врать комсомольцы стали меньше, чем правдисты. Вот, к примеру, 4 июля 1991 го да обе газеты поместили почти идентичное сообщение Российского информационного агентства о сборе в Вильнюсе подписей в защиту литовского ОМОНа. И только «Комсомолка» в отличие от «Правды» оставила в конце сообщения ключевую фразу о том, что за два дня было собрано всего сто подписей. «Правда» и здесь смолчала, а значит, крупно солгала.

Владислав Фронин, главный редактор «КП», так отвечал в сентябре 1991 года газете «Российские вести». Вопросы касались трех тем: (1) ситуация в стране, судьба демократии, ее перспективы; (2) место на рождающейся «четвертой власти» — власти информации, свободы сло ва в жизни общества; (3) ваше послание народу и тем, кто сегодня стоит у власти.

Вот мнения главного редактора «Комсомольской правды»:

«1. В трудный момент демократические силы и демократические газеты объединились, и меня беспокоит, что сейчас, после победы, в самих демократических силах начинаются ненужные, мне кажется, трения. В том числе и между газетами.

Мы очень рассчитывали на то, что писатели поймут, что нельзя в трудную минуту выяснять свои отношения и заниматься мелкими кадровыми смещениями. Поэтому очень важно сейчас понять, что демократия вроде и победила, но ей сейчас предстоят самые серьезные испытания. Если не будет единства демократических сил, то мы можем получить еще худшее, чем то, что было 19–21 августа. Может быть, югославский вариант — самый страшный из всех!

Свои надежды я прежде всего связываю с российским правительством, его энергичными действиями и с тем, что оно может объединить вокруг серьезных, мыслящих, деловых профессионалов.

Я не большой специалист с точки зрения конкретных экономических реформ, но реформы должны быть.

2. Думаю, что еще очень далеко. Мы не имеем свободной и независимой прессы, мы имеем очень много независимых газет, но я не думаю, что они такие уж независимые. Мы, кстати, в издательстве „Правда“, наверное, единственное издание, которое еще зависимо и издается вместе с комсомолом и не сняло свои ордена и не сменило имени. Дело все-таки не в названиях, мы любим быстро переименовать города, присваивать какие-то эпитеты своим газетам, а дело прежде всего в экономической независимости, ее у наших редакций нет. Экономической независимости от кого бы то ни было.

3. Сейчас, при новых выборах, народ должен не допустить тех ошибок, которые он допустил в предыдущих выборах. Именно этими ошибками отчасти и объясняются все эти сложности, эти трудные дни, которые были в августе. Мы очень легко хотим все свалить на Президента, не только Президент избирал, мы сами избрали народных депутатов, они послушно и утверждали людей, которые окружали Горбачева, а потом предали Президента.